Там, где нас есть
Шрифт:
— Ладно-ладно, — сказал Веревкин, рассыпал остаток рафинада перед слоном и полез меж брусьями обратно.
Потом они немного поговорили со служителем Никифоровым. Никифоров рассказал новости о слоновой жизни за последние несколько месяцев, посетовал, что надо б отремонтировать слоновник, а фонды выбраны, то-се… Слон стоял за железным забором, шумно выдыхал и согласно кивал огромной ушастой головой: да, мол, выбраны фонды, такие дела, Веревкин…
Вернувшись в свой одиночный гостиничный номер, Веревкин быстро заснул на диване. Как был, в плаще и галстуке, он почему-то чувствовал сильную усталость. Снился ему летний вечер и что он разговаривает со слоном, а слон ему отвечает. Веревкину лет двенадцать-тринадцать, он кормит слона рафинадом с ладони, а слон хрупает сахарные кубики и говорит
— Как тебя зовут? — спрашивает юный Веревкин слона.
— Слон, — отвечает слон, — а тебя как?
— А меня — Митя, — говорит юный Веревкин.
И они оба счастливы.
Утром Веревкин выбрался из-под плаща, стянул через голову галстук и, нашарив под столом портфель с материалами конференции и письменными принадлежностями, подвинул потрепанный и ободранный гостиничный стул, сел к столу и написал на чистом листе:
Директору городского зверинца
от Веревкина Дмитрия Сергеевича,
проживающего в городе… по адресу:
ул. Краснолесная, д. 11, кв. 4
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу принять от меня в качестве спонсорской помощи на ремонт слоновника кирпич маркированный, нестандартный, в количестве около 4000 (четырех тысяч) единиц. Документы о том, что указанный кирпич моя личная собственность, высылаю вместе с ним. Доставка кирпича будет осуществлена и оплачена также лично моим участием.
Подпись. Дата
Затем он встал, с хрустом и выдохом в голос потянулся, спустился в вестибюль, купив марку и конверт, надписал на конверте адрес зверинца. Вложил в конверт аккуратно сложенное заявление и опустил письмо в ящик для внутригородской почты.
Вернуть свое (короткая повесть)
1
— Ну че, сколько там еще?
Витек заглянул через проем в вагон со щебенкой и ответил, как сплюнул:
— Как тебе до дембеля.
До дембеля и Витьку Черепу было порядком, но Славке по кличке Семен, отслужившему только четыре месяца, было еще дальше, и он со вздохом поправил серую солдатскую шапку, натянул рукавицы и взялся за полированный черенок совковой лопаты.
Славке было к тяжелой работе не привыкать — до того как его призвали в армию перед вторым курсом политехнического, он трудился в черноземном колхозе механизатором. А до курсов, где в деревенских парней яростно вбивали помимо технической премудрости и дурацкие на их взгляд лекции о международном положении вперемешку с речами партийного начальства, он помогал матери с бабкой поднимать малолетних сестер, возясь скотником на молочно-товарной ферме. Колхоз был хиленький, черноземный только названием, а на самом деле степной, на солончаках и суглинках, изрытых к тому ж оврагами и карстовыми провалами. Бесполезная для полеводства местность, но план по зерновым и свекле спускали из района аккуратно, деревня кряхтела как могла, плана сроду не выполняла, тянули за счет коровок и овечек, как оно повелось в этих краях задолго до зари колхозного коммунизма.
Голодать не голодали, огороды, слава труду, были обширные, но и культурных развлечений ноль. Клуб в перестроенном кулацком доме, под стать всей деревне расхлябанный и покосившийся, — от больших дорог далеко. Порой в осеннюю распутицу и зимнее снежное время даже кинопередвижка добиралась к ним нечасто. Да и электричество иногда отключалось. Из постоянно действующих развлечений были радио, библиотека в школе, танцы в клубе. Посиделки. Может, оттого детей в колхозных семьях было помногу, и как раз по призыву в ряды Советской армии колхоз ходил в районе в передовиках. Жили как при царе горохе, по бабкиному выражению. Бабка была рождением не деревенская, приехала в Чуйки, окончив сельхозтехникум, в коллективизацию, да так и застряла насовсем. Сначала по идейным соображениям, а потом уж не к кому и некуда было уезжать.
— И-и-эх, живем как при царе горохе, — с чувством бросала бабка Серафима в сторону темного окна с синим ледяным разнотравьем и запаливала свечку, а то и лучину.
