Тайна горы Крутой
Шрифт:
— Пожалуй, город, — согласился Коля и по ухмылкам заготовителей, по вспыхнувшим вдруг озорными искорками карим глазам звеньевого понял, что совершил непоправимую ошибку.
— Вот и хорошо! — обрадовался Тима. — А сколько жителей в небольшом одноэтажном доме?
— Как тебе сказать…
— Три человека, — ввернул Павка.
Его реплика, так же как и Юлина, готовилась заранее.
Прежде чем «выводить Хлебникова на чистую воду», Тима распределил между друзьями роли «подгоняльщиков». По ходу разговора Юля с Павкой должны были вставлять нужные реплики и подзадоривать ими скептика. Коля клюнул на эту удочку.
— Ну-у, Павка, ты и придумаешь, — сказал он, твердо решив не уступать, — в небольшой домик свободно поместятся четыре человека!
— Четыре? Хорошо! Значит, четыре? — подхватил Тима, и Коля почувствовал, что окончательно сел в лужу.
Под одобрительные возгласы ребят звеньевой первого начал блестящий арифметический анализ.
Дом, вернее городок, был похож на букву «Е», положенную на землю. Состоял он из четырех корпусов. В каждом корпусе имелось шесть подъездов, в подъезде по двенадцать квартир, в каждой квартире — три комнаты…
— Будем считать на комнату по два человека, — говорил Тима. — А два человека — мало. Ты, Колька, знаешь, какие комнаты. Учти, я еще кухни не считаю. Сколько получилось? Одна тысяча семьсот двадцать восемь! Ясно? Теперь перемножить триста на четыре. Сам сказал, что по четыре. Сколько?
Подавленный столь молниеносным подсчетом, Коля хмуро молчал.
— Молодец, Тимка! Доказал ты ему! — засмеялись ребята.
— Больше, Колька, о городке не говори, что он не городок. Ясно? — заключил звеньевой.
Таков был городок. А двор…
Года три тому назад сталевар Василий Тимофеевич Катаев, отец Павки, посоветовал ребятам заняться озеленением двора. Произвели планировку, утвердили проект на общем собрании родителей и пионеров, заложили парк: посадили акации, сирень, тополя и клены. Двор преобразился. В густой зелени, как в чудесном лабиринте, переплелись песчаные дорожки, спрятались скамеечки и беседки.
Цветущий парк-двор делился на южную и северную части. Границей служила широкая асфальтовая дорога — проезд для автомашин к гаражам, что тянулись вдоль забора.
В южной части помещались волейбольная и баскетбольная площадки да опытная станция садоводов. Ее создали тоже по инициативе Василия Тимофеевича, который считал, что парк — хорошо, а сад — лучше.
Теперь на «опытной» пионеры во главе со старшим садоводом Колей Хлебниковым выводили новые сорта ягод и фруктовых деревьев. Был у них и цветник.
В северной части — лагерная площадка с мачтой посредине, местечко игр для дошколят, и сквер, названный «уголком родителей». Этот уголок пионеры оформили с особым старанием: поставили столики, скамейки с покатыми удобными спинками. На столиках всегда можно было найти газеты и журналы, шахматы и шашки.
После работы по вечерам родители охотно посещали свой «уголок», чтобы сразиться в шахматы, почитать свежие газеты или просто подышать ароматным воздухом.
И еще было в северной части одно место… Впрочем, когда заготовители явились в лагерь, звеньевой, послав Юлю и Павку разыскивать Семена с Васей, направился именно туда.
С видом по возможности беспечным Тима приблизился к низкому деревянному сарайчику, скрытому в зелени тополей. Спрятавшись за кустами сирени, он стал наблюдать. Дверь сарайчика была прикрыта. Над нею красовалась фанерная вывеска с надписью «Фабрика «Пионер».
«Неужели никого нет», — подумал Тима, поглядывая на дверь. Но тут послышались легкие торопливые шаги. Тима прижался плотнее к траве. Мимо кто-то прошел… Звеньевой приподнялся, осторожно раздвинул густые ветки. На поляне мелькнуло голубое платье Нюши Котельниковой. Напевая какую-то веселую песенку, она поминутно вертела головой, отчего ее льняные косички, в палец толщиной, перелетали с одного плеча на другое. Нюша проворно снимала с туго натянутых веревок ботанические прессы — деревянные рамки с проволочными сетками вместо крышек. Она складывала прессы на руку, как поленья.
— Нюша! — позвал шепотом Тима. — Нюша! Семена или Васи на фабрике нет?
Девочка вздрогнула от неожиданности, быстро повернула к зарослям сирени полное румяное лицо с серыми испуганными глазами. Различив среди ветвей Тиму, она успокоилась и почему-то также шепотом ответила:
— Я, Тима, не знаю. Я только что из дома пришла. Ты посмотри сам.
— Люська где?
— Гербарии готовит. Она с утра на фабрике, даже на экскурсию не пошла.
— Нюш, ты не говори, что меня встретила, — попросил Тима. — А прессы понесешь, не закрывай дверь. Ладно?
— Ладно! Только Люся все равно узнает, что вы пришли.
— Потом пусть узнает, это — ничего.
Нюша сняла еще несколько прессов и скрылась внутри сарая. Тима подкрался к самым дверям. В лицо пахнуло ароматом увядших трав. Вороха их лежали на фанерных щитах. Небольшое окно с кружевной занавеской-задергушкой бросало на чистый земляной пол солнечный квадрат. Хорошо было на фабрике. За длинным из выстроганных досок столом работали сушильщицы. Они вынимали из прессов и сортировали подсохшие растения. Среди белокурых и темноволосых головок пламенел ярко-красный шелковый бант. Тима узнал его сразу. Звеньевая второго сидела к дверям спиной и сосредоточенно перебирала растения. Тима облегченно вздохнул: «Все в порядке, не заметит».
Боком, с величайшей предосторожностью протиснулся он в дверь, сделал несколько шагов и заглянул за дощатую перегородку к упаковщикам. Коля Хлебников — и зачем только водятся на свете скептики! — не поверил своим собственным глазам и громко удивился:
— Тимка?!
Звеньевой замер, но возглас успел сделать свое: сушильщицы дружно оглянулись. Белесые Люсины брови взметнулись вверх, а курносый нос-пуговка стал пунцовым.
— Тима! И вы пришли сегодня так рано? Где папки? Кипарисовых принесли?