Татуировка с тризубом
Шрифт:
Ну да, станции "Амик" обрели новые навесы, но на зданиях виднеется старая, добрая лукойловская красная краска и характерный, лукойловский шрифт надписей. Обслуживающий персонал печален, а среди бензоколонок гуляет ветер.
По дороге частенько исчезают полосы, и их необходимо себе представлять. Естественно, если хочется. Помимо того, водители, точно так же, как и на Балканах, выезжая с подчиненной, любят выехать на средину дороги, а потом глядеть на едущих по главной невинными глазками серны: пропустишь или убьешь?
Летом все это и вправду напоминает сельскую идиллию, потому что маршрутка мчит между зелеными садиками-огородиками, проезжает ручейки и переброшенные через них дощечки, катит мимо зеленых холмов, то тут, то там поросших лесом.
Зимой дело уже несколько иное, зимой зеленая радость исчезает и на первый план выползает трупная синева. Рай превращается холодную, пост-совковую преисподнюю. Обнаженная земля высовывает перед глаза глядящих свои лишаи, раненные конечности, эпатирует белым потрескавшимся кирпичом, ржавеющим пост-апокалипсисом, а с воплей реклам опадает иллюзия радости, остается сплошное отчаяние и впечатление луна-парка в осенний дождь. Или впечатление клоуна из Макдональдса, который, весь в слезах, вусмерть упивается в дешевой, сельской пивной. Именно тогда людям в голову приходят различные странные идеи. Эта долбанная зима, когда ночь настолько тяжелая, что елозит своем черным пузом по действительности и запускает в головы страхи и фантомы о призраках и упырях, а день безжалостен и синюшен, словно сама смерть.
Как-то раз в мою маршрутку в каком-то уж совершенно никаком селе село несколько подростков в черных куртках и черных шапках. Все были пьяны в дупель. Во время езды они открывали двери и свисали на них. Радиоприемник орал: "Фай-дулі-фай. На вулиці Коперника, фай-дулі, фай-дулі-фай, била баба чоловіка, фай-дулі, фай-дулі-фай; на вулиці Перве Мая, фай-дулі, фай-дулi-фай, била баба поліцая, фай-дулі, фай-дулі-фай" [49] . Двери трещали, а пацанам было по барабану. Если бы они выпали, то свалились бы в ту амортизирующую, липкую ночь, в ту холодную, густую безнадегу, которая бы поддержала их, которая бы не позволила сделать им ничего плохого, ведь они: пацаны и та густая, черная безнадега знакомы вечно. Водиле по какой-то удивительнейшей причине тоже все было по барабану, по крайней мере, с самого начала фай-дулі, фай-дулі-фай. Он смеялся, специально ехал медленно, а потом это ему осточертело, мужик вскипел, ебанул их по-хамски, так что те втиснулись между плотно заполнившими внутренности маршрутки людьми и замерли. Мне казалось, что вместо глаз у всех черные ямы. Только одному из них беспрерывно звонила девица. Он ругал ее, называл блядью и тряпкой, но она продолжала звонить, словно была запрограммирована на эти звонки, и ничем другим заняться просто не могла. По радио жужжало "Фай-дулі-фай" и проверчивало мне дырку в голове: "На вулиці Перве Мая, фай-дулі, фай-дулi-фай, била баба поліцая, фай-дулі, фай-дулі-фай; раз по писку, раз по яйцях, фай-дулі, фай-дулі-фай, так-то пиздять поліцая, фай-дулі, фай-дулі-фай"
49
Как проницательный читатель, скорее всего, уже догадался, гениальная песня так и называется: "Фай-дулі-фай", исполняют ее Мельникович Васыль и Виктор Павлик, Виктор Морозов, группы "Перлина", "Верховина" и многие другие ). Песня позиционируется как "львовская, батярская" (???). Кстати, вместо того, чтобы перевести на украинский язык название улицы Первого Мая, его оставили на русском. Чего не сделаешь ради искусства!
Таким образом, первым городком за польской границей будет Мостиска. По-польски, Мошцишка. Малюсенький и забитый, обвешанный вывесками словно медалями, восстановленный таким макаром, словно каждый член городского совета желал восстанавливать совершенно другой кусок и совершенно по-другому. В Украине говорят, что все здесь живут с "контрабаса", то есть, с контрабанды. С переброски товара в Польшу. И что все здесь, исключая привычную и приличную "ёб вашу мать", ежеминутно бросаются польской "курва матью", повторяют "я пердолю" [50] и вообще разговаривают на каком-то странном польско-украинском суржике. Имеется такая львовская комедийная труппа, которая называется "Курва Мать", и которая издевается над подобными стереотипами. Ребята записывают песни, снимают клипы. В Клипе "Гимн Мостиски" львовский хипстер [51] из банды "Курва Мать" стоит в каком-то мрачном, по уши напитанном сыростью и осенью месте в Мостиске, между покрытой лишаем детской площадкой и валящейся подворотней и читает польско-украинский рэп: "Это вам группа Курва Мать, будем про Мосцишку розповидать", а потом о том, что мэр города отдал распоряжение, в силу которого каждый, кто не занимается контрабандой, официально объявляется фрайером. В припеве хипстер высыпает стиральный порошок из сумки, изображающей громадный дильпак [52] с коксом или фетой (=амфетамин), танцует перед заржавевшими гаражами, а на фоне дамский голосок поет по-украински: "Польща, я люблю тэбэ".
50
"я занимаюсь половым актом".
