Танцовщица Гора
Шрифт:
— А Ты небезынтересна, — заметил Мирус.
Опять моё тело начало исторгать из себя приглушённые неконтролируемые крики. Моё лицо стало мокрым от слёз.
— Что-то не так? — полюбопытствовал мужчина, не останавливаясь ни на секунду.
— Нет, не-е-ет! — прорыдала я.
— Ты хочешь, чтобы я остановился?
— Не-е-ет! — отчаянно выкрикнула я.
— Нет, что? — издевательски любезно спросил Мирус.
— Нет Господин, Господи-ин, Господи-и-иннн! — провыла я. — Про-о-остите-е-е меня-я-я-а, Господи-и-ин!
Меня затрясло, я ошеломлённо вскрикнула, и начала издавать беспорядочные тонкие, беспомощные звуки.
Что интересно,
— Охх! — тихонько выдохнула я расслабляясь.
И вдруг…, я вцепилась в лежащее на мне мужское тело. Во мне снова начало разрастаться, расширяться, разгораться это ощущение. Теперь оно испугало меня.
— Господин!
— Ничего не бойся, — прошептал он мне. — Твоё тело оттачивается и обучается.
Я снова задыхалась, извивалась и кричала.
— О, да, — протянул Мирус, — Ты доставишь своим владельцам огромное удовольствие.
Владельцам, подумала я? Да понимает ли он то, что он делает со мной! Может ли он быть не осведомлён о том, что я сейчас ощутила?
— О, да, Ты преуспеешь в этом, — продолжил он. — Ты, моё необыкновенно страстное маленькое животное.
— Я надеюсь, что я мои владельцы останутся довольны мною, — тяжело дыша, проговорила я.
Неужели он не знал того, какие ощущения он только что заставил меня пережить?
— Вот теперь я уверен, что Ты по-настоящему готова к первому из твоих рабских оргазмов, — сообщил мне Мирус.
— Господин?
— Вызов их в рабыне — это одно из удовольствий обладания рабыней, — объяснил он.
— Простите меня, Господин. Вы доставляете мне огромное удовольствие. Но я даже не понимаю того, о чём Вы говорите, — призналась я.
— Сначала, — сказал мужчина, — Ты будешь способна только к слабым рабским оргазмам, но не бойся, Ты ещё вырастешь и преуспеешь в этом.
— Я не понимаю, — пожаловалась я.
— Ты очень красива, нежна и находишься в моих руках, — заметил он.
— Да, Господин.
Я была благодарна ему за то, что он старался говорить со мной столь доброжелательным тоном.
— Ты голая. Ты в ошейнике. Ты в собственности, — перечислил он.
— Да, Господин, — прошептала я.
— Кто Ты? — спросил Мирус.
— Я — рабыня, Господин, — ответила я, озадаченная его вопросом.
— И Ты отдаёшь себя своим владельцам полностью, всю без остатка?
— Да, Господин, — чуть слышно шепнула я.
Я знала, что не имела ни права, ни возможности солгать относительно этого. Гореанские рабовладельцы или, по крайней мере, большинство из них, весьма квалифицированы, и читают женщин, так же легко, как открытую книгу. Мой Господин, Хендоу, пугающе опытный специалист в этом вопросе. Впрочем, я не думала, что смогла бы одурачить Мируса или любого другого в данных вопросах. Когда самые тайные мысли девушки могут быть прочитаны так же легко, как номер лота рабыни, написанный на её груди, единственное что ей остаётся — полная честность. А учитывая, что от гореанской рабыни всегда требуется полное и безоговорочное подчинение, то в таких суровых обстоятельствах и неё остаётся только выбрать один
— А теперь приготовься отдаться мне полностью, — велел Мирус.
— Да, Господин, — простонала я, внезапно пораженная тем, что начала понимать оргазм в его природной форме мужского доминирования, усиленный, расширенный и углубленный в рамках института полного женского рабства. Я отдалась, не только как женщина мужчине, но и как рабыня господину!
В тот момент, я больше не слышала шума таверны находившейся за занавесом. В тот момент существовали только я и Мирус.
— Позвольте мне кончить! — взмолилась я.
— Жди! — приказал он.
Я была его полной пленницей!
— Пожалуйста! — задыхалась я.
Я голая. Я в руках мужчины, сандалии которого я была готова вылизать.
— Господи-и-ин! — простонала я.
Могло ли что-то, что всё ещё оставалось во мне от гордой женщины с планеты Земля попытаться сопротивляться этому?
— Господи-и-ин! — закричала я.
— Нет, — сурово отрезал Мирус.
Нет, то, что осталось во мне от земной женщины, было совершенно бессильно!
— Пожалуйста, пожалуйста-а-а! — шёпотом причитала я.
— Нет, — стоял на своём мужчина.
Значит, что то, что оставалось во мне от земной женщины, исчезло, и на её месте теперь появилась только испуганная гореанская рабыня, оказавшаяся на краю познания того, чем она являлась.
Я больше не хотела простых ласк и поцелуев с уважением, предписанным банальной земной этикой. Я должна была быть завоевана!
— Пожалуйста! — зарыдала я.
— Нет, — снова отказал мне Мирус.
Мне больше не разрешено даже клочка собственного достоинства или гордости. Моя капитуляция перед мужчиной ничего общего не имела с тем, что было принято на Земле. Ничего общего с той лёгкой бессмысленной рябью эмоций, указывавшей на приемлемое выражение чувств, наибольшее, на что были способны многие из землян. Нет, скорее это был результат его воли и власти, его принуждения, решительности и применения ко мне его силы, делавшей меня беспомощной. Он просто брал меня так, как он хотел меня брать. Это не было актом компромисса. Это был акт получения им удовольствия от обладания мной. Это был манифест его ошеломительной власти и моей беспомощной слабости, его триумфа и моего поражения. Это был акт его бескомпромиссной власти наложенной на меня, и которой я, женщина, не в силах была сопротивляться.
— Позвольте мне кончить! — умоляла я.
— Жди, — его ответ был неизменным.
Я застонала. Мне не нужна была вежливость в любви. Я хотела быть уверенной, что находилась в руках мужчины, который способен к тому, чтобы возбуждаться, и которого возбуждала я. Я хотела быть в руках того, кто нашел бы меня по-настоящему изумительной, чьей яростной власти я могла бы покориться, и чьи жестокие и ненасытные аппетиты я могла бы вызвать. Я хотела быть в руках настоящего мужчины. Я не хотела ошибаться в том, владеют мной или нет. Я не хотела, чтобы ко мне прикасались так, как если бы я была хрупким цветком, и могла бы сломаться от прикосновения. Я не хотела бороться со сном во время акта любви. Я хотела, чтобы он обладал и покорял меня, а если случилось бы так, что он остался недоволен мной, то я не хотела бы, чтобы дрогнула его рука держащая плеть.