Тайна Черного дома
Шрифт:
Лука долго ходил по кладбищу — приучал спутников к мысли, что сегодня ничего не выйдет. А кладбище было огромно — ходи здесь хоть сто лет.
— Ну… долго будешь колупаться? — еле сдерживаясь, спросил Кацап.
— Понимаешь… — доверительно начал Лука. — Я ведь тогда только дома сообразил, что по золоту шел. Не засек как следует в памяти то место. Здесь где-то, рядом…
— А если я тебя сейчас вот на этот обелиск задницей посажу, вспомнишь?
— Ладно, пошли! — Лука сделал
— Тихо! — проговорил он, будто бы вспомнив что-то. — Так-так-так! Пошли…
Через несколько минут он увидел слева от себя могилу народной артистки. Это был высокий гранитный столб с бюстом покойной певицы наверху. Несколько странное, по правде говоря, произведение. Но на Луку в детстве оно производило впечатление. Памятник этот был неподалеку от могилы его близких. Лука нередко приходил сюда с отцом и матерью и всегда замечал его.
— Вот здесь вроде… — проговорил он довольно неуверенно.
— Так здесь или не здесь? — переспросил Кацап.
— Вроде здесь. А этот подонок, — Лука повернулся к Гоге, — вместо того чтобы за волосы меня дергать, пусть копает! — И, отшагнув к гранитному сооружению, присел у подножия. Громко закашлялся — специально для Никифорова. Если он здесь, то обнаружит их по «звуковому сигналу».
— Сколько рыть-то? — зло спросил Гога. В какой-то степени он был сейчас во власти Луки. Но жаждал отмщения.
— Ты роешь или спишь?! — Лука подскочил к яме. — Помогите ему, что ли, Мальчик! Не справляется…
В следующую секунду он уже ничего не мог сказать, потому что комья сырой земли с лопаты Гоги угодили ему точно в лицо.
— Ну, су-ука… я не я буду, если не закопаю потом тебя в этой яме!
Гога стоял в яме уже по пояс. Заметив это, Лука, изображая недоумение и страх, невнятно пробормотал:
— Все… кажется, нету…
— Чего — нету?! — Голос у Кацапа начал обретать металл.
— Я же вам говорил… не найду сегодня. Я честно попробовал…
Гога легко выскочил из ямы.
— Не трогать! — закричал Мальчик.
— Тихо вы все! — поднял руку Лука. — В той яме точно нету. То, что мы ищем, должно быть не глубже полутора метров…
— Откуда ты знаешь?
— Знаю и все. Чувствую. В принципе это где-то здесь, рядом. — Лука огляделся. — Каких-нибудь пять метров в эту сторону или чуть левее. Давайте закопаем эту яму. А завтра снова — сюда…
Кацап едва успел перехватить Гогин кулак.
— Врет он все, падла!
— А Толик все равно мочить не велел. — Кацап стоял между Гогой и Лукой. — Ты думаешь, я его мачкануть не хочу? А Толик-то не велел.
В ту же ночь они вернулись в свою «контору». В знакомой уже комнате для допросов ждал Толик. Три часа ночи — это, видимо, было его обычное время. Как у Сталина.
Мальчик доложил его результаты. И чувствовал себя при этом ужасно: и Толика боялся, и Луки побаивался. «Дурак ты, — брезгливо подумал о нем Лука. — Надо было под любым соусом меня прикончить. А теперь вот дрожишь, как собачий хвост…» Он просто не учитывал, что жалкая мальчикова душа привыкла жить в состоянии постоянного испуга. Так биологи легко вывели в лаборатории мушек-дрозофил, которые умирали в страшных мучениях, если их не опыляли дустом. Извращенцы?
Может быть, эти и им подобные, далекие от происходящего мысли приходили Луке в голову лишь потому, что и его душа дрожала сейчас, как собачий хвост. Дрожала и плакала.
— Ты что же это делаешь, Лучков? — спросил Артист как бы с обидой.
— Пойми, Толик, мне же нет никакого смысла тебя… — начал было Лука свою сказку про белого бычка.
— Вали отсюда! — оборвал его Турукин.
Лука поднялся. Как заговоренный двинулся к двери. Гога и Кацап провожали его взглядом. Выход загораживал лишь Мальчик, и вид у него был растерянный.
— Стоять! — раздалось у Луки за спиной. Турукин, видимо, хотел, чтобы голос его прогремел командирски. Но, увы, сквозь этот голос прорывался петух. Лука оглянулся.
— Куда?!
— В камеру — куда! — Лука пожал плечами. — Дорогу знаю…
— Успеешь. Гога, проводи. Разрешаю разок… только не по башке!
Они вышли. Турукин, сразу позабыв про них, со странной улыбкой уставился на Мальчика.
— Ты что… боишься его, что ли? Мальчик принялся изо всех своих цыплячьих сил петушиться.
— Знаю, что ты всех боишься. Но сейчас ты ведешь себя как-то странно. Ты не замазался, Мальчик?
— Да курва буду, Артист!
— А ты курва и есть. — Турукин повернулся к Кацапу, который, добродушно улыбаясь, сидел на подоконнике. — Чего думаешь?
— А ничего. — Кацап не изменил позы. — Чего ты думаешь, то и я думаю. Ты сюда меня разве думать брал? Если бы я думать хотел, я бы пошел в детскую спортивную школу олимпийского резерва…
— Не думаешь, так не болтай! Что скажешь насчет этого? — Турукин кивнул на дверь, в которую увели Луку.
Что скажу, что скажу? — Кацап нахмурил лоб, — все же заставили его думать. — По-моему, он завтра чего-то откопает…
— Ясно. Теперь слушайте. Если не будет в первой яме, ройте вторую. Пусть сам роет! Если и во второй нет… сюда его больше не везите! «Что я другого не найду… с хорошими почками? — подумал Артист. — Этого — навалом…»
— Можно… я тогда его?.. — услужливо спросил Мальчик.
Турукин одобрительно улыбнулся, но ничего не успел ответить, вмешался Кацап:
— Гогу обидим. Гога за Барана, знаешь как переживает!