Танец сакур
Шрифт:
— Привет еще раз, — Катя с широкой улыбкой шагнула в квартиру. — Соскучилась очень! Прошлые недели были безумные, даже не увиделись ни разу. Прости!
— Ничего, я понимаю, — Лиза старалась не показывать свои натянутые до предела нервы, но подруга окинула ее критическим взглядом и погрустнела.
— Чудесное Chloe, — Катя махнула головой на лизино платье, — И ужасный вид. Что-то случилось. Скотина Корнилов? — полувопросительно подвела она черту.
— Почти, — Лиза решила не тянуть. — И он, и я. Я хочу все тебе рассказать, — она забрала катино пальто и методично повесила его в шкаф. В голове все смешалось: презрение к самой себе, страх перед разговором с подругой, ненависть к Алексею, который планировал провести этот вечер с Кейко. — Идем в комнату. Я достала Ле Монраше.
— Ле Монраше? То самое легендарное вино, которое ты за какие-то безумные деньги купила в Нью-Йорке? — удивилась Катя. — Ты же откладывала его до какого-нибудь супер-события.
— Супер-события, которое мы собирались отметить
— Лиза, что случилось? — Катя схватила ее за руку. — Только не говори мне, что заболела чем-то ужасным?
— Нет, не заболела, хотя уж лучше бы было так.
— Правда не заболела? — решила уточнить педантичная Катя.
— Точно, — Лиза улыбнулась и потянулась к штопору.
— Не открывай! — остановила ее подруга. — Я не буду пить, не могу, — немного смутилась Катя.
Лиза удивленно подняла брови.
— Опять эта жуткая аллергия, — Катя поморщилась, — Я переполнена антигистаминами, кофе и адреналином. Боюсь твое Ле Монраше меня просто добьет.
Лиза знала, что подруга после родов мучается аллергией на холод, которая доставляет массу неприятных минут и хлопот, и обычно сочувствовала ей, но сейчас была даже рада — в какой-то момент показалось, что Катя опять беременна, а это пережить было бы непросто. Конечно, потом она бы порадовалась за Дорофеевых и отругала себя за зависть и эгоизм, но в этот самый момент не могла с собой ничего поделать.
— О, дорогая, мне так жалко тебя! — Лиза приобняла ее, — Я думала, эта гадость уже отстала от тебя. Я пойду сделаю чай.
— Подожди, не суетись, я не хочу ничего, правда, — Катя усадила ее рядом и ласково коснулась рукой. — Лучше расскажи. Я уже схожу с ума от беспокойства. Я так надеялась, что Корнилов не причинит тебе зла.
— Он и не причинил, Катя. Вернее, мы причинили друг другу зло, оба. — Лиза чуть отодвинулась от подруги, она не могла рассказывать свою историю, ощущая хоть чье-то тепло. — Я очень хочу рассказать тебе сама, понимаю, что Алексей может что-то сказать Сергею, а Сергей тебе.
Катя кивнула, она не могла без содрогания смотреть, как еще пару дней назад радостная и словно сияющая Лиза сдулась как воздушный шарик и стала даже более печальной, чем прежняя Лиза.
— В общем, я даже не знаю, с чего начинать. Этой истории уже семь лет, и все как-то нелепо связано друг с другом.
— Начинай с чего хочешь, — Кате бы очень хотелось ее подбодрить, но бывают ситуации, когда слова не значат ничего. — И давай неси уж свой чай и если есть, то эти профитроли, которые ты покупаешь в CUP amp; CAKE.
Лиза была благодарна подруге за короткую передышку, через пару минут она вернулась в комнату с подносом, как будто собравшись. Катя сняла пиджак, положила ноги на пуфик — они всегда так сидели во время своих девичников — и приготовилась слушать.
