Там, за Невидимым Пределом
Шрифт:
– Земляки, – вещал Серьга. – Пролитая кровь сблизила нас, мы вместе гнали врагов. Эншехир повержен. Отдадим почести героям и решим участь хана и пленных.
Эншехир держался достойно, страха в глазах не было. Он лишь обводил взглядом шумящую толпу.
– Что с погаными делать будем? – катился над притихшей площадью громкий голос атамана. – Решай, народ калиновский!
– На дыбу их! – зашумело людское море. – Чтоб игмедами и не пахло!
– Разорвать конями!
– На кол, на кол изуверов!
Атаман хранил молчание.
Игмеды и онлавы пытались по интонациям разгневанных кумогорцев угадать свою судьбу.
"Была б моя воля, отпустил бы хана на все четыре стороны, – думал предводитель лесных грабителей. – Смелость человеческая всегда восхищает, во враге её видишь или в друге". Взгляды Серьги и Эншехира встретились. Хан усмехнулся.
"А что тебе остаётся? – пожалел в душе Серьга. – Добро, хоть честь не роняешь".
Пленных приговорили к плахе, Эншехира – к четвертованию.
Трудно понять Загорье, трудно. Лежит страна наша до самого края земли. Ни завоевать её не могут, ни порядок навести.
"Изменится ли что-то?" – спросит чужак. "А зачем?" – воскликнет загорец, понимая, что порядка здесь не будет, так что и пытаться нечего. Надо бы народ заменить. "А зачем?" – снова спросит уже знакомый нам загорец. "Как зачем? – изумится бестолковый иностранец. – Чтобы порядок был!" "А нас куда?" – поинтересуется собеседник. "Ну…", – замнётся чужак. "То-то!" – подытожит загорец, который на первый взгляд казался беспробудным дураком.
За бугром диву даются: как они вместе жить умудряются? Сегодня плачут друг у друга на плече, а завтра за топор хватаются. А не поймёте вы нас, если и проживёте здесь сто лет! Потому как сами себя не понимаем! Носит нас туда-сюда, из-за чего и страдаем.
Власти служим, но сметём её, коли шатнёт нас в сторону; подчиняемся, но шутки о князьях порою злобные; живём семьёй, не любим, когда кто-то выделяется, но и великими гордимся; растворяемся в народе и тут же занимаемся углублённым самоедством. Так и сидим меж двух стульев, когда рядом – скамейка. А на скамейке неинтересно, удовольствие не то!
Можем предать, напакостить, полить грязью, зубы друг другу пересчитать; можем соседу свинью подложить, амбар спалить. Грызём друг друга и тем насыщаемся. Бранимся до поры до времени, пока враг на горизонте не покажется. Объединяемся не ненавистью к супостатам, а любовью к Загорью нашему. А почему нас завоевать не могут? Значит, так задумано. Громадный кусок земли кому попало не перепадает. Значит не так всё просто, нужно Загорье, без него никак.
Серьга сживался с кумогорцами. Те поглядывали с опаской, ворчали, но против не выступали. Да и как выступишь, если у новоявленного князя такие заслуги, да ещё и войско сильное?
С дружиной Серьга повозился. Соратники, с которыми коротал годы по лесам, приучились к вольнице.
– Менять привычки надо, браты! – ставил на вид атаман.
– Давно ль сам таким был? – отвечали ему.
– Что было, то прошло! – обрывал возражения новоявленный князь, шагая по горнице. – До конца дней намерены в бандитах числиться? Тогда в городе вам не место. А кто за старое возьмётся, тому в лес дорога. Пусть как волк мыкается да таскает курей из сараев.
– Ты и в волки не хочешь? – приподнимаясь, поинтересовался Кабан – седеющий бородатый воин с бычьей шеей.
– Не хочу! – повернулся к нему Серьга.
– Собаку лучше кормят!
– Напрасно зубы скалишь! Вилять хвостом ни перед кем не буду, но по-людски жить хочется, чтобы дом свой…
– Жена! – подсказали из-за спины.
– Да, и жена, и дети. А кому не по сердцу такое житьё – милости просим к волкам и медведям.
– Не думал, Серьга, что так расстанемся! – сверкнул глазами Кабан. – Забыл, как зимой одной шкурой укрывались, а поутру из снега выкапывались, точно медведи из берлоги?
– Ничего я не забыл, только слово моё твёрдо, – молвил князь. – Вот моя рука. Оставайся – будем Кумогорами править. Уйдёшь в лес разбойничать – не жди пощады, расправлюсь как с волком.
– Эх, Серьга! – опечалился Кабан. – Как-то встретимся?
Желающих уйти набралось десятка три. Остальным сытая жизнь дружинников пришлась по сердцу, а через несколько месяцев уже и свадьбы играли.
Женщины падки на героев. Ну и что, если герои недавно вызывали страх? В глубине души каждая не прочь познакомиться с любым из них. Смелых воинов да благородных грабителей во все времена окружает ореол романтики. Когда такие мужчины рядом, выясняется, что они не страшны, а даже притягательны для женских сердец.
Худо-бедно, но спустя пару лет князь отстроил город. Победителя Эншехира уважали и боялись. Под защитой сильной дружины кумогорцы трудились, умножая достаток. Успехи радовали Серьгу, но соседние княжества не признавали бывшего разбойника. Князь пребывал в одиночестве, только Скобей оставался верным другом.
– У меня один путь, – после тяжёлого раздумья признался Серьга.
– Жениться?
– Да, на знатной.
– А если знатная за тебя не пойдёт? – усомнился Скобей.
– За князя-то?
– Не знаю, не знаю, – покачал головой воевода и замолк.
Серьга выбрал Вету, дочь Ступника – одного из пятерых бояр, уцелевших после сечи. Из остальных четверых лишь Запун имел дочь, но весной ей исполнилось всего одиннадцать.
Вета была худощава и молчалива. Кожаный ремешок с колтами перехватывал русые волосы, заплетённые в короткую косу. "Не совсем красавица", – как выразился однажды Скобей.
– Мне нужны дети благородного происхождения, а Ступник против не пойдёт, – рассуждал Серьга. – Да и родня у него в Гагановом княжестве.