51
Хипстер (от английского Hipster — "модник, прикольный чел") это название, иногда слегка пренебрежительное, "золотой" молодёжи из крупных городов, которая любит модные "винтажные»" шмотки, айфоны с инстаграмами, зеркалки, кеды и прочую бесполезную атрибутику. Можно сказать, что хипстеры это современные стиляги. Хипстеры, в отличие, например, от гопоты, не матерятся через слово, не сидят на кортах, любят ходить в кино и вообще ведут себя прилично. Это молодёжь так называемого "среднего класса", который может себе позволить модный прикид, стильные авто и дорогие аксессуары.
–
52
Dilpak = dilution pack ???
Как раз в Мостиску, давненько, уже ехал со мной на маршрутке мужик, который вез из Польши мясо. Вез, потому что в Украине копчености, говорил он, и дорогие, и нехорошие, а вот в Польше – и лучше, и дешевле. Единственное, говорил он, нужно следить, потому что и тут может попасться дерьмо.
– Жалко, - прибавлял мужик, а сумку с мясом держал на коленях, - что кота у меня нет. – Если бы, - продолжал он, - был у меня кот, я бы в мясную лавку ходил бы с ним. Выбираешь колбасу, просишь отрезать кусочек, даешь этот кусочек коту, так он сразу знает, из мяса колбаса или не из мяса. Если съест, брать можно. Если не съест, тогда до свидания.
Ну а потом, уже и не знаю каким чудом, от этого мяса мы перешли на исторические темы.
– Дрезден, Лейпциг, - говорил он, а от мяса в его сумке несло мертвечиной, - это же все древнерусские города. Мы же под самый Гамбург подошли, Рим победили. Так, так. Украинец древним Римом правил.
Я глядел в окно, как ветер – или движение маршрутки – гонит пустые рекламные пакеты и клочья бумаги, а когда услышал это его "так, так" – повернулся к нему. Наверное, мина у меня была очень даже изумленная, он даже рассмеялся.
– Об украинцах, - сообщил, - писали уже Тацит и Птолемей. Понятное дело, - подчеркнул он, - тогда их украинцами не называли. Называли их карпами, потому что проживали они в Карпатах, или же остами. А слово "осты", - разглагольствовал мужик с мясом, - это искаженное слово "русы".
– А как же, - спросил я, - можно исказить "руса" в "оста"?
– Да очень просто, - ответил мне тот и стал загибать пальцы. – Вот, пожалуйста: "русы" стали "росами", "росы" – "оросами", "оросы" – "осами".
– А "осы" сделались" "остами", - угадал я.
– Ну да, - ответил тот. – Точно так же было и с Одоакром, который правил Римом после низвержения последнего цезаря, Ромулуса Августуса. Одоакр был пра-украинцем, оросом. На самом деле имя его было Отко. Отко перешло в Одко. Одко превратилось в Одкар, Одкар – в Одоакр. И так далее.
В маршрутке кроме нас ехало несколько пожилых женщин, они выглядели усталыми и полусонными. Молодые – наоборот – цвели и пахли жизнью Парни – хмурой энергией; девушки – демонстративной гордостью. За исключением солдата, который выглядел самым замученным из всех. В его глазах была клиническая депрессия. Создавалось впечатление, будто бы кто-то надвинул ему берет на голову, а он этого и не заметил, и теперь тот печально свисал с макушки. Сквозь грязное стекло солдат глядел на страну, которую был обязан защищать: на зеленую травку на обочинах, на небольшие домики в садах, на лезущую повсюду ту же зелень в тех же садах, на Богоматерей, отливаемых из белого гипса, все из одной-единственной формы, все застывшие в той же молитвенной позе, на кур во дворах, на машины с польскими номерами, потому что регистрировать в Украине было просто невыгодно. Это было задолго до войны в Донбассе, так что ему и в голову, видно, не приходило, что однажды придется сражаться по-настоящему. А с кем это? С Польшей? С Россией? За что? За эти заборы, то деревянные, то из листового металла? За эти продовольственные магазины с куриными ножками под бульон и чипсами с крабовым вкусом? За Украину? Это понятно, вот только чем на самом деле эта Украина является?
– Так, так, - ответил мужик с мясом. Одоакр, повелитель Рима, был оросом, пра-украинцем.
– И что это за теория? – спросил я. Так я впервые услышал об историке Святославе Семенюке. Я записал фамилию, а потом еще и поискал в Нэте [53] .
Так вот, как считает Семенюк, по какой-то причине историки игнорируют эпоху наибольшего величия украинского народа. Время, когда украинский народ занимал земли, сейчас принадлежащие Венгрии, Румынии, Чехии, Австрии, Словакии, Польше, вплоть до Мазовии и Силезии. Повсюду там – считает Семенюк – можно найти русские топонимы. Он утверждает, что, помимо терминов "Червонная Русь", "Черная Русь", "Белая Русь" и так далее, необходимо, к примеру, говорить о "Венгерской Руси" или "Польской Руси".
53
Самих книг Семенюка в бесплатном доступе я не нашел. Стоят же дорого.
Крупнейшим русским племенем, которое колонизировало запад, были – по мнению Семенюка – белые хорваты. Те самые, которые в польских мифах создали державу вислян с Краковом и Вавелем. Белым хорватом должен был быть легендарный Вальгерж Вдалы [54] . Поляне, кстати, это тоже русское племя: под Киевом долго еще жили их тезки, о них вспоминал и Нестор в "Повести временных лет".
В общем, украинцы сотворили полян, вислян и отправились на юг, где красивее всего, где менее всего славянско, где скалисто, приморско, оливково-рыбацко и островитянско: в Далмацию – и вот там они уже и остались, создавая Хорватию. Русь, скажем так, Средиземноморскую.
54
Персонаж из "Хроники лехитов и поляков", владелец замка Тынец неподалеку от Кракова.