Татуировка с тризубом
Шрифт:
– Спокуха, - ответил я ему и тоже гавкнул.
Собаки поглядели на меня, как на идиота, сорвались с места и исчезли в какой-то подворотне.
Округа выглядела так, словно вот-вот собиралась обрыдаться. Ее покрывал синий, грязный, стылый снег.
Это был Подол. Давний торговый и ремесленный район, располагающийся значительно ниже городского центра, в днепровской долине. Когда-то Подол регулярно заливался наводнениями. Дома походили на ободранных юродивых. Только и жди, что прямо сейчас заведут слезливые молитвы к Господу.
Я потащился назад в центр, не сильно-то и зная, что делать. Поднимаясь по Андриевському Узвозови, я едва-едва держался на ногах. Скользко было ужасно. Я прошел мимо двух молодых ребят, они спускались вниз. Им тоже чудом удавалось не загреметь на этой чертовой брусчатке, покрытой ледовой скорлупой, но беседы они не прерывали, как будто бы балансирование было таким же естественным, как ходьба.
– …И тогда он выстрелил, - услышал я, как один говорит другому.
– И убил? – спросил второй, осторожно делая шажок за шажком.
– Не… - ответил первый, внимательно глядя себе под ноги. – Выстрелил, чтобы собаку отпугнуть.
Крещатик, ах Крещатик!... Было пустовато, но и не совсем пусто. И богато. И ярко. Чем дальше в Крещатик, тем более богато и ярко. После того, как я вскарабкался наверх с Подола, Крещатик был похож на истекающую золотом и сияющую люстру. Я проверил цены в нескольких гостиницах. Администраторы улыбались крайне вежливо, но точно так же, как и я, прекрасно знали, что ничего из этого не получится. К счастью, рюкзак у меня был небольшой и легкий. Я выходил на улицу и вновь размышлял над тем, каким чудом здесь, в этом единственном на земле городе, советскому монументализму удалось обрести более-менее человечное и симпатичное лицо. Ведь все это, вся эта крещатикская архитектура, это было нечто, что могло походить на варшавский MDM [25] , но было гораздо более массивным, громадным, эффектным и украшенным. Но и, что самое удивительное, приятное. На советской архитектуре растянули крупноформатные паруса реклам. Здесь были видны деньги, но не накачиваемые в город, а только этот город обвесившие. Ведь то, что в городе было общественным, каким-то макаром, то тут, то там, ремонтировалось, правда, по самому дешевому разряду. Дешевая мостовая плитка, дешевая штукатурка. А вот все то, что блестело и делало "блым-блым" – было частное. Магазины, автомобили, рекламы, тряпки из Парижа и Дубая. Киев выглядел словно запущенный, но слегка припудренный музыкант, обвешанный золотой бижутерией от Картье или Булгари [26] .
25
Маршалковский Жилой Район (Marszalkowska Dzielnica Mieszkaniowa (MDM)) – крупный жилой комплекс в Варшаве, в центрально-южном районе, соцреалистический по стилю, возведенный в 1950-1952 годах по проекту группы архитекторов под руководством Иосифа Сигалина (1950-1951) и Станислава Янковского (1951-1952). В 2015 году MDM внесен в реестр памятников культуры. – Польская Википедия
26
Bulgari S.p.A. (произносится Булгари) — итальянская компания, основанная в 1884 году, производящая предметы роскоши (ювелирные изделия, часы, духи, аксессуары из кожи) и владеющая отелями класса люкс. Bulgari входит в группу LVMH (Louis Vuitton Mo"et Hennessy) и замыкает тройку крупнейших ювелирных компаний мира.
Название торговой марки обычно пишется как BVLGARI, основываясь на традиционном латинском алфавите, где буква "V" эквивалентна современной «U». Штаб-квартира расположена в Риме. – Википедия.
Я крутился по центру. На пешем переходе, перед самым моим носом, загораживая мне проход, припарковалась громадная желтая "тойота"-внедорожник. Из нее вышла девица, выглядящая, словно мятежная дочка олигарха. Я просто был уверен, что под курткой на пуху на ней надета футболка с надписью "Нирвана". Девица скользнула по мне взглядом, кликнула пультом замка и куда-то направилась.
Мне хотелось найти какое-нибудь местечко с Wi-Fi, чтобы подыскать какую-нибудь недорогую гостиницу, но, как на зло, ничего толкового открыто не было. Ко мне подошел какой-то тип. У него была разлохмаченная, не слишком длинная борода и глаза психа в начальной стадии. Одет он был словно какой-то жулик.
– Вот уже какое-то время я хожу за вами, - сказал он.
Мне стало чуточку не по себе.
– И с какого времени? – автоматически выдавил я из себя.
– Какое-то, - ответил тот, - точно не помню.
– И зачем? – спросил я.
Тот пожал плечами и отправился дальше. Я какое-то время думал, следует ли его догонять, но тут вспомнил его сумасшедшие глаза и тоже пожал плечами.
