Там мой брат!
Шрифт:
А ведь мне нужно его убить. Иначе не уползти. И как можно скорее… Я даже не знаю, первая ли это стража, или я уже пропустил чью-то вахту…
Наран, забери его демоны, сидел у костра боком к огню, чтобы контраст между пламенем и темнотой не слепил глаза. Что же мне делать? Если я ошибусь – он ещё, чего доброго, заорет, зараза!
– Кошка... а ты летать не умеешь?
– с тоской спросил я, прикидывая свои шансы докинуть до часового нож.
– Путаешь, милый, я Кошка, а не летучая мышь, - отозвалась куг.
– Если кинешь - может, и полечу.
Картина перелетной птичьей стаи, за которой, отчаянно маша лапами, пытается поспеть полосатая кошка, была уморительной и, учитывая ситуацию, вызывающе нелепой.
Я вновь уткнулся в траву, издав тихий протяжный стон. Тут даже и напрягаться не пришлось, к сожалению.
Наран завертел головой и нехотя встал. Есть!
Особо оглядываться на него не стоило, еще заподозрит неладное... Не заподозрил. Я слышал, как орк вальяжно приближается. Ночь была тиха…
– Ну-ка, что это тут? Эльфятина, скулишь, что ли? Может, решил рассказать, зачем тебя посылали? А?
Сапог ткнулся в бедро. Я застонал – боль отдалась в раненой ноге. Гад.
– Еще не так скулить будешь!
– злобно прошипел Наран, пиная меня ещё раз.
– Специально попрошу палачей Солнцеликого Алдара, чтоб помочь дозволили!
Новый толчок опять перевернул меня на спину.
Спасибо! Так ещё лучше! Ну вот… только бы получилось.
– Кошка… - одними губами выдохнул я.
И, сжав пальцы на костяной рукояти, попытался вложить всего себя в одно движение: руки, выброшенной вперед. Куг вылетел стремительно и точно.
Наран булькнул, скосил удивленные глаза на рукоять застрявшего в горле ножа - и с идиотски-блаженной улыбкой рухнул лицом вниз, едва не придавив меня. Вернее, придавил – ноги он придавил. Их надо было ещё вытащить.
Мысленно я помянул всех демонов орочьего пекла, прямо таки обязанных проявить гостеприимство по отношению к Нарану. И попытался вытащить свои ноги, а одновременно повернуться на бок. Чудом не заорал – так усилие отдалось в спине.
Отлежаться бы, отдохнуть – но нельзя. Кто же знает, когда вздумается проснуться остальным!
Не дай светлые Боги, захочет кто-то выйти по надобности или проверить, насколько хорошо Наран свои обязанности исполняет!
Были бы силы, я посадил бы его, чтобы поза была, как у живого – но и это до первого оклика. Некогда мне отдыхать. Встать… опереться-то не на что, свалюсь, скорее всего, без костыля. Значит – ползти. Ну ещё… хотя бы тридцать ударов сердца… мне же ещё надо, чтобы тихо!
И про Кошку не забыть. Про друга моего.
«Кошка!» - позвал я. «Спасибо тебе…»
Дотянуться – где там рукоять? Кошка, впрочем, не стала дожидаться, пока я трясущейся рукой ухвачу костяное ее изображение. Сама прыгнула в руку, как, бывает, соскучившийся кот толкается лбом в ладонь.
Я попытался вернуть ее в ножны, неловко так, и почти услышал: «да ладно уж! Давай лучше… себя в кучку собери… вояка!»
Что ж… Ещё немного отдышаться, сжать зубы
Руки вперед… расстояние – меньше шага, но больше не получается… Подтянуться… Выдохнуть… Набрать воздуха… Подтянуться… Оттолкнуться здоровой ногой… Подтянуться…
Так миновало, кажется, полночи. Если бы не видел я луну – подумал бы, что скоро рассвет.
Ткнулся лицом в траву, переводя дух. Никогда бы не подумал, что это возможно – выдохнуться, одолев смешное расстояние... Двадцать шагов или около того.
И ведь я полз, а не шел!
Только бы не испугались лошади. Орочьи скакуны - сторожа не хуже собак. Ну, милые! Я же вам не враг… Молчите? Пожалуйста, я вас очень прошу! Я свой. Я хороший. И вы… вы наверняка очень хорошие, ведь лошади не воюют… они как раз и страдают порою больше людей, страдают ни за что…
Холодная земля не остужала голову. Что же голова-то так горит! Я полежал неподвижно – недолго. Долго нельзя…
Гнедая кобыла щипала траву в двух шагах, не обращая на меня внимания. Я долго, пристально смотрел на нее, представляя, как подхожу к ней, глажу мягкую гриву... красивая грива, красивая, умная лошадка! Похлопываю ее по шее, подношу к морде большой кусок хлеба, посыпанный солью.
Он пахнет летом… и мирным временем.
Кобыла фыркнула, подняла голову от травы и уставилась на меня.
Ну, давай, милая... Давай подружимся. Я никогда не бил лошадей. А ещё я легкий, и бронь не ношу. Меня таскать легко. И хлебом я тебя накормлю, сам не съем, а тебе дам… только увези меня отсюда… пожалуйста…
Кобыла не торопясь переступила и подошла ко мне – я лежал в нескольких шагах всего.
Лошадиный нос потянулся к моему лицу. Я медленно поднял руку и осторожно погладил храп. Кобыла не возражала.
Помоги мне!
Я вспомнил прикосновения к своему сознанию души куга и представил, что точно так же касаюсь сознания лошади…
Помоги. Возьми меня на свою спину, и уйдем отсюда. Я не стану тебя обижать. И обязательно раздобуду для тебя хлеб с солью… обязательно… если доживу. А я должен, понимаешь?
Я думал об этом, упорно и с силой – если можно расходовать силу на мысли. Мне казалось, что да…
Пожалуйста. Давай будем дружить. Я легкий…. Я никогда не бил лошадей…. Буду чистить тебя, гладить, купать в речке…
Кобыла попыталась понять. Мне так казалось по внимательному ее взгляду. Потом наклонилась ещё раз, обдав меня теплым, пахнущим травой дыханием. Тихонько фыркнула… Я как будто услышал:
– Ну так садись… Если очень нужно… если потом будет хлеб…
«Не смогу», подумал я ей. «Я ранен, не заберусь. Лошадка… Птичка ты рыжая… присядь, прошу тебя . И я тогда заползу».
Лошадь вздохнула – совсем по-человечески – и тяжело, подогнув ноги, села на землю.
«Спасибо!» - чуть не сказал я ей вслух. И пополз… полез… даже не знаю, каким словом это можно было назвать. Скорее всего, каким-нибудь неприличным! Это наиболее полно отразило бы суть.