Таня Гроттер и магический контрабас
Шрифт:
Сарданапал укоризненно посмотрел на Клоппа.
– Я не знал о ваших заклинаниях! Вам не кажется, что это чересчур? – крикнул он с негодованием. – Хочу напомнить вам, что Тибидохс – школа! Мало ли кто и по какой причине мог забраться к вам! Я приказываю немедленно снять все смертоносные ловушки и заменить их на более слабые и безопасные, или я сам это сделаю вместо вас!
Клопп кисло покосился на Сарнанапала, однако спорить не стал. Во всяком случае, на глазах у всех. Таня слышала лишь, как он недовольно пробурчал:
– Фсе
– В таком случае это не могли быть дети! Никакому ребенку такое не по силам, тем более вы сами уверяете, что из подвала никто не поднимался, а все ученики, как вы видите, налицо, – повысив голос и обращаясь сразу к Клоппу и Поклепу, произнесла Медузия.
Те хотели было возразить, но волосы на голове у доцента Горгоновой встопорщились так грозно, что Клопп с Поклепом предпочли промолчать. От спора удержало их и то, что на стороне Медузии был и Сарданапал.
– Ладно, можете обедать! Но мы еще вернемся к этому разговору! – рявкнул завуч и, круто повернувшись на каблуках, выбежал из зала.
Впервые обед прошел невесело, в гробовой тишине. Даже два молодца из ларца не сумели никого развеселить, несмотря на все старания. Зато после обеда Ванька Валялкин и Баб-Ягун буквально набросились на Таню с распросами.
– Как тебе удалось уцелеть? Ты слышала, что говорил Клопп? Там везде была черная магия! Как ты ее сняла?
– Да не снимала я ничего! – пожала плечами Таня. – Может, она у стола была? К столу я не подходила.
– Нет, Клопп определенно говорил, что магия была всюду. Ты должна была погибнуть, но не погибла. Значит, ты разрядила все заклинания, кроме белых, но вот как? Не скажешь нам? – задумчиво протянул Баб-Ягун.
– Да не знаю я! НЕ ЗНАЮ! – крикнула Таня. Ванька и Баб-Ягун заморгали.
– Ладно, не хочешь говорить – не надо, – обиженно произнес Баб-Ягун и, отвернувшись, ушел.
Ванька некоторое время грустно смотрел на Таню, а потом буркнул: «Счастливо! Мне пора!» – и помчался к Тарараху. Таня вспомнила, что после обеда они собирались лечить жар-птиц, у которых в последние дни стало резко меркнуть оперение.
Таня убито опустилась прямо на пол. Даже близкие друзья ей не верят. Думают, что она хочет утаить от них важный секрет. Им что, приятнее было бы, если бы заклинание Поклепа сработало и обратило ее в пепел?
К счастью, вскоре Баб-Ягун с Ванькой оттаяли и первые пришли к ней мириться. Указательный палец у Ваньки был обмотан толстым слоем бинта. Он со смехом рассказывал, как его клюнула жар-птица, которой не понравилось прописанное Тарарахом лечение.
– Еще бы! Кому понравится, когда тебя протирают слюной кикиморы! Зато как они потом засияли! Просто как новогодние елки! – восклицал он.
Баб-Ягун посмотрел на Ваньку и покачал головой:
– Ну и дела! Можно подумать,
Ванька уставился на свою желтую майку, видно, только теперь заметив, что она буквально исполосована когтями жар-птиц.
– Это когда я их держал, а Тарарах смазывал. А я и не заметил... – сказал он убито.
– Ты чего? Это же просто майка... Таких навалом! – попыталась успокоить его Таня.
Ванька поднял на нее глаза, а потом сразу отвернулся.
– Ты не понимаешь... Эту майку... Мне подарил ее папа, когда он еще почти не пил. Помню, отличный был день. Мы пошли в цирк, съели кучу мороженого, а потом там в цирке была эта майка... – буркнул Ванька. Губы у него подозрительно подрагивали.
Даже бестактный Баб-Ягун, который в другое время обязательно назвал бы Ваньку плаксивой девчонкой, прикусил язык. Таня оглядела майку. Хоть когти жар-птиц и поработали на славу, ее можно было еще спасти.
– Я ее зашью. Снимай и приноси ко мне, – распорядилась она, отправляя Ваньку переодеваться.
Незаметно наступил вечер. Часы в гостиной начинали уже противно поскрипывать, что бывало обычно перед тем, как они собирались всерьез дать команду «Отбой!», как вдруг с улицы послышались хлопки крыльев. Двое купидончиков, проседая в воздухе от тяжести, втащили в окно большущую коробку, затянутую синей бумагой.
– Смотрите! Кому-то посылка пришла! Вдруг мне? – восторженно закричала Дуся Пупсикова.
Однако купидончики, деловито оглядевшись, решительно направились к Тане и уронили коробку прямо ей на колени.
– Ну, конечно, все Гроттерше! Она тут в любимчиках ходит, сиротка несчастненькая! Теть, дай копеечку! – завистливо фыркнула Гробыня.
Таня с трудом сдержалась, чтобы не отвесить ей пинка. Ее остановило лишь то, что купидончики, не давая ей открыть коробку, умильно кувыркались в воздухе и клянчили за работу конфеты.
– Лучше расплатись с ними, а то еще влюбят тебя в кого-нибудь. Хоть в того же Шурасика. Им только дай в кого-нибудь стрелу пустить, – посоветовала длинноносая Верка Попугаева, кивая на висевшие на боку у купидончиков маленькие луки.
Оглянувшись на Шурасика, Таня с удивлением заметила, что он покраснел, как помидор.
Одолжив у Дуси Пупсиковой конфет, Таня дала их посыльным, и те, деля их на лету, улетели в форточку.
Только тогда Таня смогла наконец спокойно развернуть бумагу. Внутри оказалась длинная картонная коробка. Пытаясь угадать, что там может лежать, Таня открыла ее и... взвизгнула. Удовольствие было мгновенно отравлено. К ней в руки скользнули песочные часы – те самые, что она видела в зеркале в кабинете Клоппа. Песка оставалось совсем мало. И тот неуклонно таял, хотя и сбегал вниз тонкой, не толще волоса, струйкой.