Танец сакур
Шрифт:
До отправления поезда в Милан оставалось полтора часа, забрав из гостиницы чемодан, Лиза совершала последнюю прогулку по городу. Она намеренно не заходила в магазины, торговавшие кружевами, — во всех большую часть ассортимента составляли детские чепчики, платьица и пенетки, — это были совсем не те вещи, которые она желала видеть. Но этот магазин казался вполне безопасным — в витрине были выставлены тончайшего плетения шали, скатерти и воротнички.
Лиза толкнула дверь и вошла внутрь, казалось, она попала в средневековую сказку. За годы своей работы байером видевшая сотни первоклассных коллекций, она была очарована изысканной простотой выставленных изделий. Простота была видимостью, за которой стояли долги часы кропотливого труда, глухие удары коклюшек друг о друга, затаенное
В магазине было тихо и пусто — только где-то в глубине звучали приглушенные голоса. Лиза выбрала цвета старой розы кружевную шаль — в подарок Кате, Боже она до сих пор не могла поверить, что подруга не отвернулась от нее. Для себя она присмотрела тончайший кипенно белый воротник, которым собиралась украсить строгое платье Armani — невинная игра в школьницу. Воротник висел высоко, и снять его Лиза сама не могла, она оглянулась в поисках продавца и увидела, что откуда-то из внутренних помещений магазина в зал вошла крошечная старушка, на вид чуть ли не ровесница века, прошлого века. Она быстро заговорила по-итальянски, Лиза вновь беспомощно оглянулась, не понимая ни слова. Из глубины магазины вышел эффектный молодой итальянец, наверное, внук или даже правнук, направился к Лизе, собираясь достать воротник, на который она смотрела. Старушка резко остановила его, требуя перевести ее слова Лизе, парень пытался спорить, но быстро сдался.
— Извините, синьорита, — заговорил он. — Я потом достану для вас эту вещицу, но сейчас бабуля хочет, чтобы вы посмотрели вот это, — он сделал шаг к витрине, подсвеченной ласковым золотистым светом, открыл ее и протянул Лизе невесомое как золотая паутинка платье, такое крошечное, что оно было впору только новорожденному младенцу. Лиза вздрогнула, парень строго посмотрел на бабушку, та забрала у него из рук детскую вещь и настойчиво протянула ее Лизе — ей не оставалось ничего, кроме как взять ее.
— Глупая легенда — будто сирены подарили венецианской девушке кружевную фату, невесомую и нереальную, а потом ее подружки, желая иметь такую же, научились плести кружева. Не так все это, настоящее предназначение кружев — одевать в них желанных и любимых детей. Это последняя вещь, которую я сплела сама и вообще-то не собиралась ее продавать, но хочу, чтобы ее посмотрела ты.
Старушка отвернулась и удивительно быстро для ее возраста направилась прочь. Лиза и молодой итальянец с удивлением посмотрели ей вслед.
— Вы извините бабушку, она старая совсем, — начал извиняться парень. — Раньше она была одной из лучших кружевниц, а сейчас не видит почти ничего, но отказывается закрывать магазин и часто приходит сюда, — он протянул руки, чтобы забрать детскую вещицу. — Давайте я достану вам то, что вы хотели.
Лиза удержала платьице, не желая его отдавать.
— Если ваша бабушка согласна его продать, я куплю, — подчиняясь моменту, тихо сказала она.
Спустя час Лиза ехала в поезде, глядя как за окнами мелькает пейзаж остающихся позади Альп. Она до сих пор пыталась осмыслить странную встречу в лавочке с кружевами: фантасмагория, рожденная ее усталым сознанием? нереализованными мечтами и тайными мыслями? Можно было думать и так, если бы не детское платье, тщательное упакованное в папиросную бумагу и лежащее на самом верху ее чемодана.
Решение пришло само собой, до абсурда простое в своем замысле и трудное в исполнении. Но ведь никто и не обещал, что счастье будет легким. Еще несколько лет назад Лиза получила пусть призрачную, но надежду, что после операции по восстановлению проходимости одной оставшейся у нее трубы, она сможет забеременеть, а для ЭКО не было нужды и в операции.
Ей следовало не оплакивать свою судьбу, а заняться подготовкой к ЭКО, одновременно решая вопрос с собственным магазином и выходом из всех дел «Весны».
Решение было принято, оставалось лишь исполнить его.
