Тайна Jardin des Plantes
Шрифт:
Вода — густая, тяжелая, липкая — сковывает мои движения. Иногда какие-то предметы задевают мою голову, руки, ноги, но я стараюсь об этом не думать. Наполовину закрыв глаза под натиском этой воды, к которой примешиваются городские отбросы, я стараюсь полностью сосредоточиться лишь на фигуре Сильвена, гибкой, словно тело дельфина. Грациозно изгибаясь, он подплывает к хижине покойного смотрителя и через разбитое окно проникает внутрь.
Едва я успеваю последовать его примеру, он устремляется к колодцу, поднимает крышку… и ныряет вниз!
Мне кажется, что мои легкие сейчас взорвутся. Но
Оттолкнувшись ногой от спинки кровати, я устремляюсь в зияющее внизу круглое отверстие, задев на мгновение неподвижное тело Любена в толще воды между полом и потолком.
Когда я ныряю в колодец, словно в узкое горлышко бутылки, поток воды подхватывает меня и несет вниз, и я уже думаю, что мне настал конец. Непроизвольно я кричу от ужаса, и мой рот заполняется водой. Но в это же мгновение рука Сильвена хватает меня и втаскивает в боковое ответвление в стене колодца.
— Все в порядке?
Лишь спустя несколько секунд я осознаю, что дышу.
Я больше не под водой, я больше не тону! И тут меня сотрясает страшный приступ кашля: я извергаю наружу воду, которой успела наглотаться.
Прижавшись спиной к стене этого узкого горизонтального коридора, похожего на трубу, я смотрю на отвесно ниспадающий поток воды через круглое отверстие. У меня возникает ощущение, что я нахожусь в небольшой пещере за водопадом. Вода низвергается так стремительно, что не успевает залить боковой коридор, расположенный на полпути между поверхностью земли и подземным карьером. Но совсем скоро она может подняться, и тогда мы снова рискуем утонуть!
— И… куда мы теперь… идем?.. — с трудом спрашиваю я между двумя приступами кашля.
— Это у них нужно спросить, — шепчет Сильвен, бледный, но спокойный.
Один за другим вспыхивают факелы.
Пять огоньков немного рассеивают подземную темноту. И еще десять светящихся точек: пять пар глаз. Их свет не сможет погасить никакое наводнение.
Белые обезьяны ждут нас.
Я смотрю на пятерых приматов, даже не пытаясь объяснить их присутствие здесь. Откуда они появились? Или это фантомы, порожденные нашим воображением? Но не важно. Эти белые фигуры — наш ключ к разгадке всех тайн.
Они делают нам знак следовать за ними и углубляются под землю.
— Куда мы идем? — шепчу я.
— Туда, куда они нас ведут, — холодно отвечает Сильвен, даже не оборачиваясь.
Но, кажется, белые обезьяны прекрасно знают ответ на этот вопрос. Они ни разу не останавливаются, не проявляют никаких признаков нерешительности. Каждый их жест полон непринужденного изящества. Когда белые обезьяны приподнимают свисающие сверху лианы, раздвигают заросли папоротников, осторожно приоткрывают калитки, переходят вброд ручейки — они делают это с естественной, природной грацией.
Очень скоро холодные и сырые подземные коридоры меняются, в них становится все больше растительности. Сначала это водоросли, вьющиеся вдоль стен; потом, по мере того как мы удаляемся от затопленной зоны, я постепенно различаю в свете факелов мох, вереск, папоротники. Вскоре мы уже движемся сквозь настоящие джунгли: буйная тропическая растительность полностью скрывает каменные стены, пол и потолок подземелий. Вокруг нас царит
«Нет никаких доказательств того, что этот мир — реальный… Все это может оказаться сном. Ведь, несмотря на все катастрофы, до сих пор ничего со мной не случилось…»
Но разве можно сомневаться в реальности этого чуда природы? В реальности мха, пружинящего у меня под ногами? В реальности этих забавных насекомых — похожих на ожившие веточки палочников, которые запутываются у меня в волосах, а потом улетают с возмущенным гудением?
— Идти вперед! Я должна идти вперед… — говорю я вслух. Мои спутники никак на это не реагируют.
Белые обезьяны вообще почти не оборачиваются — лишь иногда протягивают нам лапы, чтобы помочь преодолеть наиболее сложные участки пути. При этом Сильвен не удостаивает меня даже взглядом.
По мере того как мы все дальше углубляемся в подземные джунгли, его походка и жесты меняются — становятся более уверенными, более грациозными. Без сомнения, в этой обстановке его животные инстинкты обострились, и теперь он движется почти с такой же легкостью, что и наши проводники.
«В конце концов, он один из них», — говорю я себе. Тем временем мы выходим на покрытую густым мхом поляну, в центре которой лежит квадратная металлическая плита. Без малейших усилий один из аркадийцев приподнимает ее — и наружу вырываются полчища летучих мышей.
— Но… что это?!
Инстинктивным движением я заслоняю руками голову и лицо, потому что летучие мыши беспорядочно носятся вокруг. Некоторые врезаются в стволы деревьев и, оглушенные, падают на землю.
Однако на страхи нет времени.
Итак, металлическая плита оказывается крышкой люка. Теперь к жаркой и влажной тропической атмосфере, царящей вокруг, примешивается прохладная сырость готической пещеры. Обезьяны, не произнося ни звука, поочередно спускаются вниз. Они даже не смотрят на меня и Сильвена, но и без того понятно, что нужно следовать за ними. И вот мы тоже подходим к винтовой лестнице.
Несмотря на весь мой решительный настрой, мне боязно спускаться. А вдруг я спускаюсь в свою собственную могилу? Вдруг мне предстоит умереть там, в абсолютной темноте? Белые обезьяны почему-то погасили свои факелы перед тем, как спуститься.
Но потом, глядя на белых обезьян и Сильвена, я понимаю, почему они это сделали.
«Они сами — как факелы», — говорю я себе, ставя ногу на верхнюю ступеньку и ощущая в животе холодок.
И в самом деле — белые обезьяны фосфоресцируют в темноте. Их кожа и шерсть светятся бледным, лунным светом. Но наиболее яркий свет исходит от Сильвена.