Тайна короля

Медная Варя

Я упала рядом с Алекто, схватила ее за плечи и принялась трясти, хлопать по щекам.

Ее глаза оставались закатившимися, а дыхание было таким слабым, что удалось уловить его, лишь прижавшись ухом к груди.

— Миледи, что с ней? — подбежал ко мне Каутин.

— Глубокий обморок. Помоги мне. Нужно добраться до ближайшего постоялого двора.

Каутин подхватил Алекто на руки и двинулся к повозке. Тут и там раздавались стоны рыцарей. Трое были убиты, еще пятеро ранены. Стонов разбойников слышно не было: все они остались

на лесной дороге — после встречи с волками не выжил никто. Зато ни одного рыцаря свиты они не тронули.

Лекарь и менестрель лежали в стороне. Сперва я подумала, что и они мертвы, но грудь музыканта, к которой он прижимал виелу, то ли защищаясь ею, то ли — что скорее, — защищая ее, как самое дорогое, чуть шевелилась. А лекарь, судя по отсутствию крови, похоже, просто был в глубоком обмороке.

Каутин устроил Алекто в повозке, и я принялась тереть ее сжатые пальцы, пытаясь расправить их и отогреть. Они были ледяными и какими-то неожиданно маленькими. Глаза у нее были уже просто прикрыты, и можно было подумать, что она спит.

К повозке, приволакивая ногу, приблизился сэр Вебрандт.

— Миледи, нужно похоронить убитых, а к вечеру или завтра мы сможем продолжить путь. — Левую руку, он придерживал правой.

— Нет. Отправляемся немедленно. Убитых и тяжело раненых оставить.

— Но…

— Я сказала немедленно, — резко повернулась я.

Он глянул на лежащую неподвижно Алекто и поклонился.

— Да, миледи.

Устроив раненых под деревьями и снабдив их запасом провизии, воды и того, что нужно для разведения костра, мы продолжили путь. Все это время Алекто не приходила в себя. Каутин то и дело подъезжал к окну, чтобы справиться о ее состоянии.

В один из таких разов я заметила, что у него на плече кровь.

— Что это у тебя? Ты ранен?

— Ничего особенного, миледи.

— Лекарь позаботится о твоем "ничего особенного" во время остановки.

К вечеру мы добрались до постоялого двора в деревне. Рану Каутина промыли — к счастью, она оказалась неглубокой, — а Алекто уложили наверху. Закопанная под одеялами, она стала дышать глубже и ровнее.

— Я могу быть еще чем-то полезен, миледи?

— Нет, Каутин. Ступай.

— Когда она очнется…

— Я тебя позову.

Он помедлил и, поклонившись, вышел.

Я взяла руку Алекто в свою. Пальцы уже потеплели. Потянувшись, я отвела упавшие ей на лоб волосы — вольность, которую ни одна из нас не позволила бы себе, будь она в сознании. За спиной загудел громче очаг, словно напоминая о себе.

Поднявшись, я приблизилась к нему. Не взглянув на оставленный на углях на тагане горшок, где в густом соусе колыхались жирные куски дешевого мяса, я приложила ладонь к колпаку и прикрыла глаза. Казалось, что-то во мне соединилось с пламенем. Оно взвилось, на миг ослепив, зашуршали угли, и на меня уставились два огромных вылепленных из огня глаза с вертикальными зрачками.

Я

посмотрела в ответ.

— Нужно позаботиться об убитых.

Огонь сместился, как если бы Покровитель склонил голову набок. Пламенный язык лизнул воздух в знак согласия.

Комната закружилась, хотя я знала, что это закружилось внутри меня, и в лицо дохнуло холодом зимнего леса, где с деревьев тихо осыпался снег. Три оставшиеся на земле тела вздрогнули, словно пытались приодняться, и в тот же миг развеялись пеплом. Быть может, они и их родственники предпочли бы традиционный обряд, но это самое большее, что я могла для них сделать.

Следом жар потек туда, где были люди и раненый конь. Я почти ощутила страх пятерых раненых, жмущихся друг к дружке и пытающихся поддержать тощий огонь, который им все-таки удалось развести. Они согревались горячим вином и оставленными припасами, но я ощущала, как у одного из них болезнь шкворчит в горле, подбираясь к груди, и как ноют у остальных раны, оставленные кольями и цепами.

Пламя пронеслось по жилам быстрее, чем они успели это понять. Выжгло болезнь у первого и заколыхалось островками жидкого огня в ранах остальных. Несколько вскриков, стиснутые зубы и впившиеся в землю пальцы, и огонь отступил, оставив заживленные участки.

— Теперь к госпоже, — выдохнуло пламя. Конь, от раны в боку которого ничего не осталось, заржал, и пятеро мужчин — я ощутила это вместе с ними — почувствовали, что могут и должны нагнать нас.

Я устало привалилась ладонью к стенке очага.

— Спасибо.

Два глаза напротив медленно моргнули.

— А Алекто… она… — подняла голову я.

— Да.

— Но она Морхольт.

— Лишь наполовину, и ты это знаешь.

— Получается, что сегодня была…

— Инициация. Но не твоего рода. А рода ее истинного отца.

— Нет, этого не может быть… я не верю.

Пламя молчало, ибо такие дела Покровителей не касались.

— Благодарю тебя, Древний, — поклонилась я. — И ты мог бы… показать.

— Не сегодня. Ты знаешь, что нарушаешь правило. И быть может, время таких показов истекло, ведь совсем скоро ты встретишься с его сыном.

Я сжала пальцы.

— Не прошло.

— Рожденный в огне прощается с дщерью многоликих, — прошуршало пламя, и в комнате стало ощутимо холоднее, а огонь в очаге снова стал лишь обычным пламенем.

Я вытерла со лба пот, который почему-то был холодным.

— Миледи?

Алекто, приподнявшись на локтях, смотрела на меня.

— Что случилось? — Она растерянно озиралась вокруг. Остановила взгляд на одеялах, которыми была прикрыта, на наших брошенных впопыхах на пол вещах.

— Нет, лежите, — остановила ее я, когда она попыталась спустить ноги на пол. — Вам нужно отдыхать, чтобы восстановить силы.

Она послушно легла обратно, и я, сев на краю кровати, поправила одеяло.