Танцовщица для небесного бога
Шрифт:
— Некоторые ненавидят, — говорила тем временем Мадху, — некоторые опасаются, но хорошо никто не относится, запомни это.
— Девушки рассказывали, что один из нагов чуть не замучил до смерти нашу танцовщицу…
— Девушки врут, — уверенно сказала Мадху, она села на постель и смотрела, как Анджали раскладывает привезенные наряды и украшения, как раздевается, распускает косу и расчесывает волосы. — Наги признают браки и любовные связи лишь между собой. Пару раз я слышала, что кто-то из высших нагини влюблялся в человеческих мужчин, но ни разу не слышала, чтобы мужчина-наг взял себе
— Если они не смотрят на человеческих женщин… — Анджали замялась, окинув взглядом фигурку Мадху, — то тебе здесь, наверное, очень одиноко?
Апсара грустно улыбнулась и опустила голову, разглядывая свои ноги в туфлях из шелка — она надела туфли, сняв меховые сапожки, и новая обувь была такой же красивой и удобной, как прежняя.
— Благодарю, что спрашиваешь, — сказала Мадху. — Ты не похожа на дайвики. То есть ты не такая спесивая, как они, — она засмеялась, а потом полюбопытствовала: — Как получилось, что ты оказалась здесь? Дайвики никогда не приходят к нам.
— О, ты же знаешь, какие нравы царят у нас там, — отшутилась Анджали. — Я посчитала, что надо скрыться на время. Где скроешься надежнее, чем в Патале?
— Понятно, зависть, — кивнула Мадху. — Ты сделала правильно, что сбежала. Наши подруги способны на многое.
— На арангетраме мне разорвали костюм для выступления.
— Разорванный костюм — это не самое страшное. Опасайся перейти дорогу той, кто дружна с богинями, тогда могут и проклясть.
Что-то в ее тоне заставило Анджали отложить шкатулку, в которую она перекладывала ожерелья и серьги, и посмотреть на Мадху внимательнее:
— Тебя прокляли?
— Богиня! — Мадху смотрела на нее торжественно и весело, а потом хихикнула: — Не бойся, я не сошла с ума. Но легче примириться со всем и смеяться, чем плакать. Многие теряли больше, чем я. А мне еще повезло.
— И… как она тебя прокляла? — Анджали смотрела на апсару, но не находила следов проклятия — лицо ее было круглым и миловидным, темные волосы пушились, а под одеждами угадывалось сильное и стройное тело.
— Всего-то пожелала, чтобы я превращалась в нагини всякий раз, когда на меня падает солнце. Прекрасный способ избавиться от той, кто неприятен взору.
— Нагини?!
— Боги могут своей силой изменять сущность, — пожала плечами Мадху. — Конечно, мне нельзя было больше находиться на Сумеру, и на земле я тоже не могла остаться — там не любят нагов не меньше нашего, но мне разрешили поселиться в Патале. Мой муж не пожелал следовать за мной, но здесь я не одинока. Ведь пусть и из-за проклятья, но теперь я тоже нагини. У меня здесь есть любовник, я танцую, когда захочу, и все… хорошо.
— Это ужасно… — произнесла Анджали, слушая рассказ, словно в оцепенении. — Это ужасно несправедливо…
— Благодарю еще раз, — сказала Мадху очень тепло и погладила ее по руке. — Я вижу сочувствие, а не презрение. Ты и правда не похожа на дайвики.
— Но я все-таки она, — отшутилась Анджали, которой стало не по себе от подобных откровений.
— Я буду молиться, чтобы ты ею и осталась, — Мадху очень серьезно благословила Анджали и поцеловала ее в лоб. — Отдыхай, завтра нам предстоит показать, на что способны танцовщицы верхнего мира.
19
На следующий день танцовщицы приступили к своим обязанностям. Днем начались танцы в храме, где были только члены семьи жениха и невесты, и жрецы. Ритуальные танцы были не слишком сложны, но требовали огромной сосредоточенности. По окончании обряда апсары успели ополоснуться в бассейне, немного отдохнуть, подкрепиться фруктами и переодеться, а потом танцовщиц ждал вечерний пир, грозивший затянуться на всю ночь.
Гости уже собрались в огромном зале, и музыканты играли одну мелодию, за другой. Танцовщицы разогревали тела особыми упражнениями, а Мадху и Анджали, улучив момент, выглянули в щелочку между занавесей, отделявших общий зал от комнаты, где располагались апсары. Нагов было много — сотня, если не больше. Мужчины, женщины, необыкновенно красивые, темные телами, гибкие. Они говорили на понятном Анджали языке, но интонации были чужими — чуть шипения, чуть пришепетывания, а иногда раздавался тихий свистящий смех.
— Ты всех их знаешь? — спросила Анджали. — Расскажи, кто они.
— Не всех, — возразила Мадху, — только тех, кто бывал на праздниках раньше. Наги не любят шумных сборищ… Вон тот, с красным камнем на короне — один из царей. Он из рода змея Васуки, его зовут Сумукха, он очень красив лицом. Даже гандхарвы не так красивы, как он, верно? Рядом с ним советник Кумуда, у него совсем седые волосы, и он старше всех нагов, как мне говорили. Затем — Мишри. Видишь, который лохматый, как аскет?
Анджали слушала, затаив дыханье. Но Мадху называла новых и новых нагов, а нужного имени не произносила. Если наги не любят праздников, может быть и змей господина Гириши не появляется на них?
Анджали разочарованно оглядела гостей. Наги были в человеческом обличье, но все равно в их движениях, речах и взглядах сквозило нечто иное, таинственное, то, что делало их непохожими ни на богов, ни на полубогов, ни на людей. Все они были украшены золотом и драгоценными камнями. На руках, ногах, шеях и головах сверкали украшения тонкой чеканки, драгоценные камни были такой величины, что казалось странным, как наги удерживают на теле подобные тяжести.
— Они богаче господина Куберы, — сказала Анджали.
— Это не новость, — усмехнулась Мадху. — Но хватит разговоров, начнем то, для чего пришли.
Апсары вышли на середину зала, кланяясь на четыре стороны. Запела флейта, зарокотали барабаны. Анджали, на правах старшей рангом, хлопнула в ладоши, объявляя начало, и приняла первую позу.
В этих танцах не было тонкой лирической игры лицом и глазами — для свадебных праздников требовались точность и быстрота движений, изящество поз и игривая улыбка. Анджали плясала самозабвенно, полностью отдаваясь течению музыки. Пляска — это служение. И если вызвалась предстать перед собранием, надо сделать все безупречно, даже если это собрание чандал.