Тайна чёрной доски. Роман. Остросюжетная история одной находки
Шрифт:
Стоя у своей двери, Тихон Иванович никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Левая рука, непривычная для подобных действий, не слушалась. Жена услышала странную возню за дверью, открыла. Растерянное лицо мужа взволновало её.
– Тиша, ты что, выпил? Чего руку-то прячешь, входи!
Увидев скрюченные пальцы, Светлана разрыдалась, прильнув к супругу.
– Надо к врачу… давай скорую вызовем, может, это не так уж и страшно. Может, от переутомления.
Тихон Иванович, не развязывая шнурков, чего до этого ни делал никогда, скинул туфли, устало отстранил жену.
– К врачу не надо, он сам позже зайдёт, сосед Дима
Вечером Светлана Афанасьевна напекла пирожков, заварила чай с душистыми травами.
Дмитрий не заставил себя долго ждать: его как хирурга заинтересовал случай с заболеванием именитого соседа. Доктор прекрасно понимал, что это контрактура ладонного апоневроза. Но она не возникает сиюминутно, копится годами. Значит, конструктор просто не придавал значения первым признакам патологии, сваливая это на загруженность работой, продолжая усугублять плачевное состояние сухожилий.
За чаем хозяева с радостью показывали старинные семейные фотографии, называли имена смурных, бородатых мужиков.
– А это мой прадед, – хозяин ткнул пальцем в снимок, на котором был запечатлён статный мужчина в военной форме с большой красивой иконой в руках. – Этот бесценный святой образ подарил лично тульским оружейникам Пётр Первый, когда удостоил чести посетить особнячок моих древних родственников. Жаль, после революции эту икону пришлось спрятать на чердаке, хотя она, как семейная реликвия, трепетно передавалась из поколения в поколение. Мой отец – старый большевик, я тоже партийный, поэтому не принято было выставлять напоказ пережитки прошлого. Так и валялась иконка на чердаке, пока дом под снос не попал. Прервалась наша семейная традиция по передаче царского подарка. Заднюю сторону иконы кто-то из Чугуновых отделал червлёной медью, на которой тончайшей гравировкой оставляли свои имена наследники. Сам понимаешь, Дима, за хранение подобных вещей в недавние времена можно было с треском из партии вылететь.
Глядя на пожелтевшие фотографии, гость с каким-то внезапно возникшим волнением ощутил дух истинных, коренных туляков с их неспешной основательностью, затаённой хитринкой в глазах и всепобеждающим русским «Ничего! Живы будем – не помрём, кому надо – нос утрём!».
Закончив с фотоснимками, Тихон Иванович извлёк из небольшого сундучка пузатый пакет, в нём оказался обыкновенный чугунок.
– Мой дед в таком гвозди хранил, – оживился гость. – А для вас, я так понимаю, это ценная реликвия?
– Ценная – не то слово…
Хозяин осторожно опрокинул сосуд, на стол с грохотом высыпались металлические предметы. Дима привстал и вслух прочитал на наружной стороне донышка: «Чугуновъ и сыновья». Он как мальчишка стал азартно рассматривать маленькие ядра, ствол пушки, плуг и борону с острыми шипами.
– Выходит, Тула не только оружие ковала, – рассмеялся доктор.
– Конечно. Весь крестьянский сельхозинвентарь отливали и ковали. Наши игрушки – свидетельство тому. Для нас со Светланой Афанасьевной это бесценная память поколений, так сказать, привет из прошлого. А такой привет, сам видишь, не стареет, не ржавеет.
Тихон Иванович убрал со стола семейные раритеты, подсел к доктору, вытянул руки.
– А теперь перейдём к моему инвентарю. Я без рук – что боец без ружья, что пахарь без плуга, – он опасливо покосился в сторону кухни, где хлопотала жена, и вполголоса добавил: – Что баба без языка.
Доктор утвердительно кивнул:
– Это вы точно подметили,
– Не то что у вас, у мужчин: кулаки, ракеты, пистолеты, – парировала Светлана Афанасьевна, так как, озабоченная состоянием мужа, внимательно прислушивалась к разговору. – Языком иногда можно большего добиться, чем стрельбой. А потому насчёт баб вы как-нибудь поаккуратней, а языки у нас у всех одинаковые – красные.
Все хором рассмеялись. Хозяйка поставила на стол очередную порцию горячих пирожков, подсела напротив и с умоляющей надеждой спросила:
– Что скажете, доктор, насчёт пальцев? Это навсегда?
Гость встал и, как бы оправдываясь, понимая серьёзность заболевания, начал объяснять:
– Эта болезнь названа в честь французского хирурга Гийома Дюпюитрена. Он впервые подробно описал методы оперативного лечения. Считается, что это наследственное пролиферативное заболевание соединительной ткани с вовлечением ладонной фасции, проще – сухожилий. Они утолщаются и укорачиваются. Пальцы сводит за счёт подкожных тяжей. Выход один – операция.
Доктор сочувственно вздохнул и подсел к больному.
– Тем не менее, не исключая наследственный фактор, хирург считал, что заболевает тот, кто вынужден длительное время сжимать точку опоры в руке. А вы, Тихон Иванович, всю сознательную жизнь сжимали чертёжные принадлежности, ваши пальцы постоянно находились в напряжённом, сжатом состоянии. Возникло фиброзное перерождение ладонного апоневроза. И первыми перестали слушаться, – доктор легонечко постучал по согнутым пальцам, – безымянный и средний. Так?
Тихон Иванович неуверенно пожал плечами.
– Всё верно, доктор, – подключилась Светлана Афанасьевна. – Именно эти пальцы я и раньше пыталась ему разминать, вроде отпускало, и вдруг такое…
Хозяйка закрыла лицо и, не сдержав слёз, вышла из комнаты. Конструктор тоже встал и начал медленно прохаживаться, что он всегда делал, когда нужно было успокоить рой мыслей, возникающих в момент наивысшего напряжения мозга.
– Понимаешь, Дима, в последнее время я стал всё чаще задумываться: а так ли прожил, тем ли делом занимался? Получается, что кто-то нажал кнопку, и моя ракета полетела – уничтожать, разрушать, нести смерть. Недаром одно из наших изделий натовцы окрестили «сатаной». А ведь доставил его к месту назначения мой движок, моё детище, за которое я и мои сослуживцы получали награды. Чем выше разрушительная сила, тем больше премия. Убойный парадокс нашего времени, когда на всей Земле идёт всеобщая грызня за власть, территории, деньги. Умом понимаю, что по-другому нельзя: потенциальные враги не дремлют, терроризм, неонацисты поднимают головы, чего стоит одна Украина. Наша территория многим глаза мозолит, а душа всё равно не на месте.
Тихон Иванович пододвинул стул ближе к доктору, сел и обречённо заключил:
– Может, оттого и рука перестала меня слушаться, чтобы я остановился, покинул кузню сатаны? А? Что скажешь, доктор?
Дмитрий сел напротив, обеими ладонями обхватил кисть конструктора.
– Как можно такое допустить? Благодаря вашим ракетам мы сейчас сидим и уплетаем за обе щеки чудесные пирожки, спокойно спим, ходим на работу, занимаемся любимым делом. Мне даже неловко как-то, что я, молодой, словно наставляю вас, учу жизни. Но посудите сами, если лошадь, повинуясь команде, свернула с дороги и увязла в болоте – кого винить? Лошадь? Или неправильные вожжи?