Танго в стране карнавала
Шрифт:
Рио-де-Жанейро — город самовлюбленных анархистов. Ни Церковь, ни государство, ни даже совесть, кажется, не оказывают никакого влияния даже на самых приличных горожан. Свыше восьмидесяти процентов жилья, включая шикарные особняки и небоскребы, построено нелегально. Полиция меняет законы по своему усмотрению, самосуд — популярная форма общественного контроля. Теневая экономика составляет более сорока процентов. Прославленные музыканты не скрывают, что сами приобретают пиратские диски с музыкой. Все без исключения садятся за руль в пьяном виде. И винить в этом некого. Такова цена индивидуальной свободы — и правительства, которому до всего этого явно нет дела.
Эксцентричная интеллектуалка Анна, владелица соседнего особняка в стиле ар-нуво, регулярно устраивала вечеринки, на которых ее жильцы — анархисты, художники, члены альтернативных политических партий и отбившиеся от рук дети, — принимали у себя карнавальных барабанщиков, электропанк-группы и странные труппы современного балета или устраивали очень громкие поэтические чтения. Улицу запруживали автомобили и такси, на тротуарах толпились те, кто не получил приглашения, и из моего окна в комнате китайской принцессы было слышно, как в саду напротив отбившиеся от всех гости, не понижая голоса, обсуждают бразильский национализм и прочие животрепещущие темы. Так было каждые выходные и продолжалось до самого восхода.
— Неужели никто на улице никогда на нее не пожалуется? — спросила я у Густаво, когда однажды утром он сказал, что шум всю ночь не давал ему спать.
Густаво странно взглянул на меня и помотал головой:
— Нет, разумеется.
После многозначительной паузы он добавил:
— Кроме того, кому жаловаться-то? Права личности для Рио-де-Жанейро — тоже вопрос сложный и запутанный. Определенно, здесь никому не дано права на то, чтобы пребывать в тишине. Нельзя сказать, чтобы кто-то бился за реализацию права людей на образование. Здесь с усмешкой относятся ко всякой дребедени типа права на интеллектуальные ресурсы, да и о праве на собственность — этом «отжившем свое старье» — имеют, скажем, весьма поверхностное представление.
Когда я в первый раз приехала в Рио, то тешила себя мечтой о приобретении недвижимости. Хотелось купить дом в южной полуостровной части Ипанемы, в Леблоне, где фавела Виджигал прилепилась к склону величественной горы Дойш Ирманс («Два брата»). Квартиры с потрясающим видом на пляж Ипанемы продавались примерно за 15 тысяч американских долларов, так что трудно было не соблазниться перспективой.
Иногда мы с Кьярой наведывались в этот район после утреннего лежания на пляже, устраивали гонки на мототакси по широким автострадам и заглядывали вниз, туда, где гора погружалась в сверкающий Атлантический океан. Кьяра всегда была нацелена на поиск новых чернокожих красавцев, с которыми еще не успела свести знакомство и которые, по ее уверениям, встречались только в фавелах.
— Межрасовое скрещивание — вот что делает их такими шикарными, — поясняла она в своей прямолинейной манере. — Теория Дарвина в действии, естественный отбор. Вот почему англичане такие уроды. Они ведь живут на острове.
Если отбросить эстетические восторги, приобретение недвижимости казалось хорошим вложением капитала, особенно с учетом того, что в двух шагах отсюда, в Леблоне, точно такая же квартира, и даже без вида, оценивалась в 200 тысяч долларов.
— Решено, — объявила я однажды Фабио и Карине, когда мы покачивались в гамаках в садике ее гостиницы. — Это просто вложение денег. Я ее покупаю, потом сдаю — и через десять лет у меня в кармане сто тысяч баксов. — Я была в восторге от того, что нашла наконец легкий способ решения своих вечных финансовых проблем. — Сегодня же звоню своим в Австралию.
Фабио и Карина смотрели на меня с подозрением.
— Господи, дорогая, — наконец заговорила Карина. — Ты что же, так и не поняла?
Они с Фабио переглянулись и одновременно захохотали.
