Таня Гроттер и магический контрабас
Шрифт:
Махнув Шурасику рукой и мигом выбросив его из головы, она кинулась по коридору за Баб-Ягуном, но тот уже куда-то подевался, а сама Таня еще не настолько знала Тибидохс, чтобы отыскать магпункт самостоятельно.
Вздохнув, она отправилась в свою комнату, чтобы доделать уроки. Завтра по расписанию была еще тренировка по драконболу, поэтому надо было вызубрить все и на послезавтра. Тем более что Зубодериха, словно белены объевшись, задавала им каждый раз по четыре главы, не считая здоровенных заклинаний, которые надо было учить наизусть.
Шурасик все еще истуканом торчал у ее дверей, и Таня сделала
Гробыня, зевая, уже укладывалась спать. Обнаружив, что Таня собирается заниматься, она устроила скандал и угомонилась, лишь когда Таня обещала охранять ее от Черных Штор.
– А то мало ли какая чушь тебе сегодня приснится? Вроде Юрки Идиотсюдова с букетом репейника, который скачет верхом на Гуне Гломове признаваться тебе в любви, – хмыкнула Таня, и Гробыня поспешно прикусила язычок.
– Только больше никому не говори, а то я тебя сглажу... – буркнула она, нырнула под одеяло, и вскоре, судя по счастливому выражению лица, ей стал сниться тот же сон.
Черные Шторы язвительно захихикали и от собственной вредности даже завязались в узел.
Таня закончила нежитеведение, написала несколько рецептов по практической магии и уже взялась зашивать Ванькину майку, как вдруг ощутила... Она даже сама не . могла толком описать, что именно... Неясная тревога разлилась вдруг от кончика ее носа и по всему телу... Таня не смогла усидеть на месте и вскочила. Гробыня как ни в чем не бывало посапывала на кровати, Черные Шторы вяло шевелились, как видно, прикидывая, как им еще напроказить. Все было как будто спокойно, но вот тревога никуда не уходила, а только усиливалась.
Внезапно в дверь коротко постучали, и Таня услышала взволнованный голос Баб-Ягуна, просящего открыть.
Таня открыла. Баб-Ягун, бледный как мертвец, привалился к стене.
– Слушай! Я спрашивал у бабушки про обережное зелье. Она говорит, что такое действительно есть, но на вкус оно сладкое. А от того, что дал нам Сарданапал, у меня едва скулы не свело! – с трудом выговорил он.
– Так, значит, то зелье было не...
– Да, не обережное... Сарданапал под видом его дал нам что-то другое... И знаешь, я как-то странно себя чувствую... – Баб-Ягун пошатнулся и сполз по стене на пол. Песочные часы, которые он держал в руке, упали и разбились с негромким хлопком. Но и без того уже ясно было, что весь песок из них вытек... Время вышло...
Таня бросилась к Баб-Ягуну и стала тормошить его, но тело Баб-Ягуна, лежащее на ковре, точно окостенело. Оно было твердое и застывшее. Таня осторожно постучала ему по руке, и рука Баб-Ягуна отозвалась стуком, как отзывается деревянная дверь или столешница. Прижавшись ухом к его груди, Таня услышала, что сердце Баб-Ягуна стучит, но стучит редко и глухо.
– Эй, вставай! Беги в магпункт! Да проснись же ты! Беда! – закричала Таня, бросаясь к кровати и начиная расталкивать Гробыню.
Но ее соседка упорно не открывала глаз, а еще через минуту Таня вдруг поняла, что Гробынина рука, которую она трясет, такая же тяжелая и одеревеневшая, как и у Баб-Ягуна. Охваченная ужасным подозрением, она рванулась в соседнюю спальню, к Дусе Пупсиковой и Верке Попугаевой, и, шепнув взломное заклятие
«Эта ночь будет длинной, очень длинной!» – вспомнила Таня слова Сарданапала и его непонятный смешок. Почему он так сказал? Имели ли его слова какой-то скрытый смысл? Теперь ответ на эти вопросы был уже ясен.
Таня обежала еще несколько комнат, но везде было то же самое. Все, кто выпил вечером зелье Сарданапала, одеревенели и почти не подавали признаков жизни, если не считать слабого сердцебиения. Неужели Сарданапал мог перейти на сторону Чумы-дель-Торт, он, основатель Тибидохса? А они, дураки, еще подозревали Поклепа Поклепыча и профессора Клоппа. Будто не ясно предупреждало пророчество:
Коварство бессмертных нельзя угадать -
Предаст даже тот, кто не может предать.
«А разве Сарданапал мог предать? Конечно, нет... Вот пророчество и сбылось», – подумала Таня. Она и не заметила, как вновь оказалась в своей комнате. Ноги сами принесли ее. Из разбитых песочных часов вытекал синеватый туман, складываясь в дрожащие, неприятных очертаний буквы:
«Надеюсь, ты уже увидела, что умеет Деревянный Демон. Теперь никто не помешает мне. Сегодня после полуночи я открою Жуткие Ворота. Чума-дель-Торт».
Таня невольно взглянула на часы. Единственная стрелка уже приближалась к самой верхней черточке. До полуночи оставалось не более десяти минут. Чума-дель-Торт, мерзкое чудовище, вырвавшееся из темниц Тибидохса, убийца ее родителей, уже внизу. Скоро она откроет ворота, и тогда в мир широким потоком хлынет хаос.
Внезапно Таня пошатнулась. Ей почудилось, будто книга ее памяти, закрытая с младенчества, распахнулась на первых страницах жизни. В ушах у девочки настойчиво зазвучали голоса:
«У, какая смуглая малютка! Иди на ручки к тетушке Чуме! А вы, Гроттеры, стоять, если хотите жить!» – прохрипел кто-то.
«Убирайся! Не трогай девочку!» – крикнул мужской голос.
Отвратительный скрипучий смех – и почти сразу высокий женский визг, после которого Таня услышала детский плач – свой плач.
«Вот тебе! Получай!» – крикнул мужчина. Послышалось негромкое потрескивание, которое бывает, когда пускаешь искры. Целый град искр. Кольцо на пальце у Тани раскалилось.
"Искры? Неужели вы думаете, что мне повредит этот зеленый дождик и хилые белые заклинания? Ползи, мой скорпиончик! Убей ее у них на глазах!
А потом... потом вы отдадите мне то, что мне нужно!" – прошипел кто-то.
Прежде Таня никогда и ни к кому не испытывала ненависти. Даже тетя Нинель и Пипа, часто оскорблявшие ее, не вызывали у нее такого чувства. Она не любила их, но не более того. Нет, она не простит Чуме-дель-Торт смерти родителей, не даст ей открыть Жуткие Ворота.
Испугавшись, что может не успеть, Таня рванулась к магическому контрабасу. Она взяла его, но вдруг вспомнила, что в коридорах Тибидохса все полетные заклинания блокируются. Девочка уже задвигала футляр обратно, когда ее рука наткнулась на глиняный кувшин. Она схватила его и выскочила из комнаты.