Тайна чёрной доски. Роман. Остросюжетная история одной находки
Шрифт:
– А почему завтра? – удивился Дима. – Можно прямо сегодня.
И он многозначительно кивнул в сторону настенных часов, которые показывали половину пятого.
«Прозрачное» свидание
– Успешаева! На выход.
Тамара шла по затемнённому коридору, а в голове крутился вопрос: «Опять к следователю? Сколько можно, всё уже тысячу раз изложено и устно, и на бумаге. Я убила, готова отвечать…»
К её удивлению, надзирательница стала открывать дверь комнаты для свиданий. Тамара неохотно переступила порог, села перед прозрачной перегородкой.
«Неужели Цыпа заявился? Но, как сообщил
И хотя свиданка для любого заключённого под стражу – это всегда подаренный кусочек счастья и свободы, однако Успешаева с равнодушным, отрешённым лицом стала ждать свалившуюся удачу.
Когда в комнату, прижав руку к груди и тяжело дыша, медленно ступая, вошла… мама, Тамара инстинктивно вскочила и обеими руками упёрлась в толстую стеклянную перегородку.
Сработала сигнализация. С обеих сторон в помещение ворвались надзиратели с пистолетами наизготовку. Увидев склонённые над столом головы двух рыдающих женщин и их конвульсивные подёргивания плеч, они понимающе переглянулись и вышли.
Плотно прижав трубку к щеке, первой начала Тамара:
– Мамочка, зачем ты пришла!? Я убийца, бомжиха. Ни семьи, ни мужа. После травмы я ещё пыталась танцевать, но тридцать два фуэте мне уже не давались легко, как раньше. Надеюсь, ты, мамулечка, ещё не забыла балетную терминологию? В итоге – покинула сцену, опустилась, дошла до ручки. С мужем вообще отдельная история. Когда узнала, с кем живу, не подав на развод, в чём была, выехала домой, к вам, с дальнобойщиками. На месте нашего родового особнячка застала руины. Искать новый адрес отказалась, было стыдно явиться в образе оборванки, после того как блистала в сольных партиях «Дон Кихота», «Лебединого озера». Примкнула к бомжам. Зарезала человека. Мамочка, оставьте меня, отрекитесь. Не хочу позорить весь наш род.
Мать, не веря своим ушам, с ужасом смотрела на дочь и одновременно с остервенением начинала трясти телефонную трубку, словно та была виновата в убийственной информации, приходящей из-за пуленепробиваемой перегородки.
– Как ты смеешь так думать, дочечка? Золотко ты моё. Не звонила, не писала. Отец по инстанциям ходил, во всероссийский розыск тебя объявили, чего только не думали. И вдруг из новостей узнали о происшествии, фотокарточку показали, сообщили о твоём признании в убийстве.
Мать сквозь всхлипывания продолжала выспрашивать своё единственное дитё, и Тамара, пожалев маму, решила подробно рассказать о своих злоключениях, так как знала, что по закону свидание может длиться до трёх часов. В письмах из тюрьмы вряд ли удастся это сделать в полной мере.
Не то муж, не то подружка
Пермский театр оперы и балета стал для юной выпускницы хореографического училища хорошей школой настоящего мастерства. Через пару лет интенсивных занятий с талантливым хореографом балерина уже выступала в сольных партиях многих постановок. Тамара первой призналась в любви к своему наставнику. Расписались в загсе, планировали позже сыграть пышную свадьбу с приглашением всех родственников. Жизненные пазлы судьбы складывались наилучшим образом. Радик Успешаев в кредит приобрёл квартиру в престижном районе Мотовилихи, купили подержанную иномарку.
Чудесны были вылазки на природу, в лес, за грибами. Нежные, тёплые деньки последними лучами лета ласкали землю. Грибы в пермских лесах, на удивление, были сочными и
Она всегда мечтала о ребёнке, но специфика её любимой работы в театре откладывала осуществление мечты на неопределённый срок. Получив травму, поняла, что на артистической карьере можно смело поставить крест. Оставалось одно – идти в «молотобойцы»: брать молоток и отбивать новые кожаные пуанты, чтобы они стали мягче и не натирали ноги. Друзья подбадривали, предлагали первое время занять себя в кордебалете, но она прекрасно понимала перспективу своей дальнейшей жизни, если, даже исполняя элементарное плие, она не могла, приседая, удержать баланс на одной ноге.
Помимо этого, молодая супруга всё чаще и чаще стала замечать за мужем странные вещи. Например, снимал майку по-женски, ухватив за бока, а не как все мужчины – от затылка, собирая в кучку и сдёргивая. Мелочь, конечно, но всё же настораживала. А однажды, придя из магазина, застала Радика за шокирующим занятием: он стоял перед зеркалом, примеривая женские трусики и бюстгальтер.
– Что ты делаешь? Зачем достал моё бельё? Что за театр абсурда?
Она ещё больше ужаснулась, когда Радик, выполнив вертикальный шпагат, затем фуэте два оборота, раскинул руки в комплименте с поклоном. Это было так тонко и женственно, что Тамаре сделалось не по себе. Она вышла на кухню, присела возле стола и бесцельно уставилась в стену.
Она знала в подробностях нелёгкую судьбу Рудольфа Нуреева, которую трагически оборвал СПИД. О его ненасытных сексуальных предпочтениях к мужчинам даже во времена СССР ходило множество легенд. От этих нетрадиционных утех гениальный артист балета умер в страшных муках. «Неужели и в нашу семью вторглась подобная беда?»
Тамара мучительно искала ответа на этот вопрос, перевернувший вверх дном семейную жизнь, сделавший пыткой дальнейшие близкие отношения с мужем. Она ушла из театра, вплотную занялась домашним хозяйством, перерыла кучу материалов на эти щекотливые темы, о которых в советское время даже заикаться считалось постыдными и чуть ли не подсудным. Их всячески избегали, считали уделом грязных извращенцев.
Неодолимая тяга к танцам добавляла мучений, прирождённая балерина никак не могла смириться с постигшим её несчастьем. А каждого наступления ночи ждала с ужасом и содроганием. Её молодое сильное тело по зову природы нуждалось в мужском внимании и ласке, в обжигающем шелесте над самым ухом пусть самых простых, но до слёз милых и нежных слов, выворачивающих душу и лишающих любую женщину какого-либо сопротивления. В такие моменты влюблённые сердца должны низвергать цунами, ураган, торнадо, но вместо этого Тамара получала пятиминутное мужское прикосновение, после чего Радик опрокидывался на спину, брал её руку и молча, но настойчиво всем своим видом и лёгким постаныванием как бы требовал внимания к себе.