Магазин был только в соседней деревне, и по зиме в него не находишься, свечки другой раз кончались, и бабка держала в сенцах охапку заранее заготовленной лучины. Хлеб бабка с матерью пекли сами, не надеясь на магазинную подвозку. Мука тоже другой раз заканчивалась, и тогда картошка выручала. Как при царе горохе. Само собой, кабанчик, коровка Серуха и курочки. Само собой, бочка огурцов и бочка капусты. Само собой, дрова в сарайчике. Да чего, неплохо жили. Бабка рассказывала, что при царе горохе и похуже бывало. Она была убежденная комсомолка, а потом коммунистка, а потом колхозная пенсионерка. Двадцать три рублика колхозной пенсии и орден Трудового Красного Знамени в шкатулке на этажерке, портрет Сталина в красном углу, бабка была еще и упертой сталинисткой.
Славка держался иного мнения о вожде, в конце концов, обещанная им счастливая и зажиточная колхозная жизнь была перед Славкиными глазами непрерывно, но с бабкой Серафимой спорить опасался. Бабка была ого какая крепкая и жилистая, на расправу скорая, и рука у нее была тяжелая. Да и любил Славка бабку. И уважал за несгибаемость и упорство. А еще больше любил мать, которая бабке никогда не перечила, хотя по отрывочным с матерью «политическим» разговорам было заметно, что бабкиных пристрастий мать не разделяет. Отец Славки, как родились его сестры-тройняшки, взял от колхоза открепление и подался на Север, за длинным рублем. Через пару лет, приехав в отпуск, развелся с матерью в сельсовете и уехал уже насовсем. Деньги некоторое время слал, потом постепенно перестал, он на Севере женился, надо было налаживать новую жизнь. Не до Славки с сестрами, Веркой, Надькой и Любкой, было теперь отцу. Гордая мать не подавала в суд, да и где тот суд, не наездишься из Чуйков по судам. Тянули с бабкой как могли, а там и Славка подрос.
Славка подрос, оказался способен к технике, председатель заговаривал с матерью об институте, об именной стипендии, говорил, наскребем из колхозной кассы выучить парня, воздействовал через бабку, упирая на развитие колхозной молодежи, и таки выговорил послать Славку в Политех, на эксплуатацию колесных и гусеничных машин.
Славка хорошо учился, много читал, подрабатывал то дворником, то сторожем и отсылал в деревню почти всю стипендию, наезжал с гостинцами, но тут подкралась новая забота, прислали повестку из военкомата. Славка, не упираясь, пожал плечами, сдал косой комендантше койку в общаге, библиотечные книги отнес в институтскую библиотеку, подписал обходной, простился с бабкой, матерью и сестрами и поехал в райвоенкомат для исполнения почетного долга по защите социалистического Отечества.
В неразберихе сборного пункта записали Славку в железнодорожные войска вместо обещанной военкомом автомобильной учебки и без задержки увезли в общем вагоне на восток. Продрав глаза на третий день пути, Славка увидел в окне как-то по-кошачьи плавные и мягкие холмы вдалеке. Поинтересовался у сопровождающего прапорщика, что за места.
— Урал, — ответил прапорщик.
2
— Солдати-и-ик… — тихим голосом, и еще раз, протяжно — Эй, солдати-и-ик…
Славка приходил в себя трудно, выцарапываясь из забытья, как из крепкого сна. Наконец вынырнул с трудом, разлепил глаза и сел, мотая головой.
— Очнулся? Хорошо. — Говорящий имел широкое лицо с редкой бородкой и смеющиеся узкие глаза. Покачал головой в лисьем треухе и заговорил, смеясь — Иду к брату в улус, вижу пограничник едет, вдруг бабах! Огонь, машинка перевернулся, человек выпал, что такое? Подбежал, ты лежишь, думал мертвый, испугался. Испугал Ахмата пограничник.
«Хренасе. Татарин. Пограничник. Где пограничник?» — подумал Славка какими-то отрывками мыслей и оглядел себя. От бурых высоких ботинок со шнуровкой до странного оливково-серого цвета плотных штанов с кучей карманов, выше до такой же с многими карманами оливково-серой куртки. До планочки на верхнем кармане. Шевеля губами, Славка с трудом прочел перевернутые буквы: «САМОЙЛОВ В.». «Все правильно, Вячеслав Самойлов», — несколько успокоился Славка. Переведя взгляд на левое плечо, увидел шеврон с золотым орлом и цепью вокруг него, снизу надпись: «ПОГРАНСТРАЖА РОССИИ, Уральский округ», — и опять занедоумевал.