Я возвратился к месту, в котором перед войной стояла киевская ратуша, а теперь расстилался Майдан Нэзалэжности. Что-то меня дернуло, я повернул голову: псих шел за мной, он был в полутора десятках метров за моей спиной. Возможно, мне показалось, что эти психованные глаза у него словно в комиксах Фрэнка Миллера – нарисованные чисто белой краской, так что резко выделяются на фоне остальной части тела, от остального Киева, теряющихся черно-сине-серой путанице форм и теней. Я приостановился и сделал вид, будто бы читаю надписи, процарапанные и написанные на колоннах площади. То были граффити времен первого Майдана, после его победы покрытые прозрачным пластиком и сохраненные на вечную историческую память. "Ющенко – ТАК!", "Янукович – ДОЛОЙ!", и тому подобные вещи. Я глянул – мужик тоже приостановился. Быстрым шагом я пересек Майдан, прошел Ляшскую Браму с архангелом, мимо каких-то закрытых будок с жратвой и напитками, и вскарабкался на Малую Житомирскую.
Было скользко, и под горку, но из-за того, что под горку – не так холодно. Мне хотелось как можно скорее найти какую-нибудь гостиницу, но не мог обдумать какого-либо осмысленного плана поисков, так что просто двигался по кругу. Вернулся на Майдан и вновь свернул в какую-то из улиц. По крайней мере, сумасшедшего нигде не было видно. Я перемещался между кирпичными домами, замалеванными толстыми слоями краски, из-за чего должны были быть похожими на дома из Великобритании, но они как-то не походили, и я размышлял над тем, что писал Довбор. Над российским характером города. Который вскоре после времен Довбора сделался российско-советским.
Я задумался над тем, каким должен бы стать Киев, чтобы приличным образом представлять Украину, а не напоминать на каждом шагу об империи, которая его – это правда – не основала, но которая создала город таким, каким он является сейчас. Вот как должен выглядеть чисто украинский Киев? Должна ли это быть казацкая метрополия, какая-нибудь гигантская сечь [27] : деревянная, соломенная, с частоколом? Город, словно взятый из Кайко и Кокоша [28] , только обвешанный рекламами огромных автомобилей и дорогих наручных часов? Или он должен как-то будить ассоциации с архитектурой Киевской Руги, государства, которое уже в средневековье самостоятельно развалилось на кусочки, которые уже впоследствии залила Литва и монголы?
27
В значении: укрепленный казацкий лагерь (сравните: "засека").
28
Совершенно иное представление о древних славянах – это комикс о Кайко и Кокоше, польский ответ приключениям галлов Астерикса и Обеликса. Кайко и Кокош чуть неуклюжие, зато очень добродушные толстячки. Они борются с рыцарями в белых одеждах с большим черным крестом на груди, с виду напоминающими крестоносцев. На смену мрачной тревожной тональности пришли яркие сочные краски: таинственную славянскую духовность вытеснила народная смекалка. Напомним, что приключения Кайко и Кокоша, которые сегодня вызывают умиление и ностальгию, были частью коммунистической пропаганды, доказывающей исконную польскость западных территорий, отошедших Польше от Германии после Второй мировой войны.
В те времена, когда строили города, когда придавали им форму – Украины не было, так что в Украине нет ни одного "города с украинским характером". Толком, даже неизвестно, мог ли такой характер вообще быть. Если поглядеть грубо, но честно, то "украинским характером" было лишь то, что прибавили уже после объявления независимости, то есть, в девяностые годы и позднее. То есть, к сожалению, ничего особенно импонирующего. Дешевая покраска, безнадежные вывески, дикие пристройки из досок и кирпича. В принципе, то же самое, что и в Польше. И балконы, застроенные каким-то пластмассовым дерьмом. И – а как же – пивные с "традиционной украинской едой", то есть, обитые деревом столовки, притворяющиеся деревенскими хатами, с официантами в вышиванках. А к этим вышиванкам хозяева этих скансенов заставили официантов носить идиотские соломенные брыли, из-за чего несчастные ребята выглядели сельскими дурачками. А в качестве утешения им оставалось радоваться, что хорошо еще, что не ходят босиком.
Или же – если глядеть столь же грубо – все, что здесь когда-либо было поставлено, имело "украинский характер", потому что иллюстрировало историю Украины, непрерывность ее судеб. Украина всегда была здесь, она никогда отсюда не отправлялась, и тот факт, что на этой земле долгие годы не удавалось создать особый, собственный политический центр – это дело уже совершенно другое. Так что весь этот "украинский характер" культурного пейзажа был бы точным отражением среды, в которой украинскость формировалась как таковая: он был смесью российских и советских влияний, в меньшей степени: польских и германских, в еще меньшей степени: турецких, молдавских и немногочисленных реликтов по-настоящему давнего прошлого.
Я шастал туда-сюда по улицам, среди российских каменных домов, немного покрутился под выстроенным киевскими поляками костелом Святого Александра. Собственно говоря, святой Александр был всего лишь отговоркой: настоящим покровителем костела был московский царь Александр, в честь которого и подыскали святого тезку. Несколькими годами ранее, летом, на ступенях этого же костела я встретил мужика, который, как сам утверждал, был киевским поляком. С волнением он рассказывал мне, путая украинские и русские слова, реже вставляя польские, что я нахожусь в польском городе, потому что Кий – основатель города, был полянским князем. До него совершенно не доходило, что поляне с днепровских берегов и поляне из Великопольши – это два совершенно разных племени.