Тайфун
Шрифт:
Шествие продолжалось. Теперь шли пожилые женщины, лет пятидесяти и старше, и никто на них уже не смотрел и не восторгался их красивыми нарядами. Еще дальше, последними, шли монахини в узких, длинных, до пят, черных одеяниях. Единственным светлым пятном на этом мрачном фоне были бледные восковые лица и изредка мелькавшие из-под мрачных балахонов босые пятки. Эта колонна больше походила на похоронную процессию. Тонкие, казалось просвечивающие и неживые, пальцы монахинь перебирали висевшие на груди четки. И хотя настоятельницы в отличие от монахинь были во всем белом, все равно на зрителей веяло от этой процессии какой-то кладбищенской печалью.
Больше смотреть было
Выонг с любопытством разглядывал монахов. Многие были одного с ним возраста, но выглядели даже моложе — упитанные, холеные, аккуратно постриженные, с маленькими, не знавшими тяжелого труда руками. Правда, в глазах монахов нет молодого блеска, а лбы некоторых уже пересечены морщинами. Вдруг Выонгу показалось, что он видит знакомое лицо. Кто же это такой? Фунг! Сын бывшего церковного старосты Хапа собственной персоной. Про его разговор с учителем из города во время уборки риса Выонг слышал от Тиепа и теперь вспомнил о том разговоре. Юноша тоже заметил Выонга и посмотрел на него сквозь стекла дымчатых очков умными, внимательными глазами. Да-да, он ведь учился в духовной семинарии, потом его почему-то исключили, он вернулся в дом к отцу, прятался, чтобы его не направили на общественные работы или не призвали в армию. Потом, по слухам, отец опять устроил его в семинарию и снова его выгнали из-за какой-то девицы — но вот он опять здесь! И Выонг почувствовал, как в нем поднимается неприязнь к этому молодому бездельнику, который правдами и неправдами стремится жить за чужой счет. Все это промелькнуло в голове Выонга мгновенно, но, когда он снова поискал глазами Фунга, тот отвернулся. Выонг загляделся на широкую сильную спину Фунга и не заметил, как очутился чуть не в самой середине колонны бывших чиновников. Эти немолодые люди были торжественны, но их парадная одежда давно уже потеряла прежний вид, да и немудрено — кто теперь шьет церемониальные платья, кому они нужны? Раньше за человеком в подобном парадном костюме следовал слуга с большим опахалом или зонтом. Теперь нет ни слуг, ни господ — все кануло в прошлое.
Кто-то хлопнул Выонга по плечу. Он обернулся и оказался нос к носу с Нямом. Головная повязка старика съехала на сторону, лицо его раскраснелось от жары.
— Это вы, дядюшка Ням? Почему же на вас нет парадного одеяния, или вы не участвуете в шествии?
— Куда уж мне, старику! — пытался отшутиться Ням. — Трудно уже идти в колонне, да и не в этом дело. Свое почтение к церкви я храню в душе…
Он умолк, словно убоялся, что сказал лишнего, проявив непочтительность к религии, и тут же поспешил добавить:
— Но не прийти сюда не мог. И потом, я ведь помогал в организации праздника, мне нечего поставить в вину…
Выонг и Ням пошли по дороге. Мимо них пронесли статую богоматери. Ням склонился перед нею в низком поклоне, и тут его чуть не зацепил опахалом прислужник, шедший за прелатом в белой скуфье и белой, шитой золотом сутане, тяжело шагавшим, опираясь на палку. Почти совсем седые волосы, покрытое морщинами лицо священника показались Выонгу знакомыми. Ням тоже глядел на него не отрываясь.
— Вы не знаете, дядюшка Ням, где я мог его раньше видеть? — негромко спросил Выонг.
— Да это отец Фанг! — прошептал деревенский староста.
— Отец Фанг?.. — Выонг наморщил лоб, пытаясь вспомнить. — Не знаю такого.
— Вот те на! — удивился Ням. — В прежние времена он имел приход в провинции Хайням, уговаривал и принуждал людей переселяться с Севера на Юг.
Выонг вспомнил: правильно, отец Фанг, правая рука печально известного пастора Тхо в годы войны. Оба боялись партизан, оба под сутаной всегда носили оружие. Как же этот Фанг осмелился появиться здесь?
Ням, словно прочитав мысли Выонга, сказал:
— Повезло святому отцу — остался-таки живым. Видно, церковное начальство ценит его, впрочем, и родня у него влиятельная, и друзей всюду полно. А ведь религией он занимался постольку поскольку, интересы у него всегда к другому были…
Старик замолчал, поняв, что зря говорит и не тому, кому следует, но для Выонга услышанного было вполне достаточно.
Сейчас они смотрели, как идут простые верующие, замыкавшие шествие. Люди шли быстро, не соблюдая никакого порядка, и Выонгу с Нямом, чтобы не мешаться под ногами, пришлось прибавить шаг. Внезапно Выонг ощутил какой-то холодок в затылке, как бывало на войне в минуты опасности. Он резко обернулся и встретился взглядом с большими черными глазами Ай. Но Выонга поразили не глаза Ай, а ее одеяние: длинное черное платье, плотно облегавшее ее сильную фигуру, и над головой черной птицей — зонт. Волосы Ай были гладко зачесаны и скреплены сзади заколкой. Ошеломленный Выонг застыл на месте, а похожая на святую Марию Ай, проходя мимо, шепнула:
— У меня к тебе срочное дело!
Выонг выбрался из толпы на обочину, через минуту к нему присоединилась Ай. Они отошли в сторону по тропинке, извивавшейся в зарослях банановых деревьев. В укромном месте Ай прислонилась спиной к стволу дерева и перевела дух. Лицо ее было серьезно и сосредоточенно.
— Я… я хочу сказать тебе. Все, что было между нами, кончено…
Как изменилась Ай за это время! Выонг вдруг почувствовал, что обида, словно ком, подкатывает к горлу. Да, правильно говорил Тиеп: человек способен идти вперед, но стоит ему остановиться хоть на мгновение, и он уже отстает, а там недалеко и до рокового шага, когда можно оступиться, если вокруг плохие советчики и друзья, вроде Нян… Выонг от досады щелкнул языком.
— Как хочешь, дело твое…
Ай в растерянности глядела на Выонга, лицо ее залила краска смущения.
— Я не знаю, как поступить… Мне так трудно было эти дни. Мы с сестрой… Я не могу… Я же католичка.
Выонг нахмурился.
— Выходит, я не католик, а иноверец!.. — на мгновение он смолк, потом произнес:
— Кто хороший человек, а кто — плохой? Хороший — тот, кто верит в бога, кто ревностный католик. А плохой — тот, кто в бога не верит, в церковь не ходит!..
Ай всхлипнула.
— Люди говорят, ты продал душу дьяволу, потому что заодно с коммунистами-безбожниками. Если мы поженимся, я совершу тяжкий грех… выйду замуж за безбожника…
— Тогда возвращайся… возвращайся к своему прежнему мужу.
Ай отрицательно покачала головой.
— Нет, я не могу вернуться к нему. Я останусь жить с сестрой, буду жить с ней всю жизнь. Я так устала… Прости меня, пожалуйста. Да защитит тебя наш господь…
Ай склонила голову. Выонг тяжело вздохнул. Они молча расстались и пошли в разные стороны.