Татуировка с тризубом
Шрифт:
Пожилое семейство, сидящее на заднем сидении согласно утверждало, что западная Украина должна отделиться – и конец. Что с этими с востока государство не сделать. Свободная Галиция, вiльна Галичина – вот что они говорили.
– И пускай они в пизду отделятся, а не мы, - мрачно заяви шофер, после чего воцарилась тишина. Вот этого супружеская пара, похоже, во внимание не принимала.
– Нууу, оно так, - после минутного молчания отозвался пожилой мужчина. – Но ведь… ведь это же не решит… это вообще не решение… ведь если останется так много…
– А референдум устроить, - вмешался водитель. – Пускай все голосуют: кто желает к России вместе со своим Януковичем, а кто желает нормальную, независимую Украину. И пускай те, кто желают, присоединяются к России, и будет тишина! Да, страна станет поменьше, ничего не поделаешь! А зачем мне Одесса, зачем Крым, на кой ляд мне Донбасс и Харьков, если они не хотят с нами, а с кацапами!
– Нууу, - сказал пожилой, - это не совсем то, что я имею в виду…
– Так а что вы имеете в виду? – спросил водила, поглядывая в зеркальце. – Свободную Украину илм свободную Галичину?
Снова сделалось тихо.
– Я имел в виду Украину, только… - начал пожилой. – Но… другую, понимаете…
– Только не эту, не киевскую, - заявила его супруга, и вновь воцарилась тишина, продержавшаяся практически до Городка.
А в Городке пожилая пара вышла и направилась в темноту. Он слегка прихрамывал, она его поддерживала. Водила куда-то позвонил и сообщил, что нужно немного подождать, чтобы забрать какого-то его знакомого. Тот должен был прийти минут через двадцать. Вот я вышел и стал шататься по городу. Было темно, холодно, на улицах никого. Каждые несколько метров – аптека. Многие люди открывали аптеки. Аптека – бизнес хороший. Он дает деньги и уважение. И убежище. Ведь в аптеках чисто, уютно, в аптеках можно почувствовать себя лучше, более, ну да, по-западному. Да чего уж там, по-немецки, прямо-таки по-скандинавски! Лишь иногда внешний мир вторгается в этот оазис чистоты, порядка и стерильности, как когда-то во Львове, когда в аптеку, где я покупал тот несчастный бальзам "Вигор" [59] , влез пьяный, липкий от грязи, бородатый и сильно взлохмаченный мужик; он осмотрелся по сторонам, похоже, здесь ему понравилось, так что он просто лег на блестящий чистотой пол, свернулся в клубок и заснул.
59
И снова отсылаю к книге "Вот придет Мордор".
Как продавщицы за стойкой, в накрахмаленных и пугающе белых халатах, так и покупатели, притворялись, будто бы ничего не видят. Будто бы ничего не случилось. Ничего не произошло, аптека, ничего не произошло. Так что и я делал вид, будто бы ничего не случилось, купил свой бальзам "Вигор", выходя – попросту обошел сладко сопящего мужика, а довольно скоро с помощью "Вигора" довел себя до похожего, как у того мужика, состояния, сидя на лавочке неподалеку от памятника короля Даниила Галицкого, стоящего на мраморном постаменте гадкого цвета.
"Галичина", - думал я.
Мы выехали из Городка и поехали через Галицию. Через ту несчастную страну, которую судьба вечно пристегивал к чему-то, чему она не до конца соответствовала. В начале письменной истории она принадлежала к православной "умме", как определяет эту общность украинский эссеист Микола Рябчук [60] , а историк Ярослав Грицак описывает так: "Если бы […] какой-нибудь путешественник начал свой поход где-нибудь на Балканах (на землях нынешней Болгарии) и продвигался далее на север и восток, проезжая через Галицию, Киев, Москву в сторону Урала, если бы знал какой-нибудь из славянских языков, переводчик не был бы ему нужен. Он мог бы довольно легко объясниться с другими, а так же понять, что происходит в этой части света. Подобного рода путешествие без проводника и переводчика в западной части Европы бы просто не удалось […]. На востоке в это время весь мир православный, по огромным пространствам можно было бы переезжать от одной церкви к другой, везде действовал старославянский язык и византийская литургия. На всей этой громадной территории царило, в большей или меньшей степени, чувство связи с Киевом как колыбелью православной цивилизации […]. Это давало православному миру сильное чувство совместного пространства".
