Там, где нас есть
Шрифт:
К моменту встречи Славка изнемогал от своей двойной жизни нешуточно. Та Россия, за пределами его размеренной жизни, с масштабом ее горения, с ее размахом, не давала ему покоя. Великие свершения и ужасные поражения были в той России. Ничего похожего на жизнь в среднеевропейской стране, где он находился наяву. Та Россия была более яркой и подвижной. И полынной горечью отдавалась в Славке неустроенность его родни в той стране, доводящая просто до слез и отчаяния. Он с ума сходил от желания наконец разобраться, где он и что с ним.
В первый день рождественских каникул купил он билет на самолет до Новгорода и отправился решать свою судьбу.
7
Дом Горенкова, каменный, за ажурной чугунной решеткой, среди занесенных снегом лип и берез, он нашел быстро. Горенков оказался мужчиной средних лет, даже скорей пожилым, с короткой седоватой бородой и совершенно седым ежиком волос на голове. Быстрым в движениях и крепким мужчиной. Пригласив Славку в гостиную и усадив в кресло, Семен Денисыч сразу перешел к делу:
— Я с вами, господин Самойлов, почти знаком. Доктор Смирнов, что обследовал вас с полгода назад, написал мне о ваших затруднениях в подробностях. Но он лицо официальное и не мог посвятить вас в некоторые детали моих исследований. А я — лицо неофициальное и могу вам много порассказать интересного о своих исследованиях в альтернативных путях развития различных обществ, и в частности — российского. Не беспокойтесь, вы в своем уме, и вы не один такой мне известный. Вы угодили в другой поток реальности. В общем случае вы должны были отделаться некоторыми досадными неудобствами, связанными со сном и бодрствованием, но почему-то не отделались и находитесь в этой щели между мирами, как это называют в литературе, довольно долго. Дело в том, что время между слоями реальности течет неравномерно, и у вас какой-то особенный случай. Вы еще можете сами решить, где вам быть. Технически ваше возвращение вполне осуществимо.
Они беседовали долго, до самого вечера, с перерывом на обед, который Горенков велел экономке подать в гостиную.
За обедом он предложил Славке остаться на несколько дней, продолжить беседы и задать вопросы:
— Не беспокойтесь. Вы меня нисколько не стесните, я живу один, а у вас, понимаю, впереди еще почти две недели каникул.
Славка провел у преподавателя истории и писателя еще четыре дня, они разговаривали, листали книги самого Горенкова и других авторов, ходили прогуляться, посетили знаменитый старорусский курорт, и Славка уехал к себе, одновременно и обогащенный новым пониманием и в еще большем, чем до визита, раздрае.
Выходит, он может выбрать, где ему быть. Выходит, он может все или хоть что-нибудь исправить. Или хотя бы попытаться исправить.
И это было мучительно. Дело было не в фантастических возможностях, но Славка, человек от земли, точно знал, что своего надо держаться и за свое надо бороться. А если свое отнимут, надо его вернуть. Иначе…
Не знал он, что иначе. Но это было важно. И ему надо было решить, где оно, свое.
Теперь он знал, что время на раздумья у него ограничено. Крепкий и быстрый историк пояснил, что постепенно его следы в реальности, где его нет физически, оптимизируются таким образом, что окажется, будто его там никогда и не было. Вместе с ними исчезнут и собственные Славкины воспоминания. Это пугало.
Тогда, понял Славка, останутся его тамошние мать, бабка и сестры совсем без поддержки и без надежды. Пока же надо было решаться.
Для начала неплохо было б решить, на что именно решаться.
8
Выбор был невелик, Славка не был глуп и представлял, что его ожидает, реши он пройти сквозь портал в обратную сторону. Если портал вообще оставался на месте все это время. На той стороне он чувствовал себя нужней, этой и так ничего не сделается. Нет, он вполне поддавался соблазну спокойного и ясного будущего, но, по словам Горенкова, никто не мог избавить его от воспоминаний. К примеру, самого Горенкова никто избавить от них и от раздвоенности не смог.
Никто в мире толком не занимался сообщающимися реальностями, статьи Горенкова представлялись наиболее достоверными. В феврале электропочтой Славка получил от Семена Денисыча статью, предназначенную «Научным запискам Новгородского университета», озаглавленную «Некоторые гипотезы касательно физического существования альтернативных реальностей». Там были описаны результаты нескольких вылазок самого Горенкова к местам сообщения реальностей и поставленные там довольно примитивные опыты, которые, конечно же, для науки представляли мало интереса, поскольку ничего не доказывали. Но Славке не надо было ничего доказывать, он получил в руки средство осуществления своего собственного перехода через портал и начал подготовку.
Прежде всего написал Ахмату, что хочет навестить его, поохотиться, порыбачить, все такое, и получил ответ в духе, что он сам и Агай будут рады его приезду в любое время. А озерные зеленые щуки особенно сильно обрадуются, если Славка приедет в марте или апреле. К марту Славка выучил присланную статью почти наизусть, подал в институте прошение об академическом отпуске по семейным обстоятельствам, написал в Чуйки, что намерен податься на некоторе время к отцу, и отправился на уфимском поезде на восток.
В промытых стеклах вагонных окон убегали назад города, леса, поля, дороги. Славка смотрел и думал, что, если все получится, он увидит их уже не такими красивыми и праздничными.
Ахмат ждал его на станции. В том же самом треухе и с такой же улыбкой до ушей. Славка увидел старого приятеля и сам заулыбался. Да и в самом деле обрадовался.
В улусе гостя тоже ждали. Прямо настоящий пир устроила семья Ахмата по случаю приезда дорогого гостя издалека. Баранина и говядина, конина и нежные куропатки, осетры и щуки гордо возвышались на столе. Ягода моченая и квашеная, грибы, соленая черемша — все, чем богат таежный край. Конечно же, почтили гостя и каймаком, и айраном, и соленым катыком, и свежайшими лепешками. И в сластях не было недостатка, мед водился свой, легкий и прозрачный, как будто только что выгнанный из сот.
Славка затосковал, что придется обидеть такого хорошего приятеля своим исчезновением. К мысли, что и для родных он пропадет навеки, он уже притерпелся.
В один из дней Славка попросил у Ахмата его вездеход, сказал, что хочет покататься один, и отправился по знакомой дороге к месту когдатошней катастрофы.
У знакомого до боли изгиба дороги он затормозил, заглушил движок и спустился по откосу, ломая блестящий на солнце наст и увязая по колено в ноздреватом, как сыр, мартовском снегу. Приметный булыган сидел как бы в обтаявшем кратере. Он был странно теплый, как помнилось Славке, из-под него даже торчали одинокие зеленые былинки. Эксперимента с термометрами Славка производить не стал, незачем было. Разница наружной и вблизи портала температур не интересовала его с точки зрения фиксации в лабораторном журнале. Славка вытащил из кармана два одинаковых, проверенных на идентичность хода секундомера, включил оба и один положил на теплую серую поверхность камня, а другой — в карман.