Танец отражений
Шрифт:
Марк пробудился, моргая от лучей утреннего солнца, косо падавших в окно, которое он забыл занавесить прошлой ночью. Тогда же кто-то из слуг развесил в гардеробе комплект самой неофициальной его одежды. В конце коридора он обнаружил ванную, умылся, оделся и отправился на осторожные поиски какой-нибудь живой души. В кухне домоправительница отправила Марка на улицу поискать графа, — увы, не предложив ему завтрака.
Он прошелся по вымощенной каменной крошкой дорожке к рощице заботливо высаженных земных деревьев, чью характерную зеленую листву уже позолотила и испещрила крапинками наступающая осень. Большие деревья, очень старые. Граф с Еленой
Брови Марка поползли вверх. Граф смотрелся невыносимо ярко в самом официальном из вариантов военного мундира — парадной имперской красно-синей форме. Елена была тоже должным образом одета в парадную, хоть и более спокойную по цвету, дендарийскую форму — серый бархат с отделкой серебряными пуговицами и белым кантом. Она сидела на корточках возле плоской бронзовой жаровни на треноге. Над жаровней трепетали бледно-оранжевые язычки пламени, и поднималась струйка дыма, таявшая в золотистом утреннем тумане. Сжигают посмертное приношение, догадался Марк и неуверенно застыл возле кованой железной калитки в низкой каменной стене. Кому? Его никто не пригласил.
Елена встала; пока приношение, чем бы оно ни было, сгорало дотла, они с графом тихо переговаривались. Минутой спустя Елена свернула из ткани прихватку, сняла жаровню с треножника и вытряхнула серые и белые хлопья на могилу. Протерев бронзовую чашу изнутри, она убрала ее вместе со складным треножником в вышитый коричневым и серебряным мешочек. Граф поглядел на озеро, заметил стоящего у калитки Марка и кивнул ему — не приглашая внутрь, но и не запрещая входить.
Еще что-то сказав графу, Елена вышла из обнесенного стеной садика. Граф отдал ей честь. Проходя мимо Марка, она удостоила его вежливого кивка. Лицо ее было мрачным, но, как показалось Марку, не столь напряженным и похожим на маску, каким он его видел с момента приезда на Барраяр. Теперь граф однозначным жестом поманил Марка внутрь. Испытывая одновременно неловкость и любопытство, Марк прошел через калитку и двинулся к нему по усыпанной хрустящим гравием дорожке.
— Что… это было? — наконец решился спросить он. Прозвучало это слишком легкомысленно, но граф вроде бы не рассердился.
Граф Форкосиган кивком указал на могилу у своих ног: «Сержант Константин Ботари. Fidelis.» И даты. — Я выяснил, что Елена ни разу не приносила посмертного возжигания своему отцу. Он восемнадцать лет был моим оруженосцем, а до этого служил под моим командованием в космических силах.
— Телохранитель Майлза. Я знаю. Но его убили до того, как Гален начал мое обучение. Гален не уделял ему особо много времени.
— А стоило. Сержант Ботари был очень важен для Майлза. И для нас всех. Ботари был… трудным человеком. Я думаю, что Елена так никогда с этим полностью и не примирилась. А ей нужно его принять, чтобы быть в ладу с собой.
— Трудным? Я слышал, преступником.
— Это очень… — граф заколебался. Марк ожидал, что тот скажет «нечестно» или «неправильно», но слово, которое граф наконец произнес, было — «неполно».
Они прогуливались между могил, граф устроил Майлзу экскурсию. Родственники и доверенные слуги… кто такой майор Эмор Клийви? Марку это напомнило все недавние музеи. Семейная история Форкосиганов со времен Изоляции охватывала собой
— Меня тоже похоронят здесь, — прокомментировал граф, глядя на спокойное озеро и горы за ним. Утренний туман исчез с поверхности воды, на ней принялись сверкать солнечные зайчики. — И я не попаду в эту толпу на Имперском кладбище в Форбарр-Султане. Моего беднягу отца хотели похоронить там. Мне пришлось по-настоящему на эту тему с ними поспорить, несмотря на то, что он выразил свою последнюю волю. — Он кивком указал на камень. «Генерал граф Петр Пьер Форкосиган», и даты. Тот спор граф явно выиграл. Точнее, оба графа.
— Я провел здесь счастливейшее время моей жизни, когда был маленьким. И уже потом, мою свадьбу и медовый месяц. — Лицо его дрогнуло в мгновенной улыбке. — Здесь мы зачали Майлза. А значит, в определенном смысле, и тебя. Осмотрись. Вот ты откуда. После завтрака я переоденусь и еще кое-что тебе покажу. — О. Так, э-э, значит никто еще не ел.
— Перед приношением посмертного возжигания надо поститься. Подозреваю, именно по этой причине его часто устраивают на рассвете. — Граф слегка улыбнулся.
Больше ни для чего блестящий дворцовый мундир здесь графу понадобиться не мог, как и дендарийская парадная форма Елене. Они заранее их упаковали ради этой священной цели. Марк разглядывал свое искаженное, темное отражение в начищенных до зеркального блеска сапогах графа. Выпуклая поверхность искажала его до гротескных пропорций. Вот его будущее? — Вот за чем мы все сюда прилетели? Чтобы Елена могла совершить обряд?
— Среди всего прочего.
Зловеще звучит. Марк проследовал за графом обратно в большой каменный дом, чувствуя себя смутно растревоженным.
Завтрак домоправительница накрыла в солнечном дворике-патио возле торца дома; цветущие кусты и насаждения скрывали его, лишь в сторону озера был проделан проход. Граф переоделся в старые черные брюки от рабочей формы и куртку в деревенском стиле, с поясом и разрезами по бокам. Елена к ним не присоединилась.
— Она хочет подольше прогуляться, — коротко пояснил граф. — Мы тоже так сделаем. — И Марк благоразумно положил третий сладкий рулетик обратно в накрытую крышкой корзинку.
Очень скоро он возрадовался своей умеренности — граф повел его прямо вверх по склону холма. Они достигли вершины и остановились передохнуть. Вид на длинное озеро, извивающееся меж холмов, был очень красив и ради него стоило запыхаться. По другую сторону холм переходил в небольшую ровную долину со старой каменной конюшней и пастбищем, где выращивалась зеленая земная трава. По пастбищу лениво бродили несколько не занятых никакой работой лошадей. Граф провел Марка вниз, к изгороди, и с печальным видом на нее облокотился.
— Вот тот большой чалый — конь Майлза. В последние годы он почти заброшен. У Майлза не всегда находилось время поездить верхом, даже когда он бывал дома. Конь привык прибегать, когда Майлз его звал. Нечто на грани фантастики — когда эта здоровенная, ленивая животина встрепенется и переходит на бег. — Граф помолчал. — Может, попробуешь.
— Что? Позвать коня?
— Мне было бы любопытно посмотреть. Заметит ли конь разницу. Голоса у вас… очень похожи, на мой слух.
— Меня на это натаскивали.