60
"…что украинцы как нация еще до сих пор не эмансипировались, не выделились окончательно из мифического православно-восточнославянского сообщества, которое я сравниваю иногда с мусульманской уммой (ummah). В политическом плане этот миф является типичной "изобретенной традицией" (іnvented tradіtіon, по Гобсбауму), ее формирование можно четко проследить от конца XVІІ столетия. Т.е. идея "русского" (не российского) сообщества существовала и раньше, но это не было политическое сообщество, а скорее религиозное, как западноевропейское Pax Chrіstіana. Вместе с тем в XVІІІ в. происходит политизация этой средневековой идеи, ее своеобразная национализация, апроприация Российской империей, она становится центральным элементом имперского мифа о происхождении. И этот миф интернализируется, усваивается как часть собственной идентичности не только россиянами, т.е. московитами, но и украинцами и белорусами. Их эмансипация от этого мифа в ХІХ в. оказалась довольно сложной и, в сущности, не завершилась до сих пор – ни в Украине, ни в России. Т.е. ни украинцы, ни россияне еще до конца не оформились как модерные нации, они все еще в какой-то степени являются частями фиктивной, фальшиво политизированной средневековой "уммы", а это, соответственно, усложняет не только их взаимные отношения или взаимоотношения с другими странами (так как эта имперская "умма" в основе своей является антиокцидентальной, нативистской и часто ксенофобской), это усложняет еще и процессы модернизации этих стран".
Галицкая Русь отламывалась от этого пространства уже со средневековья, когда Даниил Галицкий, которого украинцы зовут Данылом, принимал королевскую корону из рук римского легата Опизона и устанавливал с Римом церковную унию, кратковременную, правда, но являющуюся обещанием унии впоследствии. Когда его сын Лев принимал на своем дворе западноевропейских рыцарей, и когда Русь брала в качестве своего повелителя потомка мазовецких князей, Болеслава Георгия, который вестернизировал и колебался между православием и католичеством. Серьезно от "уммы" Галицкую Русь оторвал Казимир Великий вместе с венграми, пока, в конце концов, та не очутилась на стороне Жечипосполитой, становясь постепенно частью польского политического и культурного пространства, а после брестской унии – еще и религиозного. Галицкая Русь вплавлялась в польскость или, скорее, объединялась с ней в "республиканскости". Культура Польши для элит была привлекательной, она воспринималась здесь точно так же, как на востоке Украины российская культура. Но полонизированная Галиция перенесла тождественность Руси – в основном, в деревни, в провинцию, куда польская "господская" культура практически не доставала. Деревня и церковь донесли русинскость вплоть до XIX столетия, когда русинская тождественность сформулировалась заново, только уже на совершенно иных условиях. Точно так же, как и повсюду в других местах Европы, которая как раз переживала национальное пробуждение. Жечипосполитой тогда уже не было, Галицией правили австрийские Габсбурги, а галицийские русины давно уже позабыли, что это означает, быть частью восточнославянской "уммы". И хотя в течение всего периода правления австро-венгерской монархии подавляющее большинство украинцев жило в деревянно-земляной галицийской деревне, именно те, кому удалось из нее вырваться, участвовали в центрально-европейской belle 'epoque наравне с представителями других европейских народов. Несмотря на то, что с точки зрения Вены, Галиция была "наполовину Азией", время венского правления видят на Галичине в качестве "золотой эпохи". "Умма", Россия – были совершенно иным миром. Конечно же, существовало осознание пан-украинского единства, национальной общности украинцев с российских и австрийских территорий, но – подобно полякам из различных заборов - украинцы с запада и востока глядели друг на друга как на представителей различных цивилизаций. Которыми они, по сути своей и были. И кто, собственно, знает, а не имели ли украинские галичане по сути своей больше общего с польскими галицийцами, чем с надднепрянскими украинцами. Впрочем, цивилизационные проблемы – это одно, но консервативный запад глядел на социализированных "всхудняков" (от wsh'od – восток) как на носителей анархического хаоса, который придет и сметет с лица земли прирученную и порядочную Галицию.
