Тайфун
Шрифт:
Тхань во второй раз спросил, кто будет выступать, но ответом ему было только приглушенное шушуканье.
— Если что-нибудь непонятно, — нетерпеливо заговорил Тхань, — я могу разъяснить. Ведь решения правительства в области аграрной политики нужно хорошо усвоить. Прошу вас…
Покашливание и возня только усилились. Наконец поднялся молодой парень.
— Вот что хочу спросить: почему это мы, кто выращивает рис, должны чуть не целиком его продавать. По сельхозналогу мы все здесь чисты, а излишки хотим — продаем, хотим — сами едим. Вы же нам говорите о свободе, а сами принуждаете!
Тхань кивал головой, словно поощряя парня продолжать, но парень
— Вы задали интересный вопрос, — сказал Тхань. — После выступления других товарищей я обязательно отвечу. Кто еще что скажет?
Поднялся крестьянин, сидевший недалеко от стола.
— Я тоже кое-чего не понимаю. Государственная цена на рис такая низкая, что мы не хотим продавать своим горбом заработанное. Вот вы говорите: рабочие трудятся, не щадя себя. А мы, крестьяне, даром что ли рис получаем? Почему тогда должны продавать его по цене, которая нас не устраивает? Вы, кадровые работники, вроде как заботитесь о нашем благе, а откуда оно, благо, возьмется, если рис продавать за бесценок?
Вопросы посыпались градом. Тхань только поспевал отвечать. Старался говорить обстоятельно, чтобы всем было ясно. Он растолковывал связь между производством риса и изготовлением тканей, говорил, что если у рабочих будут овощи, то крестьяне получат плуги. Разбирал, как влияет сельскохозяйственное производство на работу металлургического комбината в Тхайнгуене…
Резкий голос из темного угла комнаты прервал его:
— Говори-говори, парень, да только мы тебе не поверим. Ты знаешь одно, а мы другое.
Тхань опешил и только собрался было ответить, как заговорил Нгат:
— С семнадцати килограмм в месяц на едока много не напашешь. При такой еде на будущий год вы от нас вообще ничего по своим планам не получите.
Тхань хорошо понимал, что собрание подошло к решительному моменту, — тут бы только не сорваться! Надо говорить, опираясь на конкретные факты, которые дойдут до малограмотных слушателей.
— Уважаемые граждане, — спокойно ответил он, — семнадцать килограммов на едока — это ведь в среднем. Другими словами — и на взрослого и на грудного младенца. Значит, на работающего придется килограммов двадцать с лишним, детям — и семи-восьми хватит. Вы питаетесь лучше кадровых работников и многих трудящихся, которые зачастую получают всего по тринадцать килограммов в месяц…
Насмешливый голос с места перебил Тханя:
— А у кадровых работников желудок-то не больше апельсина, а кишки — тоньше рисовой соломы. Где им справиться с нашей крестьянской нормой. Вот нам так не меньше килограмма в день требуется. Не веришь — спроси у старика Три Плошки, он тебе подтвердит.
Старик сидел с широко раскрытыми глазами и, чавкая, жевал бетель. Сосед наклонился к его уху и крикнул:
— Правда ведь, дедушка? Скажи!
— Что сказать, какую такую правду?
— Что ты за один присест три плошки риса съедаешь и еще голодный остаешься?!
— Три плошки, четыре плошки, чтоб вас черти к себе забрали, — неожиданно сердито заговорил старик. — Правда, что три плошки съем и еще хочется. Но спрошу я вас, односельчане, кто здесь силой со мной сравнится? А я покрепче буйвола, что был у старосты Хи в давнее время. Помнится, этот буйвол с первой же борозды норовил удрать, а я его заставил и эту пройти, и вторую, и все поле. Когда пахать кончали, он еле на ногах стоял, а мне хоть бы что — давай еще поле, вспашу и его. Этот буйвол меня потом бояться стал. А все почему — потому что меньше трех плошек в обед не ем. Если жена меньше подаст, сейчас ей подзатыльник.