Мысли, проклятые мысли терзали его, прежние переживания о смерти Саюри, о собственной в этом вине, о предательстве Лизы — все отступило перед угрозой потери родных из-за решившего, наконец, отомстить Сюнкити. Как бы Корнилову хотелось, чтобы объектом этой мести стал он сам, но нет, ее отец не был бы главой Ямагути-гуми долгие 20 лет, если бы шел проторенными путями. Казалось, предпринято все для обеспечения безопасности семьи — Марина с детьми, их мать уже вторую неделю были на Сент-Барте, отец легко согласился с Алексеем, а марининого мужа никто и не спрашивал. Жизнь на тропическом острове тоже не была залогом спасения от вездесущей якудзы, но все же давала надежду. Вилла Корниловых на самом берегу Карибского моря была нашпигована лучшими специалистами по безопасности, которых только можно было нанять за деньги. Но это не давало даже видимости покоя — чем больше Алексей думал о планах Сюнкити, тем больше он склонялся к мысли, что следующей жертвой, особенно из-за недоступности других женщин его семьи, может стать Лиза. Тем более, Лиза в последние недели развила в Москве какую-то бешеную активность. Корнилов и не желал бы об этом знать, но почему-то теперь считал своим долгом следить за жизнью этой мерзавки. Конечно, он приставил к ней охранников, но любому понятно, нельзя гарантировать чью-то безопасность, не вступая в контакт с этим человеком. За Лизой присматривали неотступно, но на расстоянии. Когда же к ней явился человек Корнилова с сообщением о том, что Алексей приказал охранять ее из-за угрозы его семье, Лиза нервно фыркнула, спросила, с какой это стати он отнес ее к своей семье и предложила незадачливому посланцу убраться вон. Она была так убедительна и так зла, категорически не желая ничего слушать, что суровый еще вчера генерал ФСБ был вынужден убраться восвояси. Теперь он и его подчиненные бились над задачей сохранить жизнь объекту, который этой жизнью как бы и не дорожил.
Алексей был вне себя от того, что он называл Лизиным самодурством, про себя ругал ее последними словами, а незадачливых охранников ругал вслух. Черт возьми, он даже решил сам ей позвонить, но едва, прозвучал первый гудок, услышал гневный голос, обвинявший его в извращенном желании контролировать ее жизнь, может, для того, чтобы она никому не рассказала о его странных пристрастиях к раскрашенным гейшам. Лиза просила объяснить, почему, из-за какой такой угрозы она должна пускать чужих людей в свою жизнь. Конечно, объяснять он ничего не захотел, закончил звонок и зло бросил телефон через всю комнату. Несчастный аппарат отскочил от стеклянной стены и остался лежать на полу.
Странно, но в этой ситуации наибольшее благоразумие проявила Марина, обычно взбалмошная и вздорная сестренка, не задавая ни единого вопроса, пообещав взять на себя объяснение с их матерью, быстро собрала детей для отъезда на Сент-Барт. Может, причина была в том, что она хоть немного знала о Саюри? — Корнилов не знал, но был благодарен сестре.
В один из дней Марина позвонила ему, она скрывала волнение за Алексея, убеждая его уехать из Японии, понимая, больше, чем Корнилову бы хотелось. Он не желал уезжать — в этой игре следовало поставить точку. Как будто случайно, а, может, интуитивно желая поделиться с близким человеком, Алексей сказал, что Лиза отказалась от охраны. В ответ сестра что-то злобно прошипела, он не стал вникать, что конкретно.
Лиза была зла, устала, обеспокоена и чувствовала себя отвратительно. Если бы не уверенность в своей неспособности вот так просто иметь детей, она бы уже бежала в аптеку за тестом на беременность, но она собственными глазами видела результаты исследований и знала о том, какие манипуляции ей нужно совершить, чтобы забеременеть, да и месячные были у нее в срок. Но все же она записалась на прием к гинекологу, чтобы знать все наверняка. И если усталость и беспокойство можно было отнести на счет слабого самочувствия, не больше, то у ее злости было вполне известное лицо — Корнилов. Он не успокоился той отповедью, что учинил ей, словами о том, что в считаные дни будет знать о ней все, теперь под каким-то надуманным предлогом, а, вернее, без всяких предлогов решил приставить к ней охранников. Узнал о перипетиях ее прошлого и решил подстраховаться? Как-то странно и глупо, и на него совсем не похоже. Она, конечно, дала отставку этим самозванным охранникам, но не могла поручиться, что они не делают свое дело без всякого ее ведома.