Там, где нас есть
Шрифт:
Ирка вышла замуж очень удачно, за здоровенного и веселого орденоносца Якова, сына школьного завхоза Зямы. Жили молодые хорошо, Яков пил до потери сознания примерно пять раз в год, что выгодно отличало его от соседей, и бабка Катерина на зятя-еврея не обижалась. А когда Ирка начала беременеть и разрождаться один за другим рыжими горластыми внучатами, то и вовсе оттаяла, утратила строгость и холодность в обращении и затевала им то оладушки из картошки, то пирогов из добытой по случаю муки. А стул перекочевал к Зяме, в его школьную каморку, ибо перестал уже радовать глаз своим гордым видом и покрылся многочисленными царапинами и порезами от неугомонных игр Зяминых и Катерининых внуков.
Зяма подремонтировал стул и в один из дней, когда в кабинете исторички Светланы Тарасовны разлетелось под ней вдребезги еще дореволюционной работы канцелярское кресло, перетащил его к ней, с утешениями ее стенаний на женскую нелегкую судьбу. Кресло возродить к дальнейшей жизни не удалось, и стул остался в историческом кабинете на долгие десять лет, до самого конца хрущевской «оттепели».
В шестьдесят восьмом году завод дал школе деньжат на новую обстановку, и стул очутился вместе с древними партами и рассохшимися грифельными досками в огромной куче, которую потихоньку растащили по дворам запасливые жители близкого частного сектора. Стул после тщательного осмотра оказался в летней кухне семьи Шаповаловых, приехавших в город после войны. Там он дождался переселения Шаповаловых в новый дом на другом конце города, а сам попал под разграбление окрестными пацанами, вместе с другим брошенным за ненадобностью добром.
Я и мой приятель Серега обнаружили его вместе с книжками, среди которых была «Сильна, как смерть» Мопассана с ятями. «Сильна, как смерть» досталась мне, а Серега потащил домой старинный стул с блестящими накладками на углах и замысловато изогнутой спинкой и ножками. Мать, конечно, погнала Серегу с этой грязной рухлядью, и Серега отволок стул в другой подъезд, к деду Семену Козлову, одному из братьев-близнецов, притащивших его за невесть какой надобностью из далекой Европы.
Видно, чем-то памятен был деду Козлову тот стул или стал памятен теперь, когда оказался перед глазами после тридцатилетнего отсутствия, потому что в свое время расстался он с ним довольно легко, не жалея. А может, просто поразился дед Козлов путям, которые свели его с этим куском обработанного дерева, развели и свели вновь, на излете его жизни, в которой всякое бывало, в том числе и не менее удивительное.
К чему я вспомнил всю эту древнюю историю? Да к тому, что точно такой же старый и гнутый, растерявший бронзовые накладки стул увидел я под торговцем овощами на рынке Кармель в Тель-Авиве, мужиком сильно немолодым и явно не европейского происхождения. А рядом с ним стоял его черноглазый внук и с интересом, должно быть, размышлял, чего это толстый «русский» дядька так уставился на его деда. Хотел я было спросить, какими путями прибыл сюда тот мужик в черной кипе и стул под ним, да раздумал. Какое нам, в сущности, дело до извилистых путей, которыми Всевышний сталкивает и разводит во времени и в пространстве людей, их вещи, их непростые и нелегкие жизни? И зачем Он беспрестанно помешивает ложкой в этом густом и крепкопахнущем супе, который мы привыкли называть Бытие.
Да разве нам понять, когда мы и друг друга-то понимаем редко?
Чайник для госпожи Мадждали
Я всегда в это время сплю. Дети в школе, жена на работе, а я дрыхну. Я работаю ночью, потому я, где присяду, там и дрыхну, а уж если на улице разверзаются хляби небесные, да сам я в кровати, да тихо кругом, то я дрыхну особенно свирепо. С шумом и присвистом.