Старик тяжело поднялся на ноги и оглядел собравшихся.
— А теперь на вас смотреть противно, как вы работаете. Унесете с поля несколько снопов — и все, выдохлись. Сами и решайте, нужны вам три плошки риса в обед или нет!
Все расхохотались. Сердито посмотрев на смеющихся, старик сплюнул и, громко стуча палкой об пол, пошел из комнаты. По реакции крестьян Тхань понял, что речь старика оказала решающее воздействие на настроение собрания. Старик был прав: чтобы работать, как он в молодости, питаться нужно как следует. Но Тханя поджидал еще один коварный удар.
Встал и попросил слова Диеу. Тханя поразила перемена, произошедшая с улыбчивым хозяином, который недавно так любезно угощал своего гостя.
— Товарищ кадровый работник, — насмешливо заговорил Диеу, — я тоже хочу кое-что сообщить народу. Вот вы здесь разъясняете нашим крестьянам, что нужно потуже затянуть пояса, есть поменьше ради вашей индустриализации. Она, наверно, и в самом деле нужна, но только почему за наш счет? Ведь даже вы, кадровые работники, не сеете, не пашете, а поесть любите. Я, к примеру, теперь хорошо знаю, что для вашего прокорма граммов семьсот — восемьсот риса зараз нужно. И вы его съедите, как у меня дома, и даже зернышка ее оставите. Вся ваша работа — за столом сидеть да бумажки писать, а мы чуть не круглый год в поле, вот и подумайте, хватит ли нам этих семнадцати килограмм на едока!
Диеу сел и с удовлетворением наблюдал, как Тхань сначала покраснел, а потом стал бледным, будто зарезанная курица. Вокруг начали хихикать. Все понимали, что Диеу прижал Тханя к стенке, даже пошевелиться тому невозможно. Тхань слушал слова Диеу, низко опустив голову, чтобы не видеть глаз, с любопытством устремленных на него. Он уже отчаялся найти поддержку хотя бы у одного из тех людей, что сидели перед ним. Колени начали противно дрожать. Тхань вдруг заметил, что не может найти места рукам, которые вдруг суетливо и неуклюже задвигались по столу.
И тут поднялся Тиеп. Он оглядел собрание, нашел глазами Диеу и заговорил, словно бы обращаясь к нему одному:
— А ты почти все правильно сказал, Диеу! Все мы, и Тхань в том числе, одинаково устроены. Никто не откажется вкусно и сытно поесть, тем более от нескольких чашек душистого риса с приправой. И каждый недоволен, когда голоден. Тхань ничего против этого не возражал. Он говорил только, что от нашего труда зависит, как мы будем питаться. Люди всегда готовы ограничить себя в еде, если понимают, зачем это нужно. Так зачем это нужно сейчас? В стране есть множество людей, делающих полезные дела, но не занятых в сельском хозяйстве, — рабочие, солдаты, школьники, студенты, кадровые работники. А разве мы в деревне можем съесть все, что выращиваем? Нет, конечно! Но за лишний рис мы получаем одежду, обувь, мотыги. Я вас спрошу: кто откажется от одежды ради риса и будет лопать его нагишом? А котел, чтобы рис сварить, разве не нужен нам, а сковородка, чтобы жарить мясо или рыбу? А уголь для печей, в которых мы делаем известь, чтобы белить дома? Посмотрите вокруг себя: в комнате этой — лампы, свечи, термосы, чайная посуда. Разве крестьяне их сделали? Нет, все это мы покупаем на рынке! В любом обществе так: один человек зависит от другого, каждый связан с другим. Мы продаем рис рабочим, они шьют для нас одежду, делают разный инвентарь, термосы и чайную посуду. Если мы не продадим рис рабочим, то с какой стати они будут изготовлять для нас все это?! Кто не согласен?..