Танец отражений
Шрифт:
— Мы сейчас забираем людей с поверхности, мэм, — отозвался голос Фрэмингема. — Еще минута, пока не вернется весь отряд.
— Кто у вас еще? Норвуд у вас?! Я не могу добиться ответа от его шлема.
Недолгая пауза. Куинн стиснула кулаки, потом разжала. Ногти она себе обкусала до мяса.
Наконец раздался голос Фрэмингема. — Мы только что приняли его на борт, мэм. Всех приняли — и живых, и мертвых, кроме Филиппи. Не хочу оставлять никого этим чертовым ублюдкам, если я могу его спасти…
— Филиппи у нас.
— Благодарение богу! Значит, счет сходится. Теперь мы поднимаемся,
— Ценный груз, Фрэмингем, — напомнила Куинн. — Встретимся под огневым зонтиком «Сапсана». Боевые катера прикроют твою задницу. — На тактическом дисплее пятнышки дендарийских катеров оторвались от пребывающего в нерешительности противника и оставили его позади.
— А как насчет ваших крыльев?
— Мы прямо за вами. Желтый отряд купил нам беспрепятственный проезд домой по первому классу. «Домой» — это значит на станцию Фелл.
— И оттуда улетаем?
— Нет. «Ариэль» тоже пострадал, еще раньше. Мы пришвартуемся.
— Понял. Увидимся.
Наконец дендарийский строй соединился, и они принялись резко набирать высоту. Марк упал в кресло и крепко в него вцепился. Глядя на тактический дисплей, он понял, что боевые катера рисковали под вражеским огнем гораздо сильнее, чем десантный. Один катер двигался с ощутимым трудом, он пристроился к машине Желтого отряда. Весь строй равнялся на своего подбитого товарища. Но на это раз все шло по плану. Истребители Бхарпапутры нехотя отстали, когда они вышли на орбиту за пределы атмосферы.
На мгновение Куинн устало облокотилась на пульт и спрятала в ладонях белое, в красных пятнах лицо, потирая пострадавшие веки. Торн сидел молча. Куинн, Торн, сам Марк — на каждом из них осталась часть кровавой полосы, словно алой ленты, связавшей их друг с другом.
Наконец показалась Станция Фелл. Это было массивное сооружение, крупнейшая из орбитальных станций, вращающихся вокруг Единения Джексона — а также штаб-квартира и город барона Фелла. Барон Фелл предпочитал занимать господствущую высоту. В деликатного характера сети, связывающей Великие Дома, Фелл обладал наибольшей грубой силой, если подразумевать под ней способность кого-то или что-то уничтожить. Но прямое уничтожение редко бывает выгодным, а здесь успех исчисляли в звонкой монете. Что за монету использовали дендарийцы, чтобы купить помощь или хотя бы нейтралитет Станции Фелл? Такую персону, как барон Бхарапутра, ныне пребывающий под охраной в грузовом отсеке? А что за козырь тогда представляют собой клоны — так, разменную монету? Подумать только, а он еще презирал джекcонианских торговцев плотью…
Станция Фелл как раз сейчас выплывала с ночной стороны планеты, и постепенно наползающая граница дневного света эффектно открывала ее гигантский объем. Они затормозили, направляясь к одному из рукавов и передав управление диспетчерам Фелла и тяжеловооруженным буксирам эскорта, вынырнувшим словно ниоткуда. Здесь же был и «Сапсан», курсирующий вдоль борта станции. Десантные и боевые катера исполнили свой танец вокруг корабля-матки, тщательно подбираясь к стыковочным захватам. И сам «Сапсан» аккуратно двигался к назначенной ему стоянке.
Клацание причальных захватов дока, шипение запоров переходного рукава; вот они и дома. В грузовом отсеке дендарийцы, сперва быстро организовав переноску раненых в лазарет «Сапсана»,
Целью безумного броска Куинн оказалась шлюзовая камера правого борта, где швартовался катер Фрэмингема. Они оказались там, когда еще закрепляли гибкий переходной рукав, затем им пришлось отойти с дороги и пропустить срочно эвакуируемых из катера раненых. Марк забеспокоился, узнав среди них рядового Тонкина, сопровождавшего медика. На этот раз Тонкин выступал в другой роли — не охранника, а пациента. Лицо его было темным, неподвижным; он оставался без сознания все время, пока энергичные руки товарищей спешно выносили его из катера и укладывали на плавучую платформу. Что-то здесь не так, совсем не так.
Куинн нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Вот начали выходить еще дендарийцы, гоня перед собой толпу клонов. Куинн нахмурилась и принялась проталкиваться через поток идущих в переходный рукав и затем в катер.
Торн и Марк последовали за ней в хаос невесомости. Здесь повсюду были подростки-клоны — одни рыдали, других жестоко тошнило; дендарийцы пытались собрать их и направить к выходу. Один встревоженный солдат ручным пылесосом вылавливал из воздуха плавающие комочки чьего-то последнего завтрака прежде, чем кто-то успеет их вдохнуть. Крики, вопли, ропот голосов отдавались в голове, как удар. Окрики Фрэмингема не приносили результата: невозможно было восстановить здесь военный порядок прежде, чем перепуганные клоны покинут грузовой отсек.
— Фрэмингем! — Куинн подплыла к нему и ухватила за щиколотку. — Фрэмингем! Где к чертовой матери криокамера, которую сопровождал Норвуд?
Тот опустил глаза, помрачнев. — Но вы же сказали, что она у вас, капитан.
— Что?!
— Вы сказали, что Филиппи у вас. — Его губы растянулись в гримасе ярости. — Черт побери, если мы оставили ее там, я …
— Да, Филиппи у нас, но она… она была уже не в криокамере. Камеру должен был вам привезти Норвуд. Норвуд с Тонкином.
— С ними не было камеры, когда мой спасательный отряд их вытащил. Мы подобрали их обоих, вернее, что от них осталось. Норвуд убит. Ему попала в глаз одна из этих долбанных разрывных иглогранат. Голову разнесло на куски. Но я не бросил его тело — оно здесь, в мешке.
Командирский шлем притягивает огонь, о да, я это знал… Неудивительно, что Куинн не могла пробиться к каналу его шлема.
— Криокамера, Фрэмингем! — В голосе Куинн была такая черная тоска, какой Марк не слышал до сих пор.
— Я не видел никакой чертовой криокамеры, Куинн! У Норвуда с Тонкиным ее не было, когда мы до них добрались. Что такого важного, мать его так, было в этой криокамере, если там даже не было Филиппи?
Куинн выпустила его лодыжку и повисла в воздухе, свернувшись в тугой комок, поджав руки и ноги. Глаза ее были огромными и темными. Она не дала вырваться наружу потоку неадекватных и гадких ругательств, стиснув зубы так крепко, что десны побелели. Лицо Торна цветом напоминало мел.