Танцовщица Гора

Норман Джон

— Земная женщина просит об использовании? — усмехнулся Мирус.

— Да! — признала я. — Она просит об использовании!

— Это не типично для женщины с Земли, не так ли? — спросил он.

— Я не знаю!

Конечно, мне не трудно было представить себя стоящей на коленях перед греческим или римским рабовладельцем, или христианской рабыней перед сарацином в Дамаске где-нибудь в 14-ом столетии, или захваченной пиратами английской леди, у которой ещё не было времени изучить, что такое прикосновения мужчин, в гареме принца Берберии в 19-ом. В действительности, я не раз себе это представляла раньше, задаваясь вопросом, не делала ли я всего этого в своих прошлых жизнях. Мысль об этом, как это ни странно, не казалась мне чем-то незнакомым. Безусловно, во мне живут глубокие и безжалостные женские потребности, и они всегда жили во мне, даже на Земле. Конечно, на Земле они не горели так ярко, как они были раздуты теперь, а также, в то время я понятия не имела о том, насколько глубоки, потрясающи и подавляющи

они могут стать. Впрочем, я всё ещё, в действительности, оставалась сырой рабыней, пока плохо знакомой с суровостью своего положения. Я ещё даже не начала изучать свой ошейник.

Мужчина, молча, смотрел на меня.

— Уверена, что я не первая женщина с Земли, которую Вы видите у своих ног, умоляющей об использовании, — предположила я.

— Нет, — признал Мирус.

— Что?

— Нет, — повторил он.

— Их было больше чем одна? — заинтересовалась я.

— Конечно, — кивнул он.

— Ох, — вздохнула я, немедленно почувствовав горячую волну ревности к тем другим девушкам. — На Горе мы достаточно быстро учимся умолять об этом, не так ли?

— Это точно, — ухмыльнулся гореанин.

— Я здесь. Я у ваших ног. Я голая. Я в ошейнике. Я собственность. Я прошу использовать меня. Я не могу сделать ничего больше, — проговорила я, глядя ему в глаза.

Теперь мне оставалось только ждать. Что делать со мной дальше, решить было ему.

— Возможно, я мог бы отправить тебя в зал, — предположил Мирус.

— Только не сегодня вечером, — взмолилась я. — Используйте меня сами!

— Расписание можно и пересмотреть, — заметил он.

— Как будет угодно Господину, — с горечью в голосе сказала я, признавая, что, была во власти составленного им расписания.

— Конечно, я мог бы разогреть тебя для клиентов Хендоу, — словно размышляя вслух, проговорил мужчина.

— Разогреть меня? — усмехнулась я. — Да я уже пылаю!

— Ну да, если я пошлю тебя в зал сейчас, в твоём нынешнем состоянии, — кивнул он, — Ты, скорее всего, упадёшь на живот перед первым же мужчиной, сандалии которого увидишь.

— Возможно, Господин, — не стала спорить я.

Конечно, если бы он оказался столь жесток, что отказал бы мне в своём прикосновении, то я, ведомая моими потребностями, сумела бы найти того кто не отказал бы мне в помощи. Но, в этом случае, это был бы уже не Мирус, конечно, кто воспользовался бы теми огнями, что пылали в моём животе. А именно для него они горели. Особенный мужчина ужасно важен для женщины. Он — часть того целого, что зажигает её. Безусловно, рабыня настолько переполнена потребностями и страстью, что для неё будет не трудно увидеть красоту в любом мужчине. Однако если бы меня снова отправили в зал, даже в том состоянии, в котором я пребывала в тот момент, признаться, я не думаю, что упала бы на живот перед первым встречным мужчиной. Я всё же пока была в состоянии контролировать себя настолько, чтобы осмотревшись, выбрать того, кто был бы самым подходящим, самым зажигающим для единства моих потребностей, и пасть ниц именно перед ним. Нет, я ещё не была в настолько отчаянном состоянии, что была готова ползти на животе к первому же мужчине, что окажется в поле моего зрения. Тогда, я даже не понимала, что могла бы когда-нибудь дойти до столь отчаянного состояния, что стала бы делать именно это. Тогда я ещё не верила в это. Позже, мне довелось узнать, насколько я была неправа.

— Однако, если бы Ты сделала это, — продолжил Мирус, — это не пошло бы на пользу нашему делу, скажем так, не вписалось бы в новый имидж таверны, раз уж мы улучшили обстановку в зале, выдали рабские шелка девушкам и сделали много чего ещё.

— Ох? — удивлённо вздохнула я.

— Мы не хотели бы, чтобы посетители думали, что рабыни пага-таверны Хендоу излишне уступчивы, — пояснил он.

— Разве такое возможно? — озадаченно посмотрела я на него.

— Клиенты должны постараться, чтобы добиться своего, — сказал Мирус.

— Добиться рабыни? — поражённо переспросила я.

Ещё несколько мгновений назад, я скорее предположила бы, что меня ужасно накажут за подобное. Мы должны нетерпеливо мчаться к мужчине по самому минимальному проявлению его желания. Мы могли быть «получены» просто по щелчку его пальцев.

— Просто некоторые мужчины хотели бы думать, что девушки, по крайней мере, смотрели бы на него прежде, чем броситься на живот к его ногам.

— Теперь понимаю, — кивнула я.

— Конечно, он по-прежнему может просто выбрать ту, которая понравится ему, возбудит его желание, и, подозвав её к своему столу, просто скомандовать ей.

— Конечно, Господин, — признала я.

— Но Ты кажешься озадаченной, — заметил Мирус.

— Как же на самом деле, мы сможем сыграть для них недоступность, чтобы добиться такого эффекта? — спросила я.

— Например, сначала удостовериться, что он заплатил за свой напиток, — подсказал он.

