Тайна Легницкого музея
Шрифт:
— Извините, а не было ли в вашем музее портрета пожилого мужчины в белом парике и с орденской лентой? — вежливо начала Оксанка.
— Что-то не припомню, — задумалась экскурсовод. — Судя по тому, что вы говорите о напудренном парике, значит, это восемнадцатый век, а здесь портреты семнадцатого и девятнадцатого веков. По крайней мере, на моей памяти такого портрета не было.
Мы с Оксанкой уныло переглянулись, а Элла показала нам язык.
Мы изрядно устали, все-таки две дороги в один день. В музей мы, конечно же, вернемся завтра утром, а сейчас в отель —
— Поедемте, мамаши, в номера и в закрома! — прыснула я, приведя сборную цитату из любимых романов. Получив затрещину от «мамаш», я поплелась за ними к автобусной остановке.
Обратно мы с Оксанкой ехали молча, то есть почти молча, так как панна Элла через определенные отрезки времени пилила нас, а мы в ответ ворчали.
— Следует ли понимать, что ты очень недовольна этой поездкой? Тебе, значит, ничего не понравилось? — спросила я слегка зазвеневшим голоском.
— О, нет! Дом — просто чудо, мечта! — умилилась Элла.
— Тогда чего же ты нас пилишь?
Элла, осознавая это, замолчала. И уже выходя из автобуса, я спросила Оксанку:
— Может, ты действительно перепутала и приняла первый попавшийся дом за тот, из сна?
Наша незадачливая пифия скуксилась и выдавила:
— Нет, дом этот! Помнишь, я говорила о плитах, которыми выложен подъезд к дому? Так вот, даже они совпадают.
Мы с ней вздохнули в унисон и затащились в номер. Настроения не было, не хотелось даже спускаться к ужину, и мы сделали заказ в номер. Вид вкусностей несколько взбодрил нас, но ненадолго. Мы по очереди приняли ванну и легли спать.
— Доброе утро, помещицы! — сказала я, и в меня полетели подушки.
Отдых сделал свое дело: мы были бодры и даже веселы. К Оксанке мы относились бережно и с заботой, все-таки она — сторона потерпевшая. Мы умылись, привели себя в порядок и спустились к завтраку. Великолепный салат из кальмаров, фрикасе из курицы и кофе со сливками окончательно привели нас в чувство. Хотя упоминание о салате вызвало новый взрыв хохота. Позавтракав, мы выехали в усадьбу.
Утро ослепительно солнечное, мы неотразимы, Оксанка распустила светлые волосы, одела недавно приобретенное канотье, шорты и кокетливый топик, плюс ко всему — сияющее лицо. Элла соорудила фантастический эшафодаж из своих волос и облачилась в развевающийся брючный костюм. Я же распустила каштановую гривушку и обтянулась кожаными штанами. По пути к усадьбе мы с Эллой, рискуя вывалиться из окон автобуса, делали снимки. Оксанка вздыхала и клялась не верить снам.
— Ты еще поклянись вообще не спать! — любезно подсказала ей я, так как что-то предчувствовала.
Солнечным утром дом оказался еще красивее. Вчерашнего экскурсовода мы не обнаружили: видно, они работали посменно или мы просто попали под выходной. К сожалению, молодая работница музея русским не владела, и мы довольствовались только просмотром портретов и вещей. Восторгу не было предела. Музей оформлен очень интересно: некоторые вещи были представлены так, будто кто-то из хозяев только что положил их и вышел в другую комнату. Так, наше внимание привлек роскошный палантин, связанный крючком пани Ядвигой Збаровской, матерью той самой Христины. Его набросили на спинку кресла так удачно, что можно было рассмотреть и само кресло, и его, чем мы немедленно и занялись, изучая узор.
Оксанка сдалась первая и отошла от нас. Через некоторое время мы подошли к ней и остановились перед комодом, где лежали пуховки, фарфоровые баночки, пудреницы, шкатулочки, при виде которых мы с Элкой застонали. Оксанка позвала нас:
— Смотрите, вышитая картина!
И действительно, на стене висела небольшая картина в рамочке из красного дерева. На ней был вышит сам дом, да так достоверно и красиво, что мы залюбовались. Подписи под картиной не значилось.
— Интересно, кто вышивал — Ядвига или Христина? — прошептала Элла.
— Давайте посмотрим на обороте, — предложила Оксанка и осторожно приподняла картину.
Мы с Эллой в ужасе присели, ожидая воя сигнализации… Никаких звуков не раздалось, кроме чьего-то сдавленного хрипа. Хрипела Оксанка. Подняв глаза на то, что вызвало у нее такую реакцию, захрипели и мы. Под картиной располагалась странная розеточка из металла. Но не это нас так поразило, а то, что это была точная копия того медальона, который нашла Оксанка у себя на огороде.
На металлическом кружочке размещалась ветка с листочками. Разница лишь в том, что на Оксанкином медальоне веточка была выпуклой, а на розетке — вдавленной.
— Что это значит? — спросила потрясенная Элла.
— Я знаю! — сказала я. — Медальон на шее у Оксанки — это ключ, а розетка на стене — замочная скважина. Твой предок из сна был прав, теперь ты знаешь, где тайник!
Глаза Оксанки засияли, как фонари.
Мы аккуратно придали картине прежнее положение, оглянулись по сторонам, чтобы удостовериться, не наблюдает ли кто за нами, и направились к выходу. Предстояло решать, как быть. При выходе из дома мы увидели «театрального типа», он пожимал руку пожилому представительному мужчине в очках. Тот, обращаясь к какой-то женщине, явно представлял ей нашего «типа». Оксанка напряглась, пытаясь запомнить последнее предложение из их разговора. Выйдя за ограду и уткнувшись в словарь, она перевела: «Познакомьтесь, пани Гражина, наш новый садовник».
Все стало ясно: «тип» не случайно попадался на нашем пути. Слишком много совпадений. И уж тем более не случайно устроился в музей садовником. Вид у него явно не крестьянский, да и сам он не похож на обожателя зеленых насаждений. Мы запрыгнули в автобус. Ехали снова молча, по договоренности. Но это молчание ой как отличалось от предыдущего.
В номере мы, не раздеваясь, принялись вырабатывать план. До отъезда из Легницы осталось три дня, в крайнем случае пять, а еще неизвестно, крайний ли это случай? Халине мы решили сказать, что кое-что нашли и пока все нормально. О «типе» мы решили умолчать, и опять же пока.
— Но как нам быть? — спросила Элла.
— Предлагаю, — начала я. — Нужно эти три дня пожить в усадьбе. Там есть каштановый парк, да и вообще рядом лес, будем следить еще и за «типом».
— Да? Ночевать в лесу? Ночью холодно и страшно! — запротестовала Элла.
— Надо купить палатку, поставим ее в лесу, так как в парке нельзя, туда будет заходить «тип» по долгу службы, раз он теперь садовник. Из парка можно просто следить за ним. Из отеля выписываться не будем, пусть останется видимость, что мы живем там.