«Танковая дубина» Сталина
Шрифт:
Говоря о степени моторизации бронетанковых войск, не могу не отметить и то, как М. Барятинский описывает германскую мотопехоту: «И ведь это была не обычная пехота! — восторженно восклицает он. — Дело не в том, что она была моторизована — в конце концов, для этого простую пехоту достаточно посадить на автомобили. Это была пехота, обученная воевать вместе с танками, понимавшая их маневр, знавшая их возможности и не боявшаяся танков» («Великая танковая война», с. 167). Пафос-то какой: плакать хочется, читая об этих «чудо-гренадерах»… Что ж, возможно, так оно и было. Но, скажем, бывший германский генштабист Эйке Миддельдорф имел прямо противоположное мнение: «Большая часть этих подразделений и частей только носила название мотопехоты, а в действительности являлась не чем иным, как обычной пехотой, посаженной на автомобили» («Русская кампания: тактика и вооружение», с. 84). Упс… Естественно, что германская колесная техника (как, впрочем, и современные армейские грузовики) обладала достаточно ограниченными возможностями при передвижении по пересеченной местности, и 650 полугусеничных бронетранспортеров «Ханомаг», имевшихся в составе всей армии вторжения, никак не могли решить эту проблему. Как видно из упомянутой выше дневниковой записи Гальдера, немецкие грузовики и по дорогам-то за танками не всегда успевали. Мотопехоту — как и в Красной Армии — частенько приходилось сажать «на броню» и даже, как упоминалось выше» на телеги.
Уже зная о некоторых «забытых» советскими историками подробностях — вроде того, что уже накануне войны у Красной Армии имелось 25 000 танков, 45 000 тягачей/тракторов, 272 000 автомобилей и 5242 бронеавтомобиля, — предлагаю вновь обратиться к мемуарам П.А. Ротмистрова. Вот какой, если верить знаменитому танкисту, состоялся у него разговор с И.В. Сталиным в ноябре 1942 года, то есть перед началом контрнаступления под Сталинградом. «Скажите мне, товарищ Ротмистров, — якобы обращается к генералу Верховный, — честно и откровенно, как коммунист коммунисту, почему у нас столько неудач? Почему мы отступаем?» («Стальная гвардия», с. 131).
Что можно было ответить «честно и откровенно» в подобной ситуации?.. Честный военный мог бы напомнить вождю мирового пролетариата о том, что это его политический авантюризм и жажда мирового господства послужили детонатором для разжигания Второй мировой войны. Что именно его неприкрытые наглость, жадность и агрессивность спровоцировали Гитлера. Что благодаря его мудрым указаниям даже после обнаружения начала германского развертывания в марте — апреле 1941 года Красная Армия готовилась не к обороне своей страны, а к захвату чужих территорий. Что не кто иной, как сам Сталин инициировал чистки в Вооруженных силах, которые сначала «вымели» тысячи бывших царских офицеров, а позже — десятки тысяч самых грамотных, опытных и храбрых командиров рабоче-крестьянского происхождения. Что и после начала немецкого вторжения его постоянное вмешательство в дела военных — вроде нежелания вовремя оставить Киев (что вызвало окружение и гибель Юго-Западного фронта) — раз за разом приводило к новым катастрофам и поражениям.
Но, разумеется, П.А. Ротмистров не стал «честно и откровенно» выкладывать наболевшее, а, как и полагается в разговоре «коммуниста с коммунистом», решил слукавить.
Вот что он пишет по этому поводу: «Вопрос был трудным. На него нельзя было дать однозначный ответ, тем более Верховному Главнокомандующему… «Товарищ Сталин, — собрался я наконец с мыслями, — могу доложить вам сугубо личное мнение, основанное на опыте боев с фашистами. Конечно, наш красноармеец по своим морально-боевым качествам выше солдата царской армии и тем более немецкого. Но дело в том, что в этой войне столкнулись две различные по технической оснащенности армии…» (там же). Вот оно, оказывается, в чем дело! Вот где загвоздка! «Почти все немецкие дивизии, даже пехотные (!), — продолжал вдохновенно сочинять генерал, — моторизованы. Они быстро передвигаются на автомашинах, бронетранспортерах, мотоциклах, имея широкие возможности для маневра… И второе. Немцы располагают превосходством в танках, тяжелой артиллерии и авиации…» (там же). Что же ответил на эту ахинею Верховный, прекрасно знавший об истинной картине технической оснащенности Красной Армии и Вермахта — особенно в июне 1941 года?.. «Да, мы пока уступаем немцам по количеству и даже в некоторых видах по качеству боевой техники, — тихо произнес Сталин (видно, под впечатлением от находчивого вранья Ротмистрова. — Прим. авт.). — Но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что в сорок третьем году наша промышленность догонит Германию…» (там же). Надо же, провидец какой…
Мне трудно поверить в то, что вышеприведенный разговор вообще имел место. То есть сама-то встреча со Сталиным, конечно, могла состояться. Но не думаю, что она протекала так, как это описано в мемуарах товарища Ротмистрова. Судя по воспоминаниям многих людей, Иосиф Виссарионыч не переносил, когда его собеседники «косили под дурака», лукавили или откровенно врали. Мы уже ловили генерала на «забывчивости» в книге «22 июня: никакой внезапности не было!»: тогда он «запамятовал» о том, что сообщение о точной дате германского нападения, а также приказ командования Прибалтийского Особого военного округа на приведение в боевую готовность и выдвижение к границе 3-го мехкорпуса поступили не 21 июня (как утверждал он в своих мемуарах), а 18-го (что подтвердили сразу два современных российских историка; еще один указал 19 июня). Чуть выше — при обсуждении вопроса об уровне укомплектованности 3-го мехкорпуса накануне германского нападения — мы столкнулись с на удивление разными подходами Ротмистрова к оценке действительности в разные периоды войны. Так, 672 танка и 32 000 красноармейцев в июне 41-го почему-то показались ему «ерундой» по сравнению со 168 танками и 5000 солдат Красной Армии весной 42-го. В связи с этим я склонен предположить, что на сочинение данной истории его подвигли «редакторы» и творческий опыт другого хорошо известного сказочника — «маршала победы» Г.К. Жукова. А понадобилось это «сочинительство» затем, чтобы в очередной раз подкрепить официальную советскую легенду о «лапотной» Красной Армии образца 1941–1942 гг.
