Там, где нас есть
Шрифт:
Малка подолгу за границей никогда не жила, бывала на каникулах у теток во Франции и у родственников деда с материнской стороны в Марокко, ездила в школьные годы в Польшу. Конечно, ей было интересно, как там в Канаде, если там жить.
B Канаде ей и понравилось, и не понравилось. Понравилось, что ее действительно любят родители Джонни — так Зэева звали дома. Понравился французско-американский Монреаль, хотя по-французски в Квебеке говорят несколько необычно, на взгляд Малки. Понравилась работа в частном детском саду, с некрикливыми и воспитанными ребятишками. Малка ж детский психолог, специалист по коллективному поведению, забыл сказать, на кого она училась.
Не понравилось Малке, которая считала себя нерелигиозной, что по субботам считающие себя религиозными родители Зэева чинно садятся в машину и едут (едут!) в синагогу, до которой, собственно, и пешком недалеко идти, но все почему-то туда едут (едут! Вот чудные евреи в Канаде) и, помолившись, спускаются в еврейский клуб в подвале синагоги. Там мужчины курят сигары, пропускают по рюмочке, играют в бильярд и беседуют.
Почему-то Малку слегка обидело такое отношение к их религии, но она привыкла. Не понравилось Малке, что, когда случается упомянуть, что она из Израиля, люди, с которыми встречаешься в субботу в синагоге, как бы начинают ожидать от нее чего-то. Ну вроде как она сейчас запоет «Атикву» или покажет татуировку с магендавидом на плече. И слегка расстраиваются, что она ничего такого не делает. Не оправдывает ожиданий от своей экзотичности. Но она привыкла и к этому и перестала обращать внимание.
Малке не понравилось, что к подружке не стоит просто забегать ненадолго, а надо сначала позвонить. Не понравилось, что за покупками не стоит выскакивать в шортах, а лучше одеться поприличней. И полицейским, если они остановят тебя на дороге, не стоит говорить: «Привет, брат, как дела? Что случилось?» Но она привыкла.
Не понравилось Малке, что Зэев слишком много работает. Он и в Израиле не сидел без работы, но она там заканчивалась, когда он выходил из офиса или из аудитории, а тут она продолжалась. Иногда не сразу и поймешь, когда он работает, а когда они развлекаются. Ей не нравилось, что она не понимает такой важной детали. Потому что ужин в ресторане, куда они с Зэевом отправились, оказывается, очень важная для бизнеса встреча, и нельзя бесшабашно отплясывать, нельзя громко смеяться, нельзя называть соседку по столу Лиззи, а надо называть ее миссис Хеннинг, а то как бы не совсем прилично. Вообще не понравилось, что надо соблюдать массу незнакомых раньше довольно строгих правил. Но постепенно она привыкла.
А что совсем сильно ей не понравилось, так это зима. Долгая, очень долгая, Малка в жизни не бывала так подолгу в закрытых помещениях, не видя неба. Зима сначала слякотная, потом морозная и снежная, солнце показывается редко, и от него еще холодней. Зэев расчищает широкой лопатой дорожку перед домом, надо долго греть машину, все время кутаешься, на гололеде может занести. Дети кашляют несколько месяцев подряд, а младший, у них уже двое детей стало, почти все время сидит перед телевизором.
Но она привыкла.
Нет, временами было здорово и зимой. Она научилась ловить рыбу из-подо льда, кататься на лыжах, не спеша и не паникуя, подрабатывая рулем, тормозить в дорожных пробках в ранней темноте. Рождество, когда город заполняется елками, и гирляндами, и Санта-Клаусами. Научилась не выскакивать на задний двор в одном свитере и не выходить из дому без перчаток.
Любящий муж, здоровые детки, большой и красивый дом, интересная работа, что еще нужно ей? И она привыкла. И не обращала внимания на досадные мелочи.
А Зэев что? Да ничего. Ему-то что? Он среди всего этого родился, в Израиле жил не очень долго, ему все привычно и понятно.
Оказалось, что не все. Он первый заговорил о возвращении в Израиль. К морю, долгому лету, к армейским сборам раз в несколько месяцев, к жизни, протекающей в основном под открытым небом, в тесноте, скученности, шуме, безалаберности. К хождению на работу и в банк в шортах, к друзьям, которым можно покричать в окно и они помашут рукой — заходи, мол, и к полицейским, к которым можно обращаться «привет, брат». Да, и к полицейским тоже. А еще к постоянно открытым окнам, несущемуся из них шуму жизни, от которого чувствуешь, как жизнь происходит вокруг тебя и сам чувствуешь себя более живым.
А еще к беспокойствам за родных и знакомых, к ожиданию войны, к сообщениям о терактах, склокам в правительстве. К нехватке денег, да, в Израиле они оба будут зарабатывать меньше. Она почти забыла это все, но Зэев заговорил об этом, и надо было что-то вместе решить. Они решили вернуться.
Вернулись. В дом Ошрат в Реховоте. Не такой большой и красивый дом, как у старших Селзнеров в Монреале, но все же дом, где их ждали. Сестры Малки вышли замуж и зажили отдельно, в Рамле и Петах-Тикве, Ошрат осталась одна, и ей было скучно. Все-таки она привыкла к большой и шумной семье, готовка, стирка, уборка, дети играют и ссорятся, а тут вдруг тишина и бездействие. Нет, она не то чтоб совсем прямо тосковала в четырех стенах, но с прежним временем, а особенно со временем, когда еще был жив Малкин отец, Ицик, сравнивать нельзя.
Ошрат просто расцвела по возвращении старшей дочери с двумя внуками и зятем. Снова ее жизнь наполнилась. Она играла с внуками, возила их купаться в море, в Ашдод, и водила в местный музей науки смотреть всякие диковины. Сначала дети почти не говорили на иврите и стеснялись всего, а потом постепенно стали такие же заводные и горластые, как соседские ребятишки, и перестали говорить с ней по-французски. Вот оно, счастье еврейской бабушки. Зятя она не то чтоб полюбила, но за столько лет привыкла и даже не вздрагивала внутренне, вспомнив, что ее дочь замужем за ашкеназом.
Ну а у Малки с Зэевом что-то не очень ладилось. Верней, у них-то все ладилось, но между ними что-то было не так. Малка отмалчивалась, а Зэев — он всегда такой. У него о чем ни спроси, все всегда в порядке. Да он и получил то, чего хотел, свое место в мире, свое осознание в нем, а Малке показалось в Израиле тесно, в Канаде было просторней, верней, там было тесно иначе.
К примеру, на конференции по детской психологии собирались каждый раз сотни, даже тысячи незнакомых и малознакомых людей, а тут — несколько десятков знакомых лиц. Встреча выпускников университета просто вогнала ее в депрессию. Все, все поголовно работали где-то за границей, защищали там диссертации, преподавали, а ты что, вернулась в Израиль? И какая-то вынужденная пауза после кивка. Как будто какая-то бестактность сама собой совершилась. Как будто что-то не удалось.
Объездив школьных и армейских подруг, Малка тоже почувствовала какую-то паузу после своих слов, что она вернулась с мужем и детьми в Израиль, живет в доме матери и работает психологом в начальной школе. Какой-то запах неудачи чувствовался им всем в ее возвращении, а ей не хотелось вдаваться в подробности. Да и как объяснить чувства и мысли, которые привели тебя из благополучной и устроенной Канады в родной, любимый и привычный, но сильно в стороне от всех мировых дорог Израиль. Да и зачем объяснять ей и самой-то непонятное?