Тайна Черного дома
Шрифт:
Заиграла восточная музыка, женщина на огромном блюде начала танцевать знаменитую «осу» — танец азиатских наложниц. С каждым тактом движения ее и па становились все резче, выразительней. Главный эффект этого танца заключался в сладострастных движениях бедер и живота.
— Какой класс, а? — удивленно проговорил Никифоров.
Лука в это время был занят другим.
— Неси икры, шампанского, самых хороших фруктов. А это дерьмо немедленно убери! Вообще-то тут у вас есть еда приличная!
— Кончай, Лукаш!
— А-а, пошли они все!
— Лишняя информация…
— Плевать!
— Слушаюс-с…
— Вижу — школа. — Лука смерил официанта взглядом. — Себе там не забудь, припиши побольше!
— Благодарствую, сударь!
— Тон у тебя какой-то… дореволюционный.
— Господам нравится…
— Ах, господам!.. Вот этим, что ли? Луку словно прорвало. Никифоров вынужден был под столом наступить ему на ногу.
— Ты лучше посмотри, какая женщина!
— С бокалом шампанского приятнее смотреть на женщину…
— Кончай, Лукаш!
Официант, отступив, с некоторым подозрением взглянул на Луку, усомнившись, по-видимому, в наличии у него денег.
— Давай, голубчик, действуй! — Лука сунул официанту в руку зеленый червонец.
— Слушаю-с!
События на эстраде между тем развивались. Женщина виртуозно закружилась на блюде, и сари, обволакивающее ее фигуру, с неимоверной быстротой стало разматываться. Его конец подхватил фокусник и побежал за кулисы, как бы неся над собой развевающийся, бесконечно длинный флаг. На другом конце гигантского флага волчком кружилась танцовщица. Вот уже показались точечные щиколотки, колени, прекрасные округлые бедра…
В первые секунды показалось, что она совсем голая. Лука замер, толпа вокруг неистовствовала. А красавица, теперь было очевидно, что перед сидящими в зале выступает красавица несказанная, осталась в очень коротком расклешенном мини.
Резко изменились тональность, ритм музыки. Теперь по ушам и нервам бил агрессивный рок. Танцовщица отлично владела и этой пляской дебилов и роботов, крутилась, делала невероятные пируэты, высоко выбрасывала ноги. Мужчины выбегали из-за столиков, бросали к ее туфелькам деньги. У ее подножия их уже скопилось немало, а эротический рок все продолжался, и деньги все летели, летели. Пригоршни купюр, потом пачки, пачки.
Тучный, упитанный человек с лысиной и губами сластолюбца, очень похожий и на Горбачева, и на Гайдара одновременно, подбежал на коротких ножках к подносу-блюду и под гогот компании, делившей с ним столик, высыпал под ноги прекрасной танцовщицы целый «дипломат» денег. Потом, хитро прищурившись, заглянул красавице под юбку. Хотя чего там еще можно было увидеть — юбка и так летала почти отдельно от прекрасных частей ее тела. Но в зале одобрительно зашумели, захлопали, дескать, человек заслужил, имеет право и на это. А к эстраде подбежал уже следующий с чемоданчиком-кейсом, за ним еще и еще.
Сначала она танцевала на ковре из денег, потом ноги ее стали погружаться, увязать в купюрах, как в палых листьях в осеннем сквере. Вот уже и щиколотки ее скрылись в густой денежной массе, а разноцветные купюры все падали и падали, стараясь прикрыть теперь и ее красивые икры…
Лука с удивлением заметил, что тоже притопывает ногой в такт музыке. Танцевать красотке становилось все труднее. И вдруг все разом смолкло. Танцовщица повернулась к залу спиной, мгновенным движением расстегнула на платье «молнию» — сверху и до конца. Обнажилась ее красивая ровная спина, крохотные, символические трусики, божественно вылепленные бедра. Все звуки заглушила барабанная дробь — как в цирке перед смертельным трюком.
Внезапно со дна огромного блюда ударили мощные воздушные струи — деньги взвились могучим вертящимся смерчем, поплыли кверху. Там, где-то высоко, по-видимому, заработали мощные пылесосы. Так подумал Лука.
Ни одной купюры не вернулось на пол, вихрем унесло их под потолок. И это было странное, может быть, несколько пошлое, но потрясающее зрелище!
А танцовщица, которая продолжала стоять к залу спиной, вдруг резко подняла руки, будто вслед уходящему ввысь вихрю. И тут же новый воздушный поток сдернул с нее остатки платья. Оно исчезло вслед за деньгами.
Красавица была обнажена, если не считать некоторое подобие бикини на ее бедрах. Стихли барабаны, исчез ветер. Медленно, как во сне, она повернулась к залу. Изумительные прямые черные волосы, синие большие глаза, аристократически точеная шея и покатые, аккуратные, как у балерин, плечи, высокая грудь, от которой невозможно было отвести глаз. И дальше, дальше…
Медленно-медленно она опустила руки к узкой полоске трусиков, как бы раздумывая, снимать или повременить еще. В зале стояла та самая тишина, в которой, как принято говорить, можно услышать пролетающую муху. Красотка потянула еще секунду-другую и все-таки решилась убрать свою последнюю защиту. И Лука снова с удивлением почувствовал, что его желания совпадают с побуждениями остальных.
И вдруг раздался то ли взрыв, то ли выстрел. Сверху на танцовщицу, которая уже почти избавилась от последней детали своего туалета, опустился полотняный синий цилиндр. Толпа кричала, топала ногами. И Лука увидел себя вскочившим с места.
Полотняный цилиндр взлетел вверх. Блюдо-поднос светилось пустотой, словно там вообще никогда ничего не было. А перед глазами продолжала стоять женщина невероятной, невообразимой красоты. И что бы там ни говорили, ни шипели, ни злословили, ничего подобного никогда не было ни в Мулен-Руже, ни в лучших притонах Лас-Вегаса. Куда их скудоумию до России-матушки, которая и под Сталинградом осталась непревзойденной, и в деле великого блядства — тоже!
Хотелось улыбнуться и с легкой иронией промычать:
— Да, старик, это нечто!..
Но Лука молчал. Перед взором его все еще продолжало вибрировать видение. С одной стороны казалось, подумаешь, чудо-юдо — ветер платье срывает с женщины! Этот трюк, кажется, еще для Мэрилин был придуман. А скорее и до нее это проделывали сотни ветров с сотнями женщин. И сотни голодных мужских глаз пожирали явившееся чудо. Сколько ни уверял он себя, что ничего экстраординарного не увидел, в конце концов убеждался, что аргументы его пусты, как тот жонглер, что вышел вслед за Нею на эстраду подбрасывать разноцветные обручи.