Тем не менее, когда габсбургская империя распалась на этнически-национальные куски, национально осознавшие себя русины, заставляющие теперь уже называть себя украинцами, пожелали иметь собственное государство, объединяющее украинцев из России и Австрии. Проект прокатил, но лишь на мгновение. Украинская Народная Республика просуществовала всего лишь полгода, после чего ее восточная часть вернулась под российскую власть, а западная – под власть Республики Польша. Но тогда уже не было и речи о принятии польской культуры: украинцы желали идти на свое, и для того, чтобы этой цели достичь, взяли бы в союзники даже дьявола. В 1939 году этот дьявол пришел, и украинцы подписали с ним договор кровью. Только весьма быстро, как с такими договорами и бывает, оказалось, что дьявольское наваждение было фальшивым: немцы начали относиться к украинцам не намного лучше, чем к другим "славянским унтерменшам" в округе, за что все оставшиеся "недочеловеки" посчитали украинцев предателями. Тот факт, что украинское националистическое движение еще перед войной заразилось царящим по всей тогдашней Европе фашизмом, и во время войны по локти запачкалось в крови своих соседей – только ухудшил ситуацию. Галичина, с выжженным на щеке клеймом преступника, отчаянно дергаясь и брызгая по сторонам кровью, чужой и собственной, попала под власть Москвы, под которой никогда ранее не была. Пришел Советский Союз. Щелкнули засовы. Свет погас.
В результате распада СССР родилась Украина. Галиция-Галичина была ее частью. Казалось бы, что галичане должны быть счастливы: наконец-то у украинцев было свое государство. Поначалу они, действительно, такими и были. Но быстро оказалось, что независимая Украина не имеет ничего общего с представлениями Галичины об украинской независимости.
Вместо украинского рая, амбициозного, патриотического, развивающегося, как и вся остальная Европа, и являющегося ее неотъемлемой частью, независимая Украина оказалась неспособным организмом, проеденным постсоветской патологией и – к отчаянию терпеть не могущих Москвы галичан – мало чем отличающимся от России как культурно, как в плане языка, так даже и эстетично. В огромной части надднепрянской Украины, не говоря уже про юг страны: про Крым, Одессу, Буджак, всегда достаточно слабо связанный с Киевом, советская культура доминировала над украинской культурой, и можно даже сказать, что сделала из нее свой собственный вариант.
Галичина, впрочем, тоже заразилась советскостью.
Осоветился и Львов, в который мы как раз въезжали.
Галичина
Перед Львовом стоит пост ДАI, это аббревиатура от "Державна Автомобiльна Iнспекцiя", Государственная Автомобильная Инспекция. Дорожная милиция. Сам пост – это уже пустая скорлупка, потому что ГАИ отменили, но водители наверняка долго еще будут перед постом интуитивно притормаживать, как вечно притормаживали. Молясь при этом: лишь бы только снова не приебались, потому что чего-чего, а приебаться те могли всегда. И дело было только лишь в бабках, ни в чем другом. Никакой там безопасности дорожного движения, никаких дел. Все это знали: и водители, и милиционеры, но одни перед другими продолжали разыгрывать дешевый театр. И никто, похоже, открыто перед этим не выступил. И одни, и другие знали, что если бы маска до конца свалилась, оказалось бы, что все живут в постапокалипсисе, в падшем государстве, в стране бесправия, в таком месте, где власти как таковой-то и нет. В пустом пространстве, которое способно заполнить лишь голое насилие. А вот этой вот правды боялись, похоже, что одни, что другие. Так что милиционер притворялся, что он и вправду чего-то контролирует и проверяет, а водитель – будто и вправду верит в то, что ему удастся убедить милиционера в том, что он невиновен и никаких правил не нарушал. И что вообще, речь идет исключительно о правилах дорожного движения. А вот этот номер как раз пройти и не мог, потому что штраф, если человек стал на своем, всегда было за что выписать. Если не за превышение скорости, так за грязные номера, за слишком большую концентрацию свинца в продуктах сгорания. Если водила сопротивлялся уж слишком долго, всегда можно было подделать результат выдыхаемого воздуха. И вот тогда уже сдавался каждый. А чего, лошадь всегда больнее лягнет.
По усилению дойки водителей инспекторами ГАИ можно было почувствовать царящий в государстве климат. Во времена Евро 2012 у гаишников был абсолютный запрет на то, чтобы брать взятки, и запрет этот они соблюдали. Но их начальство понимало, что этот запрет до бесконечности протянуть было нельзя. Раньше или позднее его бы нарушили, а тогда пострадал бы престиж начальства, не способного осуществлять распоряжения власти. Начальство не могло себе этого позволить, и палку не перегибало. То есть – формальный запрет, понятное дело, был всегда. Пьесы постоянно разыгрывались. Но настоящая жизнь настоящей жизнью и оставалась.