Историк Р. Иринархов тоже посвятил несколько страниц перечислению того, чего не хватало советским мехкорпусам. Но поскольку, будучи добросовестным ученым, он никак не мог не заметить и того, что у них имелось, то и сделал единственно возможный вывод: «Все эти обстоятельства хотя и снижали боевые возможности частей и соединений механизированных войск, но в западных военных округах находилось и достаточное количество боеспособных и обученных (хоть и на старой материальной части) танковых дивизий… Несмотря на все имевшиеся недостатки в формировании и обеспечении мехкорпусов, наличие в них достаточно большого количества боевой техники позволяет сделать следующий вывод: автобронетанковые войска РККА по своему количественному составу, качественным характеристикам техники, при условии своевременного приведения в боевую готовность и грамотного их использования во взаимодействии с другими родами и видами войск Красной Армии могли оказать врагу серьезное сопротивление» («Красная Армия в 1941 году», с. 173).
Напомню читателю, что большая часть приграничной группировки СССР (включая все боеспособные механизированные части) была приведена в боевую готовность и начала выдвигаться на исходные рубежи для атаки в приграничных лесах еще в ночь на 19 июня 1941 года. Об этом, к слову, довольно подробно писал в своих книгах и сам Р. Иринархов… Сопротивление вышло таким, каким вышло, не из-за того, что механизированным (и всем прочим) войскам РККА чего-то сильно не хватало, и не потому, что они не ждали войны. Главной причиной послужило то, что Красная Армия готовилась не обороняться, а нападать и, соответственно, подавлять чужое сопротивление. О том, насколько «грамотно» был использован и как взаимодействовал с другими родами войск бронированный кулак Страны Советов, мы поговорим в отдельной работе.
«Tyagatshi» против «Шлепперов»
Скажу честно: я не хотел касаться вопроса о тракторах. Прежде всего потому, что он относится к отдельной — «артиллерийской» — теме. Взяться за его обсуждение меня вынудили некоторые высказывания «антирезунистов», согласно которым выдуманная ими «тракторная проблема» якобы похоронила боеспособность механизированных корпусов Красной Армии в июне 1941 года. Начнем с цитаты из уже знакомой нам работы Л. Лопуховского и Б. Кавалерчика: «…Тогдашний начальник ГАБТУ РККА генерал-лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко был грамотным специалистом и дело свое знал на совесть. Потребность Красной Армии в тракторах на 15 июня 1941 г. он приводит в той же таблице, откуда Солонин позаимствовал и округлил цифру 33,7 тыс. тракторов. Она составляла 28 661 штуку для мирного времени и 60 778 — для военного» («Июнь 1941. Запрограммированное поражение», с. 483).
Как я понимаю, «округленная» цифра — это уже упоминавшиеся на страницах данного тома 34 тысячи тракторов и тягачей, имевшихся в Красной Армии в феврале 1941 года. Говорили мы и о другой цифре — около 45 тыс. тягачей и тракторов, находившихся «под знаменами» в июне того же года: ее подсказал В. Савин и подтверждают мои собственные подсчеты. Возникает логичный вопрос: если цифра мирного времени «по Федоренко» — 28 661, то каковой тогда являлась июньская циферка в 45 тысяч (+57 % к «мирной») — «полумирной» или «не до конца военной»? И о чем, на взгляд «антисуворовцев» Лопуховского и Кавалерчика, может свидетельствовать подобная интересная динамика — в полтора раза за три месяца?.. Наверняка ответят: «Лихорадочная подготовка к обороне». Той самой обороне, которой не заметили немцы?.. Но пойдем дальше…
«В докладе (Федоренко), — продолжают упомянутые авторы, — отмечается: «В числе общего наличия тракторов на 15.06.41 г. имеется 14 277 устаревших тракторов типа ЧТЗ-60, СТЗ-З и «Коммунар», которые подлежат изъятию, так как по своим техническим качествам не могут обеспечить боевой работы войсковых частей, особенно артиллерии» (там же). «Почему не могут обеспечить, — с несколько неуместным, на мой взгляд, высокомерием продолжают свою мысль Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик, — понятно каждому мало-мальски разбирающемуся в этом вопросе человеку: мешала недопустимо низкая скорость буксировки и невозможность перевозить вместе с орудием ни его боекомплект, ни расчет» (там же). Далее уважаемые авторы бичуют недалекого Солонина, наивно решившего, что 1,5–2 тягача на одно орудие вполне достаточно для его нормального боевого применения: «Солонин и не подозревает, — продолжают «нагнетать» указанные авторы, — что в артчастях надо было на чем-то возить 1–2 боекомплекта боеприпасов, приборы и различного рода принадлежности, а вместе с ними инженерное, вещевое и химическое имущество. Автомашин для этого не хватало» (там же).