Тауэр, зоопарк и черепаха
Шрифт:
Когда дверца на часах распахнулась и крошечная деревянная птичка выскочила, издав один-единственный безумный вопль, Геба Джонс пожелала коллеге удачи.
— У меня есть помада, возьми, если хочешь, — предложила она.
— Спасибо, не стоит. Не собираюсь его поощрять, — ответила Валери Дженнингс.
Она надела синее пальто, скрыв юбку, в которой была накануне, и с неохотой встала. Артур Кэтнип уже ждал у настоящего викторианского прилавка, ощупывая свою диковатую новую прическу. Насилие над его головой свершилось утром, во время перерыва на чай. Как только парикмахер узнал, что его клиент идет обедать с женщиной, он настоял на более импозантной стрижке. Когда Артур Кэтнип поднял глаза, когда мастер наконец
Они вместе устремились на холод, обсуждая утренний снег, который успел растаять. Проходя мимо гостиницы «Сплендид», Валери Дженнингс с сожалением поглядела на чудесные колонны и лакеев в ливреях, стоявших на крыльце, не зная, куда поведет ее билетный контролер.
Довольно быстро они оказались перед входом в Риджентс-парк, и Валери Дженнингс пожалела, что не осталась в теплой знакомой конторе. Когда они проходили мимо фонтана, Артур Кэтнип указал куда-то вдаль и сообщил, что они почти пришли. Валери Дженнингс внимательно поглядела сквозь мутные очки и увидела заведение, в котором безошибочно узнавалась чайная.
— Кажется, дождь собирается, — заметила она.
Они миновали нескольких мужчин, которые тыкали в кусты палками, и Артур Кэтнип удивился вслух, чего они там ищут. Однако Валери Дженнингс и бровью не повела, потому что думала в этот момент о том, какое утешение она обретет на потрепанных страницах мисс Э. Клаттербак, когда вечером уютно устроится в своем кресле с подставкой для ног.
Когда они подошли к чайной, она с облегчением указала на табличку «Закрыто» на двери. Однако Артур Кэтнип уверенно распахнул дверь и пригласил ее войти. Вместо рядов выщербленных столиков и стульев, занятых хозяевами собак и любителями пернатых, она увидела в самом центре кафе стол на двоих, накрытый белоснежной льняной скатертью. Посередине стояла в серебряной вазе одинокая желтая роза. За стойкой ждал шеф-повар в белом колпаке, юные официантки были одеты в черную униформу.
— Не волнуйтесь, я попросил французского шеф-повара, — сказал Артур Кэтнип, когда официантка подошла, чтобы забрать у Валери Дженнингс пальто.
Когда подали луковый суп, Валери Дженнингс вспомнила французского продавца лука из своего детства, который стоял на углу с велосипедом, нагруженным товаром. Понизив голос, Артур Кэтнип признался, что его дядя однажды угнал такой велосипед, после чего лук в их доме больше не водился.
Когда подали poulet а la moutarde [10] , билетный контролер снова наполнил ее бокал и вспомнил, как на Гаити, когда служил во флоте, он видел представление с таинственными курами вуду. Валери Дженнингс сделала очередной глоток вина и неожиданно рассказала ему о молодом петушке, который жил у ее бабушки и влюбился в кухонную метелку — он старался наскочить на нее каждый раз, когда старушка мела в кухне пол.
10
Цыпленок в горчичном соусе.
Когда они ели tarte Tatin [11] , она заговорила о том, что подумывает этим летом сделать сидр из своих яблок, поскольку для выпечки они совершенно не годятся. Билетный контролер, покрытый татуировками, горячо поддержал эту идею и признался, что однажды так набрался сидра, что выпал за борт и почти неделю провел на необитаемом острове, прежде чем его заметили с корабля и спасли.
Пока они пили кофе, один из мужчин, которых они видели в парке тыкающих палками
11
Пирог «Татен» (фр.) — яблочный пирог-перевертыш, названный по фамилии изобретательницы, поварихи Стефани Татен.
— Вы, случайно, не видели поблизости бородатую свинью?
Они ответили, что не видели, и обещали внимательно смотреть на обратном пути — обоих взволновала перспектива увидеть свинью с бородой. Но когда они возвращались в бюро находок Лондонского метрополитена, Валери Дженнингс совершенно об этом забыла, потому что смотрела только на Артура Кэтнипа.
Той ночью тиканье часов на ночном столике казалось в темноте особенно громким. Поглядев, сколько времени, Геба Джонс подумала, что может и вовсе не уснуть. Она перевернулась на бок, подальше от мужа, который спал беспокойно, и вспомнила вечер. Бальтазар Джонс ушел в комнату на верхнем этаже, как обычно, не сказав ни слова о том, как прошел день, а она осталась сидеть на диване, страдая от горя, и не понимала, как же он мог забыть.
Она вспомнила последний день рождения Милона, на который он в очередной раз попросил химический набор. Он выпрашивал его с того дня, когда отец рассказал ему, как сэр Уолтер Рэли готовил свой гвианский бальзам в курятнике. К ее большой тревоге, он забил мальчишке голову байками о целительном ликере, в состав которого входили золото и рог единорога и который исцелил королеву Анну от опаснейшей лихорадки.
— Папа говорит, королева была просто поражена, она попросила еще спасти жизнь своему сыну, принцу Генри, — рассказывал мальчик, когда до дня рождения оставалось всего несколько дней. — Чем только его не лечили — прикладывали к голове мертвых голубей, а к пяткам — половинки разрезанного петуха… Но едва он сделал глоток целительного ликера, как открыл глаза, сел и заговорил!
Геба Джонс продолжала чистить картошку.
— Только твой отец забыл сказать, что вскоре после этого принц умер, — отозвалась она.
Несмотря на все просьбы сына, Геба Джонс отказалась покупать химический набор, опасаясь несчастного случая, хотя муж уверял, что будет лично присматривать за каждым экспериментом. Когда мальчик снял обертку со своего подарка, в коробке оказался телескоп, исключающий какую бы то ни было вероятность взрыва. Родители отнесли его на самый верх Соляной башни, и Бальтазар Джонс показал сыну все звезды, какие видел первый королевский астроном, когда жил в крепости.
— Если до телескопа все-таки доберутся вороны, только скажи, и я принесу дедушкин дробовик, — пообещал бифитер.
Хотя Милон, кажется, был в восторге от перспективы превратить гнусных птиц в кучки черных перьев, Геба Джонс понимала, что созерцание планет нисколько не похоже на те эксперименты, о каких он мечтал. Догадываясь о разочаровании сына, она заверила его, что он получит вожделенный подарок на двенадцатилетие. Которого так и не случилось. Когда она перевернулась на бок, спасаясь от воспоминаний о несдержанном обещании, горячая слеза скатилась по ее щеке.
Через несколько часов она проснулась. В комнате все еще было темно. Мгновенно почувствовав отсутствие мужа, она провела рукой по простыне и обнаружила, что постель с его стороны еще теплая. Откинув старенькое одеяло, она выбралась из постели и раздвинула шторы. Поглядела на Тауэр, подернутый тонкой утренней пеленой. Сквозь дождь, грязными каплями стекавший по стеклу, она увидела фигуру мужа, медленно взбиравшегося на крепостную стену в мокрой, прилипшей к телу пижаме. Когда он в конце концов вернулся домой, спрятав в карман халата флакон с новым образчиком дождя, то обнаружил, что Гебы Джонс нет и ее чемодана тоже.