Тайна королевы
Шрифт:
— У меня есть, — внезапно перебила она итальянца, — свидетельство человека, которому было поручено утопить ребенка. Я знаю, где найти Ландри Кокнара — видите, я неплохо обо всем осведомлена, — и он расскажет все по первому же моему требованию.
— Лакей, которого я выгнал, как шелудивого пса! Жалкий висельник! Замечательный у вас свидетель, ничего не скажешь! — хрипло рассмеялся Кончини.
— Вы правы, — спокойно ответила Фауста, — показания такого свидетеля легко подвергнуть сомнению. Но я забыла ознакомить вас с одной маленькой подробностью. Теперь мне придется исправить свою оплошность. Этот Ландри Кокнар был набожен — разумеется, так, как может быть набожен человек подобного сорта. И поверите ли, он решил окрестить ребенка перед тем, как безжалостно утопить его. Акт о крещении был составлен по всем правилам… Вот, можете взглянуть на копию.
Поднеся руку к груди, она достала из-за корсажа бумагу и протянула ее Кончини. Фаворит машинально взял ее. Такого удара он не ожидал. На миг решительность покинула его, однако он сумел справиться со своей слабостью.
— О! Какое это имеет значение? Мы легко докажем, что эта бумага фальшивая!
— Вы правы, — улыбнулась Фауста. — Видите, я тоже совершенно откровенна с вами. Однако настоящий документ существует, и я могу, если потребуется, в точности воспроизвести его. На документе стоят подписи: во-первых, священника, который уже умер, но чью подпись можно найти в приходских книгах; во-вторых, крестного отца Ландри Кокнара, который жив и при необходимости сам ее удостоверит; в-третьих, двух свидетелей; оба они умерли. В документе сказано, что ребенок является дочерью синьора Кончино Кончини и неизвестной матери. Я приказала подделать подлинный акт, и теперь в нем значится следующее. Первое: вместо слов «неизвестной матери» написано полностью имя Марии Медичи. Второе: вместо подписи одного из умерших свидетелей стоит подпись женщины по имени Ла Горель, которая, как и Ландри Кокнар, жива и так же, как и он, засвидетельствует все, что я ей прикажу. Посему, если вы вынудите меня, я представлю этот акт и двух свидетелей в придачу. А это, согласитесь, уже кое-что.
И вновь она с удовлетворением отметила, что удар попал в цель. Кончини опять растерялся. В замешательстве он бросил взор на портьеру в надежде на подсказку или хотя бы на поддержку. Леонора поняла его и, вновь высунув голову, резко покачала ею, что означало решительное «нет». И Кончини повторил:
— Мы станем утверждать, что документ подложный, а свидетели лгут. Да кто станет колебаться, выбирая между королевой-регентшей и двумя безвестными бродягами!
Фауста презрительно улыбнулась, слушая жалкий лепет Кончини, желающего отвести от себя обвинение.
— Никто, здесь я полностью с вами согласна, — уступила она. — Но бедный мой Кончини, подумайте только, какой скандал разразится после того, как вся эта история выплывет наружу! Вспомните: мы с вами не в Италии. Мы во Франции, в Париже. Во всем, что касается чести, французы были и остаются весьма щепетильной нацией. Они не пожелают иметь своей королевой женщину, заподозренную в столь ужасном преступлении. Поднимется такой шквал гнева, что королеве, даже если ей и удастся оправдаться, придется бежать. А бегство королевы повлечет за собой ваше падение… если, конечно, вас не убьют еще раньше.
Из-за портьеры появилось бледное лицо Леоноры. На этот раз ее энергичные движения головой означали:
«Она права!»
Хотя и с некоторым опозданием, но Кончини все же понял ее. Поведение его мгновенно изменилось.
— Вы совершенно правы, сударыня, — произнес он, — и я благодарю вас за то, что вы указали мне, откуда следует ожидать опасности. Ибо то, о чем вы только что напомнили мне, действительно весьма опасно. Поэтому мы поступим по-иному.
— И что же вы собираетесь делать? — спросила Фауста с угрожающим спокойствием.
— Ничего особенного, — усмехнулся Кончини. — Прежде всего я сообщу о ваших намерениях королеве.
— А затем? — холодно произнесла Фауста.
— Затем все будет так, как решит королева-регентша. Не забывайте, что даже угольщик — господин у себя дома.
— Вы хотите сказать, что она отправит меня в Бастилию составить компанию моему протеже герцогу Ангулемскому?
— Вы сами это сказали, сударыня. И будьте уверены — как только вы окажетесь в Бастилии, мы сделаем все, чтобы вы больше никогда оттуда не вышли. А если вам захочется поговорить, никто не станет чинить вам препятствий, ибо стены Бастилии толсты и не пропускают наружу воплей заключенных.
— Тем более стоны умирающих, — улыбнулась Фауста.
— О, сударыня, мне давно известно, что вы обладаете поистине непревзойденным умом, — мрачно пошутил Кончини. — Вы поняли меня с полуслова.
— Значит, меня следует арестовать? — произнесла Фауста, также переходя на шутливый тон.
— Увы, сударыня, хотя мне искренне жаль вас. Но я все предусмотрел. Все уладится само собой: я просто оставлю вас у себя.
— Действительно, все очень просто. Я уже могу считать себя узницей, — усмехнулась она.
И вдруг изменившись в лице, она произнесла:
— А вы знаете, что такое война?
В словах ее Кончини ощутил неприкрытую угрозу. Несмотря на прочность своего положения, он чувствовал себя отнюдь не безмятежно. Фауста же была по-прежнему надменна, величественна и совершенно спокойна. Однако Кончини, посчитав свои позиции неуязвимыми, первым устремился в бой и теперь вынужден был продолжать его.
— Вы поздно вспомнили об этом, сударыня. Раз вы стали моей пленницей, то война окончилась, еще не начавшись.
С тем же холодным выражением лица, от которого Кончини давно уже было не по себе, Фауста нанесла решающий удар:
— Вы не поняли меня, сударь. Речь идет не обо мне. Я согласна стать вашей пленницей. Речь идет о войне с Испанией.
Слова эти, словно палица палача, обрушились на голову Кончини. Он зашатался, однако продолжал сопротивляться:
— Война с Испанией?.. С чего это вдруг Испания начнет войну ради личных интересов какой-то принцессы Фаусты?
— Потому что принцесса Фауста представляет здесь Его Величество Филиппа III, короля Испании, — надменно ответила Фауста.
И, не давая ему вставить слово, продолжила:
— Его Величество должен был известить вас…
Затем вновь перейдя на шутливый тон, она сказала:
— Простите, я забыла, что вы не являетесь первым министром и не принимаете участия в решении государственных вопросов. Ведь вы только что заверяли меня, что вы никто… всего лишь друг королевы… Тогда обратитесь к Силлери… или к Вильруа… или к Пюизье… или к Жанену… не знаю в точности, кто из них является полномочным министром… Возможно, вам, как другу королевы, расскажут о том, чего вы не знаете, а именно — что король Испании недавно известил о скором прибытии своего чрезвычайного посланника, наделенного самыми широкими полномочиями, ставящими его выше обычного посла. Этот посланник получает аккредитацию при французском дворе. Полномочный министр… полагаю, это должен быть господин де Вильруа… вероятно, сообщит вам об этом.