Танки генерала Брусилова
Шрифт:
Врангель проводил взглядом проплывающую за окном редкую растительность, особенно унылую в преддверии зимы.
– На словах и на бумаге гладко. А как на деле пойдет – неизвестно. Не приучены у нас столь разные войска воевать совместно.
– Время, время не позволяет, дорогой барон. Не привыкать русскому человеку постигать военную науку прямо в бою, а не на каких-то учениях.
Петр Николаевич усмехнулся.
– Мои предки – немцы.
– А мои из Речи Посполитой. Все одно – теперь мы русские, раз служим
И общероссийский бардак на нас тоже распространяется. Этого ни генерал, ни офицер не стали произносить при водителе. Оно и так очевидно.
Начальник разведки Дальневосточного военного округа Колесниченко оценивающе оглядел ротмистра и по каким-то внутренним признакам определил: годится. В комендатуре, где происходила встреча, присутствовал также партикулярный господин лет пятидесяти, до поры молчавший. Затем разведчик представил его:
– Статский советник Александр Иванович Павлов, бывший посланник в Сеуле. Ныне, как вам известно, Корея под нажимом Японии всяческие дипломатические сношения с нами порвала. Александр Иванович также включен в отряд.
– Обузой не буду, господин ротмистр. В седле держусь и оружием владею, – дипломат пожал руку кавалеристу. – Вас не ввели в курс относительно нашей задачи в стране?
– Никак нет, – напрягся Врангель, понимая, что сейчас услышит самое важное.
– Нам предстоит вывезти в Маньчжурию императора Сунджона, обманув армию и полицию, которые подчиняются премьер-министру предателю Ли Ванену, и японскую оккупационную администрацию.
Барон посмотрел на полковника разведки и Брусилова, прочитав в их глазах – сам напросился. Да и не собирался он включать коробку передач на реверс.
– Когда выступаем?
– По получении дополнительного приказа. Начиная со следующих суток – в любое время, – ответил Павлов. Готовность ротмистра сунуть голову в петлю произвела впечатление на присутствующих.
По возвращении в часть он построил эскадрон, заслушал доклад «за время вашего отсутствия…» и спросил добровольцев на опасное дело. Почему-то не удивился, что вызвались все, не спрашивая куда и зачем. В армии подобные вопросы не в чести. Раз барон идет – значит надо.
Долго ожидать приказа не пришлось. Глубокой ночью 1 декабря на зависть форменным контрабандистам студеные воды реки Ялуцзян или кратко – Ялу приняли плоты, на которых сто двадцать восемь кавалеристов эскадрона, дипломат Павлов и два проводника-переводчика из живших в Маньчжурии корейцев, а также полтораста лошадей, считая запасных и вьючных, проникли на корейский берег. Командир пожал на прощанье руку штабс-капитану из саперной роты.
– Не волнуйтесь, ваше благородие. Следы переправы уберем в лучшем виде. Ждать будем месяц, два – сколько нужно. Только возвращайтесь. С богом!
На иностранном берегу дул холодный ветер. Страна утренней свежести?
Всадники одеты в сапоги, шаровары и куртки без знаков различия, напоминая скорее сезонных рабочих, получивших зарплату и прикупивших недорогие цивильные наряды. Только хорошие кони выбились из картины. Для полной загадочности нижняя часть лица замотана по арабскому подобию.
У каждого за спиной английская магазинная винтовка «ли-энфилд», на лошадях отдельно пулеметы и лафеты. Если со стороны глянуть – бандитский отряд или частная армия некого северокорейского вельможи.
Провожавший на русской стороне полковник выдал Врангелю толстую пачку китайских юаней и кучу монет.
– Местные деньги там не в цене. Японские и китайские куда охотней берут.
Барон взвесил пачку в руке. Он видел эту валюту в Китае, но дела с ней не имел. По правде говоря, Петр Николаевич вообще Поднебесной не видел – с парохода на поезд, а с него на марш и в бой. Смутно отпечатались странные кровли с загнутыми концами и бесконечные убогие хижины бедняков, обитатели которых, призванные в армию, плохо изображали пехоту.
– Александру Ивановичу отдам. Он лучше разбирается.
– Ни в коем случае, ротмистр. Павлов… слишком хорошо разбирается. Азартен на предмет карт, уличен был в растрате. Однако дела корейские знает как никто.
Нагнав картежника, Врангель начал выпытывать подробности, кои на северной стороне ему не сообщили из-за секретности, хоть это ему и казалось странным – как готовиться, толком не зная маршрута похода.
– За четверо суток нам надобно добраться до Пхеньяна и оттуда вывезти императора.
– А сам он не может?
– Никак. Его нынешнее положение – нечто среднее между домашним арестом и присмотром околоточного надзирателя. Он если и выберется из дворца, его тут же окружают полицейские, верные премьеру, и японские агенты. Так что до Пхеньяна он едет открыто, там торжественная церемония. Потом ему помогут бежать. А уж чтобы благополучно добраться до русской, точнее маньчжурской границы – ваша работа, господин ротмистр.
Врангель смахнул снежинки, запутавшиеся в лошадиной гриве.
– Кому нужен скоморох, не имеющий власти?
– Не скажите, господин барон. Суджон – символ корейской государственности, причем последний. Если он, находясь в безопасности, напишет манифест о разрыве договоров с Японией, смещении премьера и объявлении страны в состоянии оккупации, Россия имеет полное международное право оказать помощь. И окажет.
То есть если я провалю дело, тем сберегу тысячи российских душ, вздохнул Врангель. Нет, вряд ли. С Японией, как ни крути, воевать придется. Лучше не позволять ей иметь Корею плацдармом на нашем южном рубеже.