— Если ты так этого хочешь, — хрюкнул Фабио, — иди покупай, только потом прихвати еще АК-47 — и тогда уж можешь там жить.
Вот какова, по большому счету, свобода в Рио-де-Жанейро. Она ничего не стоит, если при вас нет оружия. Может, конечно, имеется пара цивилизованных островков где-то в районе Ипанемы и Леблона, но большая часть Бразилии до сих пор живет, как на Диком Западе.
Беззаконие и беспредел шумят и грохочут по всему городу. Не проходит дня, чтобы на страницах газет не появилось очередных жалоб от респектабельных граждан по поводу нелегального жилья, которое возводится прямо рядом с их домами. Здесь незарегистрированные мини-автобусы и фургоны запрудили полосы для проезда автобусов; продавцы пиратских дисков нагло преграждают вход в музыкальные магазины, а судьи не могут устоять перед искушением творить собственные законы.
Наркоторговцы устраивают свои boca-da-fuma, точки сбыта товара, прямо в приличных семейных кварталах Копакабаны, чтобы их клиентам не нужно было бить ноги, поднимаясь на холмы морру, а в центральном Рио социальное движении «Люди без крыши над головой», собрав свыше 600 бездомных семей, организовало их незаконное вселение в пустующие дома. Целые байру в этом городе никогда не платят за электричество и воду, не знают, что такое налоги. Ежегодно в Рио-де-Жанейро совершается в среднем 6500 убийств, 32 тысячи угонов автомобилей, 22 тысячи изнасилований, 5 тысяч групповых ограблений.
— Что будет, если мы нарвемся на неприятности? — с тревогой спросила я свою приятельницу Анну, когда на въезде в лес Панейрас мы миновали громадный желтый полицейский знак, который гласил: «СТОП! ПРОЕЗДА НЕТ». Анна, бывшая сильно навеселе, желала во что бы то ни стало полюбоваться лесом до захода солнца.
Впереди, у стоявших на обочине джипов, околачивалась группа из десятка или около того вооруженных полицейских.
— Что там такое? — спросила Анна.
— Полиция, у меня могут быть проблемы. — Я выглянула в окно и поежилась при мысли о своем нелегальном положении.
— Никаких проблем. — И Анна, улыбнувшись, потерла большой палец о указательный. — Jeitinho.
O, жейтинью. Не подмажешь — не поедешь. Вот почему Бразилия коррумпирована, вот почему мы и любим и ненавидим ее. Жейтинью — это двадцатка, которую суешь полицейскому, чтобы не брал штраф за вождение; улыбка, которой одариваешь таможенника, чтобы поскорее ставил визу; работа, на которую ты берешь племянника соседки за то, что она субботними вечерами сидит с твоими детьми. Это миллион, который ты платишь сенатору, который проталкивает твой законопроект. Подобное происходит во всех странах мира, но у Бразилии есть своя, неповторимая специфика. Государственная система здесь абсолютно не эффективна, и жейтинью — та смазка, без которой ее колесики вообще не крутятся. Дав на лапу, здесь можно нанять полицейских в качестве личных телохранителей, откупиться от ареста (это, как я знаю из надежных источников, стоит 900 реалов) и пропихнуть свои бумаги по инстанциям. Что тут возразишь — когда деньги есть, коррупция работает лучше, чем бюрократия.
Карина играла по правилам, но это одинокий бастион в мире, где даже владельцы дешевых молодежных гостиниц клевещут на других, чтобы обойти их и быть упомянутыми в путеводителях, и постоянно вставляют друг другу палки в колеса. Все средства хороши, кроме одного: честной работы и улучшения качества своих услуг — такое считается просто глупостью.
Все это мне поведал торговец пиратской продукцией на Руа Уругвайна, у которого я искала последний диск Сеу Хорхе. [70] Крупный высокий дядька по имени Дуду, он рассказал, что зарабатывает продажей пиратских копий не меньше тысячи реалов в месяц (для сравнения: средний уровень зарплаты в Рио 350 реалов) и в общем-то занимается этим в одиночку. Если захочет свернуть дело, никто, кроме него, от этого не пострадает.
70
Сеу Хорхе (род. 1970) — известный бразильский музыкант и киноактер.