— В общем, все началось семь лет назад, — Лиза нервно передвинула чашки на столе, — Я рассказывала тебе: секс в предновогоднюю ночь, неудавшаяся беременность, больница. — Катя помнила эту историю, правда не совсем понимала, какое все это имеет отношению к Корнилову и к сегодняшнему дню. — Тем мужчиной, с которым я провела ночь, это был Алексей, — Лиза выпалила это на одном дыхании и замолчала.
Подруга бросила на нее удивленный взгляд, но ничего не сказала.
— Но самое смешное, когда мы встретились, я как будто забыла об этом. Тот Корнилов из прошлого и этот, с которым меня познакомила ты, это были как будто разные люди. Но это все не важно, и опять я перескакиваю. Просто не хочу ворошить.
— Ну и не вороши, если не хочешь.
— Я должна, Катя. Хочу рассказать тебе.
— Тогда говори.
— В общем, я тебе рассказывала тогда, операцию мне сделали из рук вон плохо. Вернее, в той ситуации, все было сделано как надо, но из-за нехватки времени мне не просто удалили трубу, но еще и вырезали яичник, а, когда я пришла в себя и стала задавать вопросы, безапелляционно заявили, что забеременеть я больше не смогу. Это я потом узнала, что шансы пусть и небольшие, но есть, можно сделать курс лечения, плюс никто еще не отменял ЭКО. Но тогда-то я была больной и растерянной. Шов во весь живот никак не заживал, я была одна, мама не смогла приехать. Нет, я не оправдываю себя, просто рассказываю, как все было. И странное дело, я не хотела ребенка и не ждала его, но, когда узнала, что он мог бы быть, думала только о нем. Представляла, как я хожу беременная, как он шевелится во мне, какой он появляется на свет. Но больше всего мне нравилось представлять себя беременной. Я прочитала массу сайтов, узнала, какой был бы у меня вес в каждом триместре беременности. Мне нравилось заходить в магазины для будущих мам и смотреть платья на вешалках, я притворялась, будто жду ребенка и заговаривала с продавцами. Я не могла ничего померить, но обещала прийти, как только появится живот. У меня была масса свободного времени, больничный 4 недели. Дома я привязывала думку к животу, вставляла дополнительные пуши в лифчик и опять представляла себя тяжелой и беременной. Поверх всего этого надевала какую-нибудь тунику и стояла перед зеркалом, поглаживая гордо выпяченный живот, набрасывала сверху пальто, думаю, что нужно купить новое, старое не застегнуть на моем животе. Я была полусумасшедшей, а в голове звучали слова врача: «Не сможете иметь детей». Я так вжилась в свою роль, что мне хотелось зрителей, выходить из дома с подушкой я не решилась, но надела грацию, очень правдоподобно насовала каких-то вещей, шарфов, пытаясь создать чуточку беременный вид, опять отправилась в магазин примерять вещи. Я так ловко научилась имитировать беременную фигуру, что даже продавцы не заподозрили ничего, а, что в примерочную я их не пускала, отговариваясь тем, что немного стесняюсь, а под шубой мой комок тряпок вполне походил на будущего ребенка. Однажды я стояла в примерочной магазина в Столешниковом переулке — яркое платье на чуть выступающем животе, я очень нравилась себе. Знаешь, я даже не думала, что зашла в своем маскараде слишком далеко, что могу встретить кого-то знакомого. Я жила своим внутренним миром. Так вот в тот магазин зашла моя коллега, она где-то за месяц до этого ушла в декрет. Я слышала знакомый голос, я даже видела ее сквозь щелку двери. Мне стало страшно, я как будто проснулась — как я выйду, как все объясню. Да и знаешь, она была настоящей, красивой будущей мамой, а я — идиоткой и притворщицей. Коллега вскоре вышла, я сняла платье, поправила свою маскировку и выскользнула из магазина. Больше в эти игры я не играла, у меня не было притворства — была только боль, — Лиза замолчала на секунду. Она так долго говорила, а рассказана только малая часть истории, причем рассказана так, чтобы нарочно заставить ее пожалеть.
— Лиза, дорогая, — Катя потянулась к ней.