Так и вчера. Детей проводил в их школы, перевернутое ими в процессе сборов вернул в исходные позиции, на посуду в раковине махнул рукой, пусть у меня будет выходной от посуды, попил чаю и затеял дрыхнуть. Хорошо было, но недолго.
Изобретение старика Белла звонило настойчиво и многократно. Ну точно какой-то продавец чего-то звонит. Нет, не отвечу, пошли они все. Я с ним, с неизвестным мне, на его счастье, продавцом, некоторое время боролся, делая вид, что не замечаю его звонков, может, отстанет? Но нет, настойчивый попался и недоверчивый. Неубедительно я храпел в ответ на его звонки. А может, и правда пионер какой попался, думающий, что самоскладывающийся пылесос со встроенным словарем и развивающей игрой для дефективных спасет человечество в целом и нашу маленькую страну в частности. Короче, устал я с ним пассивно бороться и все-таки поднял трубку, подумав и сквозь сон испугавшись, что вдруг с кем чего случилось, а я делаю вид, что я не здесь и не я это вовсе.
Ладно, думаю, в конце концов ты сам этого захотел. Видит Бог, я пытался сделать тебя счастливей, но некоторые не ценят того, что у них уже есть.
— Алё, — говорю. — Чем могу помочь в вашем затруднении, раз уж вы нам позвонили?
Такая у меня формула для начала активной фазы борьбы с продавцами всего по телефону.
Они по простоте душевной думают, что это они мне звонят с целью разрешить все мои возможные затруднения путем всучивания за бешеные деньги какой-нибудь хрени. Ага, не тут-то было, я уже перехватил инициативу, и им теперь понадобится перегруппировка войск.
В трубке помолчали, очевидно задумавшись о собственных затруднениях (а у кого их нет, и уж точно не у человека, вынужденного кормиться анонимным вешанием лапши на уши соплеменников), и на пару секунд им там было не до моих бед. Даже побольше, с полминуты невидимый противник приходил в себя, перебирая в мозгу свои затруднения. Видимо, затруднений он имел в количестве, бывает.
— Ну? — продолжил я. — Так и будем молчать или займемся делом? Давай начинай уже побыстрей, я занят вообще-то. (Что означает: я не как некоторые, я честно и много работаю и плачу бешеные налоги, а не высиживаю пособие и малую необлагаемую копеечку трепом по телефону.) Давай рассказывай скорей, чего там у тебя случилось.
Продавцы всего по телефону — ребята, привычные к тому, что звонят они всем и всегда некстати (ну, может, их старушка-мама светится от счастья, не знаю точно), поэтому там обрадованно засопели, вспомнили кодовую фразу, которой их обучил ихний Главный Начальник на курсах Начинающих-Всучивателей-По-Телефону, и начали, приободрившись:
— Мир! Я не займу долгое ваше время, когда я представляю международную фирму … (дальше было какое-то название, я их, не дослушав, забываю, пусть будет «Супер-тек»), чтоб рада сообщить вам о появлении для твоей продажи … (тут название товару, не имеет значения какого, я ж все равно не куплю, пусть будет «Супер-дил»), способного изменить ваша жизни от начал и до конца!!!
Ага, так я и дал тебе менять мою жизнь, засранец. Не говоря уж, что к началу ты малость опоздал.
Тут надо бы сделать лирическое отступление. Совершенно верно, призванное пояснить, как вы уже догадались, мои внимательные читатели.
Кодовая фраза вбивается в головы Начинающих-Всучивателей-По-Телефону на иврите, доступном как минимум студентам-филологам университета Бар-Илан, и призвана не представить фирму и чем она там торгует, а выяснить степень владения ивритом у слушателя этой любительской пародии на Песнь Песней. Естественно, курсисты им владеют, ну примерно как вы высокогорным диалектом языка майя, а предполагаемые жертвы должны, по идее, владеть еще хуже, иначе кирдык бизнесу с лохами.