— Ага, понятно, — улыбнулась я. — Господин состязается с рабыней.

Я решила, что, скорее всего, имел в виду ту ситуацию, о которой нас предупреждали во время обучения, о рискованной игре в «симулирование незаинтересованности». Подразумевалась ситуация, при которой хозяин приказывает своим женщинам, играть «холодность», обычно в отношении гостей его ужина, которым он

намеревается предоставить рабынь на ночь. Девушка должна, даже если её живот бушует от одного прикосновения гостя, попытаться сымитировать свою незаинтересованность, и даже ненависть, но в то же время готовность, в случае желания господина, служить ему со всем совершенством рабыни. А потом она должна делать вид, что постепенно, под напором желания мужчины отдаётся ему, позволяя выходить наружу своим истинным чувствам. Таким образом, рабыня должна попытаться произвести впечатление того, что была обольщена и покорена им, а затем, позже, спустя какое-то время, она появляется перед «завоевавшим» её сердце мужчиной, и, становясь на колени подле него, облизывает и целует его, чтобы быть посланной в его комнату, чтобы она могла подготовить для него постель и саму себя. Впрочем, эта игра, скорее редкость, чем правило, и большинство рабовладельцев этим либо не занимаются вовсе, либо это делается нарочито демонстративно, как не более чем шутка. Также, это может быть рискованно для самой девушки, поскольку она обычно действуя в соответствии с обязательствами на неё наложенными, по крайней мере, в седьмом ане, если до гостя к этому времени всё ещё не дошла суть розыгрыша, должна сообщить владельцу своего использования суть шутки своего господина. А вот оценит ли он шутку или нет, это большой вопрос. Многие девушки освежили своё знакомство с плетью после таких шуток, в которых они по большому счёту были лишь статистами. Они просто повинуются своему господину, как и должны, будучи рабынями. Но я полагаю, что, в конце концов, девушка должна ожидать периодические встречи с плетью. Ведь она — рабыня. С другой стороны далеко не каждый мужчина будет пороть невольницу за то, что она сделала вид, что он не привлекает её, хотя фактически она готова пресмыкаться перед ним на животе, особенно если сделано это по приказу её господина. К подобным уловкам, но конечно, но без подлинной и окончательной сдачи, зачастую прибегают, используя «девушек-приманок», рабынь которые служат живцом, капитаны, нуждающиеся в пополнении команды, владельцы рабочих бригад, и прочие заинтересованные люди. Само собой, работа такой приманкой, занятие весьма опасное, учитывая проницательность большинства гореанских мужчин. Однако такая хитрость может продержаться, по крайней мере, несколько минут со многими мужчинами, и в течение часа с некоторыми из них, чего вполне достаточно в целях владельца или людей владельца, обычно незаметно дежурящих поблизости. Кстати нетрудно догадаться, почему девушка, служащая на таком ужине, по-настоящему не заинтересована, если не сказать в ужасе, от перспективы остаться с данным гостем ещё и на ночь. Такие шутки могут развлечь её господина и его гостя, вот только не её саму. Но их рассматривают, как весьма полезные с точки зрения воспитания рабыни.

Я смотрела на мужчину, ожидая его ответа.

— Да, — кивнул он.

— И мы, при этом, должны оставаться пага-рабынями в полном смысле этого слова, — предположила я.

— Да, — подтвердил Мирус, — хотя теперь, по крайней мере, иногда, вы будете одеты в шёлк.

— Понимаю, Господин.

— Единственная разница только в том, что теперь этот шёлк может быть либо, сдёрнут с вас посетителем, либо самой рабыней по его команде, — усмехнулся он.

— Да, Господин, — улыбнулась я.

Мы по-прежнему должны были оставаться всё теми же горячими и готовыми к использованию пага-рабынями, жаждущимися служить мужчинам, а шёлк не больше, чем приглашение к его удалению. Это кстати ничем не отличалось от того, что имело место даже в самых престижных пага-тавернах. Свободным женщинам в таких местах вообще появляться не разрешали. Обычно, единственные женщины, которых можно было здесь встретить, были рабыни в ошейниках хозяина таверны или его посетителей. Бывает, что мужчина заходит в такое место со своей собственной невольницей, чтобы уединиться с ней на какое-то время, воспользовавшись средствами альковов. Такие места отлично подходят для демонстрации женщине своего превосходства. В конце концов, эти места, независимо от их стоимости, местоположения, назначений, качества еды и напитков, красоты рабынь или качества музыки существовали, точно так же, как и таверна Хендоу для удовольствий мужчин. Это было назначением этих мест, располагались ли они в высоких башнях, выходя на изящные мосты, или так близко причалов, что можно было расслышать плеск волн о сваи, играла ли в них дюжина музыкантов или единственный, вечно пьяный цехарист, были ли девушки богато одетыми в шелка или абсолютные голыми, за исключением их клейм и ошейников, были ли в альковах цепи золотыми, а меха роскошными, или просто верёвки и соломенные циновки. Везде, непременным атрибутом этих мест были пага-рабыни.

— Но возможно, в твоём случае мы могли бы сделать исключение, — заметил Мирус.

— Господин? — не поняла я.

— Думаю, будет лучше, если мы не позволим им узнать, что Дорин, наша танцовщица, стала такой горячей рабыней.

Я удивлённо посмотрела на него.

— Если она будет казаться гордой, холодной, надменной и равнодушный, то возможно это пойдёт на пользу таверне, поскольку посетители будут жаждать получить её в свою власть, чтобы оказавшись с нею в алькове, сломить её сопротивление, а затем, окончательно приручив, превратить её во всего лишь ещё одну пищащую и извивающуюся шлюху пага-таверны.