— Нет, подожди, если я услышу хоть одно сочувственное слово, то распадусь на части и не знаю, смогу ли собраться.
Катя замолчала, откусила пирожное, но кусок не шел в горло — и это была не метафора. Перед глазами стояла несчастная потерянная и брошенная всеми Лиза, цепляющаяся за иллюзию.
— В общем, покончив с этим дурдомом, я вышла на работу, — продолжила Лиза. Свою работу я обожала. Ну знаешь, из-за бабушки, из-за своей мечты, увидеть свою фамилию где-нибудь в New York Times. Все было здорово: сводки, цифры, аналитика. Но я никак не могла войти в привычную колею, я смотрела на все происходящее как будто со стороны. Постоянно отвлекалась, хотела спать и плакать, а по ночам, наоборот, не могла уснуть. Пока была на больничном, я сильно поправилась, на 6 килограммов — ела все подряд, а потом не влезала ни в один костюм. Стала худеть, теперь на работе мне не только хотелось спать и плакать, но и вечно хотелось есть. Я была худшим работником, какого только можно представить, но пока еще меня терпели. Евгений, ты его знаешь, по «Весне», он был моим непосредственным начальником. — Лиза понимала, что рассказывает слишком подробно, но она не могла выкинуть ни одну деталь, потому что не понимала, какая из них важна, а какая нет. — А потом случилась эта история с аргентинскими варрантами, и я одна в ней виновата.
Катя серьезно сомневалась, что подобные утверждения о собственной вине хоть когда-нибудь соответствуют истине, но это было сложно объяснить — каждый, а, вернее, каждая должна была понять это сама.
— Я работала трейдером, ты помнишь, я тебе говорила, — продолжила Лиза. — И до болезни я была хорошим трейдером, точным, не допускающим ошибок. Мы покупали аргентинские варранты, неплохая сделка со стабильной маржей. Я не вникала в детали операции, хотя и должна была. Варранты мы покупали по цене 13 аргентинских песо за 100 штук, на уровне рынка. Реальный курс песо к доллару был 1 к 4, но незадолго до проведения операции Евгений мне сказал вводить в терминал курс 1 к 1. И я не проверила вообще ничего, я просто сделала, как он говорит. Это было глупо, преступно, непростительно, — Лиза уронила голову на колени. — За варранты было заплачено в 4 раза больше, мошенничество чистой воды. 13 миллионов долларов убытка для компании, для «Брокер Инвеста». Смешно, в объеме операций это заметили не сразу, — Лиза подняла голову и усмехнулась. — Потом варранты были проданы с минимальной прибылью. «Брокер-Инвест» даже заработал на них какие-то жалкие 4 миллиона. А средства от первоначальной покупки варрантов ушли на оффшорные счета, уплывая все дальше и дальше. И единственным человеком, который был к этому причастен, являлась я. Разве можно было доказать, что это Евгений сказал курс конвертации? Кто бы и что ни говорил — я должна была проверять все сама, но мне было наплевать: мне хотелось есть, спать и плакать. Я была плачущей размазней, и я за это поплатилась. На следующий день в своем обычном коматозе я пришла на работу и стала просматривать вчерашние проводки, даже не проверять, а просто просматривать. И я увидела всю картину того, что натворила. Мошенничество, другого слова не было и нет. Я была в ужасе и в панике, все, что грызло меня раньше, отошло в тень. Отличный способ выхода из кризисной ситуации. Невозможность иметь детей казалась детской сказкой по сравнению с возможностью сесть в тюрьму. В Академии нам подробно живописали, как обходятся в Америке и в Европе с такими, как я. Ну уж а про российское уголовное правосудие и российскую тюрьму с восторгом рассказывало наше TV. За меня было некому заступиться. И учти, то, что варранты будут проданы, я не знала — сделка по продаже закрылась через два месяца — на тот момент моими силами у «Брокер Инвеста» был тринадцатимиллионный убыток. И я была готова на все, лишь бы не нести ответственность за это.