Танцы на быках
Шрифт:
– Но это так опасно, - сказала Бранвен, содрогнувшись.
– Да, опасно. Но и в опасности есть своя прелесть. Зато победитель чувствует себя равным богам. Наверное, и вы сейчас представляете себя богиней любви и красоты?
– Не понимаю вас, милорд...
Эфриэл только вздохнул:
– Что тут понимать, наивная крошка? Ты победила. Сейчас Гусак Великолепный признается тебе в любви, поклянется в вечной верности и сложит к твоим ногам рога... то есть, перья, клюв и яйца.
– Гусаки не несут яиц, - машинально ответила Бранвен.
– Что вы сказали?
– переспросил лорд Освальд.
– О! Простите, милорд... задумалась о своем, - смутилась Бранвен.
– Несут, детка, еще как несут, - сказал Эфриэл.
– И носят. Я удаляюсь, чтобы не мешать воссоединению семьи.
Он и в самом деле удалился - на десять шагов. Подошел к мозаичной картине и принялся разглядывать быка и танцоров, как будто ничто больше его не интересовало. На самом деле, он разглядывал отражение пары, стоявшей за его спиной. В стеклянных камешках отражались тысячи Бранвен и Освальдов, взявшихся за руки. Усилием воли, Эфриэл заставил себя не подглядывать. Ведь Бранвен столько раз стыдила его за бесстыдное подглядывание.
– А я не верил этой красивой легенде... До недавнего времени. Но теперь точно знаю - все правда, - говорил лорд Освальд тихо и страстно.
– И опять не понимаю, - Бранвен мягко высвободила руку из пальцев супруга и принялась обмахиваться веером так, словно хотела взлететь.
– Я вам объясню. Вы укротили меня, как древнего быка, и я у ваших ног.
«Это он-то - укрощенный бык?
– желчно подумал Эфриэл.
– Гусак, мнящий себя быком - что может быть смешнее?»
Но слова герцога пустили корни в его сердце. Дева, укротившая быка... Да, она такая, эта Бранвен Роренброк. Сид досадливо поморщился, вспомнив, что никакая она не Роренброк. Она - Аллемада. Дурацкая фамилия. На редкость дурацкая. От нечего делать, он ковырял ногтем бычий глаз на мозаичной картине и изо всех сил прислушивался к шепоту за спиной.
Шорох одежд и слабый всхлип Бранвен подсказали ему, что милорд перешел в наступление и полез обниматься.
– Вы так нежны и обольстительны, я все время забываю, что вы - моя жена и принадлежите мне по праву. Раньше я считал вас обыкновенной девицей - чопорной, холодной и благовоспитанной до оскомины, но вы - другая. Простите мою откровенность, я знал многих женщин, но ни одна не зажгла моего сердца. И вот появились вы...
– Поосторожней в выражениях, милорд, - застенчиво произнесла Бранвен, тоже переходя на шепот.
– А как же Адончия? Она так красива и так любит вашу милость...
– Адончия забыта!
– герцог нетерпеливо схватил Бранвен за руку, покрывая ее пальцы поцелуями.
– Отныне - только вы. Никто, кроме вас.
– Назначь ему свидание сегодня ночью, - сказал Эфриэл резко.
– Теперь он твой с потрохами.
– Я приду к вам сегодня, моя прекрасная жена. Путь до Аллемады и так дался чрезвычайно тяжело. Надеюсь, вы не будете жестоки и не оттолкнете меня.
– Но дорога была вам по душе, милорд, - возразила Бранвен.
– Я был слеп.
– А сейчас прозрели?
– Несомненно.
– Вы заставили меня страдать...
– Я обязательно искуплю свою вину. Назначьте мне любое наказание, но будьте милосердны.
– Скажи, чтобы пришел к тебе ночью - и делу конец, - проворчал Эфриэл.
– Хватит изводить почтенного господина. Надоело это слушать.
– Прошу простить меня, но я вынуждена...
– Бранвен не успела договорить, потому что в галерею вошла пейнета Кайя - как всегда спокойная и решительная.
– Зачем вы здесь?
– вскипел лорд Освальд.
– Я же сказал, чтобы гас с герцогиней никто не беспокоил!
Но пейнету Кайю было не так легко смутить. Она сразу заметила умоляющий взгляд Бранвен, и суровый тон герцога ее не испугал.
– К вам прибыли гонцы от гринголо Пиченто, - заявила она.
– Там произошла потрава полей, и гринголо Пиченто обвинил в этом людей гринголо Илдефонсо. Срочно нужно ваше вмешательство, если не хотите, чтобы эти двое поубивали друг друга.
– Скажи, чтобы отправили кого-нибудь из городских судей, - приказал лорд Освальд.
– Думаете, благородные гринголо послушают какого-то судью? _ обвиняющее сказала пейнета Кайя.
– Здесь нужен королевский выездной суд, так что не говорите глупостей.
Лорд Освальд смешался и посмотрел на Бранвен.
– Но моя жена...
– начал он.
– А о госпоже герцогине я позабочусь, - заверила его экономесса.
– Пойдемте, моя дорогая. Вы устали, вам надо выпить мятного чаю и отдохнуть.
Она взяла Бранвен под руку и увела из галереи, оставив герцога тоскливо вздыхать. Разумеется, Эфриэлу пришлось отправиться следом за женщинами.
– Я что-то плохо понял, - сказал он, не обращая внимания не воркотню экономессы, - сдается мне, ты хотела отказать мужу? В наши планы это не входило.
Ему сразу не понравилось выражение лица Бранвен - взгляд устремлен в одну точку, губы упрямо сжаты. Он уже знал, что это означает, и забеспокоился не на шутку. И дело тут было не столько в том, что маленькая леди снова обманула его, помахав леденцом перед носом, а подсунув козью ягоду. Дело было в том, что он очень даже обрадовался подобному повороту - вроде как нашел предлог остаться.
Громкий плач раздался из внутреннего двора, когда они проходили по портику. Бранвен замедлила шаг:
– Кто это кричит?
– Адончию отправляют в деревню, - спокойно сказала пейнета Кайя.
– Пойдемте, ваше сиятельство.
Но Бранвен уже спешила к воротам. Не выходя из портика, она остановилась, наблюдая такую картину: Адончия, заливаясь слезами, простоволосая и одетая очень просто - никаких драгоценностей, шелков и ярких юбок - брела к воротам, заламывая руки и причитая, словно на похоронах. Рядом с ней шел мальчишка лет двенадцати, он держал узел с вещами. Мальчишка был высок и строен, как все мужчины в Аллемаде, но светловолосый. Когда он оглянулся, бросая последний взгляд на башни Каса Люстросо, Бранвен увидела, что у него тонкие и благородные черты, так напоминавшие лорда Освальда. Глаза паренька были полны слез, но он решительно вытер их рукавом и отвернулся, поддерживая плачущую мать.