Танец ангела
Шрифт:
«Нет ничего необычного в том, что мужчина тяжело переживает появление первого ребенка, — думала Ханне. — В жизни столько меняется».
— Все ли в порядке… с беременностью? — спросила она.
— Что? Да, все очень хорошо.
— Вы не можете попросить перевести вас в дневную смену, когда до родов останется уже немного?
— Я не уверен, что этого хочу, — сказал он и посмотрел на пастора. — Это меня тоже беспокоит — что как раз, когда я должен больше времени проводить дома, я стараюсь уходить.
— Это тяжело… — сказала Ханне.
— Черт возьми, по мне как танки проехали.
Он не заметил своего ругательства и глядел в одну точку сбоку от нее. Ей пришло в голову, что он ни разу не посмотрел ей прямо в глаза.
«Явное моральное истощение, — думала Ханне. — Он так молод и еще не привык, что в мире столько зла. Что с ним будет дальше? Что сказать, чтобы это не прозвучало слишком назидательно?»
Она подумала об Эрике Винтере. Интересно, как проходил этот путь он, от юного инспектора до уверенного в себе комиссара.
— Вы разговаривали со своим шефом?
— С Винтером?
— Да.
— О чем мне с ним говорить? Что я думаю о работе? Или о ребенке и личном?
— Почему бы не попробовать и то и другое.
28
Винтер поднялся из подземки на лифте и прошел через турникет, открыв его проездным на весь транспорт Лондона. Снаружи, на Иарлс-Корт-роуд, его встретили запахи большого города: бензина, жареной рыбы, гниющих отходов и особенно тот запах камня и уличной пыли, который присущ только по-настоящему старым городам. Под лондонским дождем он смешивается с водой и, как цемент, залепляет ноздри и глаза.
Здесь было теплее, чем дома, в Гетеборге. Из-за вечного британского тумана выглядывало солнце, и даже среди транспорта чувствовалась весна. Он видел ее следы по дороге из Хитроу, вдоль Пиккадилли-лейн, неожиданно выходившей на поверхность: клены с набухшими почками, просыпающиеся сады, мальчишки в прыжке за мячом. Они бегают круглый год, но так — только ранней весной.
Винтеру такая картина была знакома. Раз за разом он возвращался в этот город и с каждым визитом все меньше чувствовал себя чужестранцем.
В вагоне, как обычно, одна половина пассажиров предвкушала неизведанные ощущения, вторая уже миллион раз все видела. Из аэропортов в город ехали парни и девушки с рюкзаками, пары среднего возраста, несколько одиночек, изучавшие карту все сорок пять минут пути. Слышался итальянский, немецкий и, как предположил Винтер, польский. Несколько раз он слышал шведский, один раз норвежский.
Ближе к центру стали садиться местные: мужчины в строгих офисных костюмах, с портфелями и «Дейли телеграф». Черные женщины с детьми, глазеющими на иностранцев. Худые бледные девушки с прозрачной, как туманная дымка, кожей, мерзли в укоротившихся по случаю весны юбках. Винтер почувствовал себя неуютно в толстом пальто.
Он дождался зеленого сигнала, перешел через дорогу, катя за собой чемодан на колесиках, свернул налево, направо, прошел по Хогарт-роуд к Кнаресбороу-плейс, к перекрестку и дальше. Слева доносился гул машин с Кромвель-роуд, но здесь, в двух шагах, уже пели птицы.
Винтер позвонил в дверь под номером восемь. Дверь распахнулась, на пороге стоял Арнольд Норман, уже протягивая руку.
— Комиссар Винтер! Как я рад снова вас видеть.
— Я тоже рад, Арнольд.
— Почему вы так долго не приезжали?
— Сам удивляюсь.
Хозяин этого маленького отеля отступил, из-за него выскочил ждавший своей очереди юноша, схватил сумку Винтера и быстро потащил к лестнице.
Последние десять лет, приезжая в Лондон, Винтер останавливался только здесь — ему нравилось расположение: в стороне от шума Пиккадилли, но можно дойти пешком до Кингс-роуд и Гайд-парка.
— Я оставил вам Т2, — сказал Арнольд, когда они сели в его крохотной конторке.
— Прекрасно.
— Вы хорошо выглядите.
— Только старше, — сказал Винтер.
Арнольд махнул рукой — что поделаешь. Сам он со своей домашней гостиницей выглядел как реликт, всего в сотне метров от Кромвель-роуд.
— Ничего, скоро не о чем будет беспокоиться, — сказал Арнольд Норман и протянул Винтеру счет.
— Вы старше меня всего на десять лет.
— Я не об этом. Я о тех безумных шотландцах, которые стали клонировать овец.
— Разве им не запретили?
— Клонировать овец?
— Вообще клонировать.
— Я думаю, они никого не спрашивали.
— И какая связь со старостью?
— Они хотят вывести породу бессмертных, и меня беспокоит, что открытие достанется именно шотландцам. Они не только будут все на одно лицо — они и сейчас такие, — но еще и будут жить вечно.
— Если бы экспериментировали в Англии, было бы совсем другое дело?
Арнольд посмотрел на него с притворным возмущением:
— На что вы намекаете!
Винтер с улыбкой встал.
— Проводите меня в мою комнату.
Номер был на втором этаже, окно выходило в тихий внутренний дворик. Гостиная и кухня с открытой планировкой и спальня с двумя кроватями. Удобная ванная, что нетипично для английских отелей, — можно включить воду без предварительного изучения системы труб и вентилей эпохи королевы Виктории.
Он снял рубашку, собираясь сполоснуть только подмышки, но передумал, разделся и встал под душ: день обещал быть длинным.