Танец Опиума
Шрифт:
— У тебя губа разбита, — буркнул Учиха-младший. — Кто-то осмелился ударить моего великого братца?
— Я поскользнулся, и у меня произошла встреча с косяком, — спокойной отвечал тот.
Итачи не двинулся с места, продолжая смотреть в окно, но теперь уже на кроны сосен.
— Я встретил её в коридоре, — начал Саске. — Она попросила меня отвезти её домой.
— Я знаю.
— Конечно… — пробубнил младший Учиха. — Тебе всегда всё известно…
«Хотелось бы, чтобы так», — невольно подумалось Итачи, который не прекращал вспоминать Сакуру.
— Всё это время
— Чтобы говорить подобное, тебе нужно, как минимум, знать её, а ты знаком с ней не более суток.
Саске и это замечание решил пропустить мимо ушей. Ему ли не привыкать…
— Я предложил ей встречаться… — начал было он, рассчитывая на еще одно колкое высказывание своего братца, но тот молчал, как рыба. — И она отказалась. Наорала, мол, ей плевать на меня и на тебя, что мы с тобой две пустышки и что она нас ненавидит… — Саске совсем сник, прокручивая в голове гневную тираду девушки.
Итачи, наконец, оторвал взгляд от пейзажа и внимательно взглянул своими черными глазами на мрачного брата.
— Неужели она тебя настолько зацепила, что ты тут спокойной сидишь и рассказываешь мне столь сокровенные вещи, как в старые добрые времена?
Саске с изумлением посмотрел на старшего брата и задумчиво повел плечами. Его брови сдвинулись к переносице, и глаза прикрыли тяжелые веки. Ему в голову лезли странные мысли о тех самых «старых добрых временах». Итачи всегда был таким, какой есть сейчас. Не менялся. Оставался собой на протяжении своих двадцати пяти лет. И ведь когда-то они неплохо ладили, даже будучи подростками.
Тогда почему сейчас их отношения так натянуты? Почему Саске злится каждый раз, когда Итачи ведет себя слегка высокомерно?
Всё изменилось после того, как несколько лет назад на старшего брата взвалили большую ответственность и официально передали ему крупные владения. Работа, работа, работа. Итачи и так никогда особо много времени не уделял Саске. Его и без того всегда считали самым лучшим, но вдруг теперь всё это закрепилось на официальных документах. Старшего боготворили, а младшего убрали даже из тени собственного брата. На Саске никогда не обращал внимания, считая его лишним грузом…
Тот момент и стал переломным в их отношениях… Младший Учиха придерживался тех идей, что как раньше никогда не будет. Их отношения не изменятся, и это противостояние никогда не закончится.
Итачи всё еще дотошно ожидал ответа.
Если бы Саске не знал о чрезмерном равнодушии братца, то посчитал бы, что тот насмехается над ним. Однако Итачи был из тех людей, в чьих речах и вопросах обычно никогда не существовала никакого подтекста.
— Нет! — насупился Саске. — Она всего лишь официантка в замызганном кафе и живущая на помойке!
— Она здорово подорвала твою гордыню, — задумчиво произнес Итачи, присаживаясь в кресло напротив.
— Она осмелилась назвать меня пустышкой! Она отказала мне с учетом того, что никто до неё этого делать не осмеливался!
«Она осмелилась перечить моим указаниям», — подумалось следом старшему Учихе. — «Она сделала всё с точностью до наоборот с учетом того, что никто до неё этого делать не осмеливался».
—
— Ничего!
— Ничего… — бездумно повторил Итачи.
========== Глава IV. ==========
Официантка давала себе команды: сядь, выпей воды, поешь, усни. Медленно выполняла их, как бесчувственный механизм. Целыми днями она сидела, как кукла, или лежала, скрючившись на кровати, и смотрела куда-то невидящим взглядом. Иногда вставала, вдруг встрепенувшись, будто вспомнив о каком-то деле, но тут же снова падала в оцепенение и не обращала никакого внимания на телефон, разрывавшегося от бесконечных звонков. Сакура знала, что это не брат: он всегда звонил по воскресениям. А до остальных ей дела нет.
Поначалу она ничего не чувствовала — словно окаменела. А потом пришла боль. Она накатывала внезапно из неоткуда, заставляя корчиться и рыдать. Мысли отчаянно метались в поисках выхода, но обнаруживали только тупики. Плевать она хотела на учебу, которая началась, между прочим, вчерашним утром. Плевать и на работу, с которой её уже наверняка уволили к чертовой матери. Неважно, что она одна.
Девушка провалилась в бесконечный кошмар, прерываемый минутами еще более жуткого полубодрствования. Она пыталась вырваться из мутной наркотической пелены, искусственно продляющей страшные грезы. Сакура мечтала забыть обо всем, что с ней случилось. Старалась выбросить из головы эти яркие, но совершенно непохожие друг на друга образы двух братьев. Но под закрытыми веками снова и снова вспыхивали обрывочные воспоминания. Девушка видела это в мгновения более краткие, чем молния, и затем каждая клеточка её тела начинала кричать от боли так громко, что ей казалось, будто не одна она слышит это. Она чувствовала тяжесть, словно в её жилах текла не кровь, а расплавленный свинец.
Стены маленькой комнатки в общежитии, где она и проживала, давили на неё. Духота смешалась с запахом пота и пыли. Темно, окна плотно занавешены.
Это полусонное состояния продолжалось бы до тех пор, пока Сакура совсем не потеряла вес и не скончалась в больнице от обезвоживания, если не светловолосая вульгарная деваха. Она влетела птичкой в эту комнату и тут же сморщила маленький носик. Следующее, что гостья сделала — дала заходящему солнцу шанс побывать в этом местечке впервые за две с лишним недели. Уже тусклые, лучи ворвались в комнату и заполнили её долгожданным светом. Сакура больше походила на бездомного, нежели на обыкновенную студентку.
— Бог ты мой! Сакура, что за чертовщину ты тут развела?! Давай вставай! — с этими слова Ино распахнула окно, и в комнату ворвался вечерний воздух и один майский жук.
— Не в этой жизни, — пробормотала Сакура, уткнувшись носом в подушку.
Ино Яманако, энергичная блондинка двадцати лет, была единственной душой, кого Харуно могла назвать подругой. Пусть Сакура ничего ей не рассказывала и не делилась сокровенным. Однако запасные ключи от однокомнатной квартирки в общежитии на хранение были отданы именно ей.