Татуировка с тризубом
Шрифт:
– За… води!
[…]
Стуча копытами в салон восшествовала лошадь каштановой масти".
Рядом с польскими флагами польские военачальники приказывали вешать на домах и украинские флаги. Ведь в Киев они вступили для того, чтобы помочь Симону Петлюре в создании украинского государства. А вот это уже многим киевлянам не нравилось.
Не нравилось это и Михаилу Булгакову, который идею украинской независимости не слишком-то разделял. По крайней мере, именно такой вывод можно сделать, судя по взглядам героев его Белой гвардии, которых он снабдил взглядами собственными и своего окружения, а вот
Я позавчера спрашиваю этого каналью, доктора Курицького, он, извольте ли видеть, разучился говорить по-русски с ноября прошлого года. Был Курицкий, а стал Курицький… Так вот спрашиваю: как по-украински "кот"? Он отвечает "кит". Спрашиваю: "А как кит?" А он остановился, вытаращил глаза и молчит. И теперь не кланяется.
Николка с треском захохотал и сказал:
— Слова "кит" у них не может быть, потому что на Украине не водятся киты, а в России всего много. В Белом море киты есть…
Украина не очень-то любит Булгакова. Украинская Википедия определяет его, несмотря на то, что родился он в Киеве, писателем "русским", хотя украинский проявляющий охоту и сверхвозбужденный патриотизм заставляет искать украинскость где только можно. Украинская Википедия даже Леопольда фон Захер-Мазоха называет "украинским писателем" только лишь потому, что тот родился во Львове. А когда в 2011 году на основе Белой гвардии российское телевидение сняло сериал – после победы Майдана на Украине его запретили. Может быть, потому, что подход Булгакова к украинскости и украинскому языку все так же достаточно распространен, как в России, так и во многих кругах на Украине.
Байку о том, что украинскость сильно связана с российскостью, и даже является определенным ее вариантом, давно уже стала принимать большая часть нынешней Украины (за исключением западной части страны) – и она не видела в этом проблемы точно так же, как большая часть силезцев не видит проблемы в том, чтобы признать свою силезскость за вариант польскости, большинство баварцев – свою баварскость за германскость, провансальцев – свою провансальскость как вариант французскости. Но с недавнего времени эта тенденция идет в обратном направлении. Еще десять лет тому назад для многих сегодняшних украинских патриотов определение себя в качестве "украинца" или "украинки" так легко не привилось бы. Мыкола Рябчук, украинский эссеист, вспоминал, что еще в средине восьмидесятых годов его киевская соседка, слыша, как тот обращается к ребенку по-украински, возмутилась: это зачем же надо портить ребенку жизнь и говорить с ним по-сельскому?
Впоследствии та же самая соседка, являясь киевлянкой, сама получила украинский паспорт. Nolens volens. И кто знает, возможно она и сама сейчас, стиснув зубы, учит украинский язык. Или же наоборот, не учит и ругает "хохлов" и все так же считает их психами, желающими поставить ее мир верх ногами, поскольку для нее, даже если она и киевлянка, ведущая род от самого Кия, украинскость – это какие-то странные капризы, изготовление национальности из региональности. Потому что для нее факт, что в ее Киеве на учреждениях висят таблички с тризубами, что повсюду развеваются желто-голубые флаги – странен и неестественен. Точно так же, как обычному обитателю Катовиц неестественным казалось бы, что в его городе ко власти приходят силезцы и заставляют всех учить силезский язык, петь силезский гимн, ну а польскость называют варварством.
Или, кто знает, наоборот: возможно соседка Рябчука сделалась украинской патриоткой, и по-русски специально не разговаривает. И когда видит по телевизору Путина, то плюет в экран, а со своей невесткой и братом, проживающим в Москве, порвала все отношения. Она называет их кацапами и ватниками, а они ее – бандеровкой и фашисткой. Потому что довольно часто случается и такое.
Украина не была государством, за которое сражались. Украина была продуктом геополитических обстоятельств и – вот так, попросту – случилась. Ее создавали и до сих пор создают, работая уже на живом, независимом теле. Это не украинский народ создал Украину. Это, скорее, Украина творит украинский народ.
А Киев?
В 1920 году во время занятия Киева в польской армии служил генерал Юзеф Довбор-Мушницкий. У Довбора имелись две перспективы: польская и российская. Дело в том, что перед независимостью он был генерал-лейтенантом армии Российской Империи и подписывался как Иосиф Романович Довбор-Мусницкий. Тогда он был, можно сказать, зародышем той элиты, которая могла бы в способствующих России условиях создать российский вариант польского народа. Сделать из польскости вариант российскости, как это в более крупном масштабе было сделано из украинскости. Но после большевистской революции Довбор возвратился в родной Сандомир, после чего предложил свои услуги польской армии.
В своих мемуарах о киевском походе он писал так:
"В 1920 году мы отправились помогать строить украинское государство, архитектором которого должен был стать Петлюра; в качестве цели мы поставили для себя взятие Киева. Все закончилось неуспехом, близким катастрофе. Ведь что такого важного представлял собой Киев в ХХ веке? Он не был столицей украинского народа, потому что никаких особых для этого предпосылок город не имел. Киев был всего лишь матерью городов "русских", а не "русинских". Никаких исторических украинских памяток в нем нет, а имеющиеся были позднее возведены как памятники России, но не Руси".
Меня всегда интересовало, а как должен был выглядеть Киев, чтобы иметь "воистину украинский" характер? Чем бы он должен был быть?
Как-то зимней ночью я приехал в Киев. Было по-настоящему холодно, ужас как холодно. Я вышел из здания вокзала и почувствовал себя так, словно бы попал в морозилку. Город как-то очень слабо сопротивлялся темноте ночи. Такси стояли одно за другим, словно прижимаясь друг к другу. Несмотря на мороз и позднее время, перед вокзалом крутились какие-то типчики. Им были нужны сигареты. Я сказал, что у меня нет, поскольку ребята были под мухой, да еще и покрикивали на меня. Те поглядели внимательно, бросили несколько "сук" и "блядей" и отвязались, после чего сомкнулись в свою группку, над которой стали подниматься клубы пара.
Тогда в Киеве я никого не знал. Приехал – ну вот просто так. Хотелось увидеть Киев зимой. Перед этим я видел его только летом. Мне хотелось оглядеться, покрутиться – а потом поехать дальше, на восток.
Хостел, который днем ранее я нашел в Интернете, просто-напросто не существовал. Под указанным адресом попросту ничего не было. Покрытый лишаями дом со слепыми, безразличными окнами. Кирпичи покрашены краской. В свете далеко стоящего фонаря я даже не мог увидеть, какого эта краска цвета. На каком-то то ли газоне, то ли просто утоптанной земле собрались рыжие дворняги. На меня они глядели осоловелым от мороза взглядом. Выглядели они так, словно белки глаз у них свернулись от мороза. Один, исключительно ради порядка, гавкнул.