Таня Гроттер и пенсне Ноя
Шрифт:
– Ну-с! И?.. – сказал Ужас, когда Бульонов от напрасных повторений покрылся испариной.
Поручик Ржевский подбоченился.
– Я же говорил, что мы прилетели не туда! Этот парень обычный лопухоид, однофамилец того, который нам нужен! Пошли искать другого, пока Медузия не выпустила в нас целую очередь Дрыгусов-брыгусов. Терпеть ненавижу, когда меня дрыгают-брыгают! – заявил он.
– Нет! – испуганно крикнул Генка. – Нет!
– Мы даем тебе последний шанс, – сурово сказал Ужас. – Самый последний! Возможно, твой магический дар так ничтожен,
Генка обеими руками вцепился в ракетку. Он понял, что еще одна неудача – и он навсегда останется у лопухоидов. На всю жизнь застрянет под мамочкиным крылышком и в двадцать лет безвременно умрет, облепленный горчичниками. Его может спасти только Тибидохс, только магия и ничего больше. Генка осознал это, и ужас, что он проведет остаток жизни с лопухоидами, придал ему мужества.
– Торопыгус угорелус! – крикнул он в отчаянии.
Перстень выбросил яркую искру, а в следующий миг Бульонов, бестолково обхватив руками и ногами ракетку, уже мчался между домами в безумном мельтешении пляшущих вокруг фонарей, деревьев и насмешливо подмигивающих окон. Все это бесконечно менялось местами, и Генка не понимал уже, где земля, а где небо, боясь лишь отпустить ракетку.
– Вот это другое дело! Клянусь своим лучшим кинжалом, мы подсказали ему слишком быстрое заклинание! Хватило бы Пилотуса камикадзиса… И подстраховаться ойойойсом он забыл, – заметил поручик Ржевский.
– Ничего, – довольно прошелестел Безглазый Ужас. – Парень делает успехи. Из него получится отличный темный маг. Ты видел, какую он выбросил искру? Меня чуть не спалило. К счастью, я уже умер, и довольно давно. А это несравненное удовольствие, как любит повторять твоя супруга, можно испытать лишь однажды.
– Безусловно! – важно надул щеки поручик. – Моя жена вообще уникум в плане цитат. Поэтому и пытается прикончить меня морально триста шестьдесят пять дней в году и двадцать четыре часа в сутки. К счастью, мы, гусары, народ живучий.
– Ясное дело, гусары! Только научись сперва отличать лошадь от жирафа, – заявил Безглазый Ужас.
Он просочился сквозь стену в соседнюю комнату, где на кресле перед мерцавшим экраном телевизора, склонив голову на грудь, спала мама Генки. Некоторое время Ужас пристально разглядывал ее, а затем подул на палец и, подождав, пока он заалеет, размашисто вывел прямо по воздуху:
«ВАШ СЫН В ШКОЛЕ ВОЛШЕБСТВА ТИБИДОХС. ЖДИТЕ ПИСЬМА С КУПИДОНОМ!»
Пылающие буквы, покачиваясь, зависли и надежно заняли место над креслом. Вместо восклицательного знака Ужас, мрачно ухмыльнувшись, подвесил в воздухе разбитый градусник с парящим под ним шариком ртути.
Вслед за тем призрак вновь просочился сквозь стену и вместе с поручиком Ржевским помчался за Генкой.
К тому времени, как призраки догнали его, опомнившийся Бульон сумел уже оседлать теннисную ракетку. Теперь Генка летел, низко склонившись над ней. Возможно, для длиннющего Генки она была коротковата,
Неуемный поручик немедленно вспорхнул к девице на щит и принялся страстно шептать, объясняясь в любви:
– Мы так похожи. Я призрак, а ты лишь тень кого-то, кто забыл о тебе! Две судьбы, два одиночества, два пылких сердца! Почему бы нам не быть счастливыми? Правда, я женат, но это у меня хроническое…
Рекламная девица начала уже млеть и томно вздыхать, но тут в щит на всех парах врезался Бульонов, пытавшийся освоить у ракетки задний ход. Щит отбросил его, но край ракетки порвал бумагу. На том месте, где у рыжей девицы была голова, образовалась дыра.
– О нет! Ты убил мою любовь! Я никогда не прощу тебе этого! На тебе ее кровь! – трагически завопил Ржевский.
– У нее нет крови! Она была бумажная! – вяло возразил Генка, радуясь, что вообще удержался на ракетке.
– Дурак, что ты понимаешь! – горько сказал Ржевский. – Если считать живыми лишь тех, в ком течет литров пять крови и булькает литр супа в желудке, мир вскоре станет убогим и сузится до одних лопухоидов! Бумажная или нет – я любил ее. Эта минута, что мы были вместе, стоит всех веков от сотворения мира!
– Ерунда!
Поручик нахмурился, рискуя потерять брови.
– Бульонов! Я глупый призрак с ножами в спине, с проеденной молью совестью и однообразными шуточками! Но я скажу тебе одну вещь, банальную, как истина, и гениальную, как воровская отмычка! Люди – канатоходцы. Они идут по канату и каждый миг грозят сорваться. Канат – их внутренний стержень. И когда они срываются, полет бывает не всегда кратким, но всегда болезненным… Так вот, Бульонов, твой канат очень и очень тонкий!.. Понял? А теперь я вновь становлюсь глупым! Долой лишние мозги! Они препятствие на пути к счастью!
Генке стало жутковато. Хорошо еще, что Безглазый Ужас не был настроен долго оставаться на месте. Захватив с собой осиротевшего поручика и Бульонова, он помчался над городом. Встречный ветер быстро выдул из поручика Ржевского всю философию и вернул призрака в прежнее легкомысленное состояние. Излечившись от своей вековой скорби, он с интересом стал поглядывать по сторонам.
– Прр-р! – завопил он, замирая у кирпичной высотки. – А вот этот домик мне знаком! Здесь живет мой хороший друг дядя Герман, в чемодане… тьфу ты… в квартире у которого я провел несколько незабвенных дней. Заглянем?
– У нас мало времени. Нас ждут в Тибидохсе! – заупрямился Безглазый Ужас.
– Но дядя Герман повелитель вампиров! И вообще это дом Гроттерши и Пипы Дурневой! – соблазнял Ржевский, обожавший заглядывать в места, с которыми у него были связаны воспоминания.
– Я был принят во всех лучших королевских домах Европы! Собираясь во дворец какого-нибудь герцога, я еще задумывался, стоит ли утруждать себя. Что мне какой-то формальный председатель вампиров, который ни разу не удосужился даже слетать в Трансильванию! – небрежно сказал Ужас.