Тайна могильного креста
Шрифт:
Выехали затемно. Вел отряд боярин Василий Гребенка.
— Коли чего, в бой не ввязывайся. Надо узнать, куда движет орда, — напутствовал его князь.
— Знамо дело! — Гребенка посильнее надвинул лепестковый шлем на глаза. Его тихий спокойный голос внушал уверенность. Махнул огромной рукавицей и взял с места в карьер.
Шли без остановки до тех пор, пока скупые холодные лучи восходящего зимнего солнца не возвестили о начале нового дня. По знаку боярина все остановились.
— Глеб, — обратился он к сотскому, — возьми десяток человек и ступай до Дидского урочища. А ты, Акинф, тоже бери людей и ступай до Сычьего камня, это ближе.
Когда отряды умчались, Гребенка спешился, обошел, поглаживая, коня и отстегнул от седла суму с овсом. Начал кормить коня. Остальные последовали его примеру. Кто-то не поленился, надрал в ближайшей рощице коры, другие принесли сучьев. Прямо у дороги разложили небольшой костер. Стягивая теплые рукавицы из собачьей шерсти, доставали из мешков припасы, угощали друг друга.
Первым вернулся сотский Глеб:
— Ничего.
«Наверное, пронесет», — мелькнуло у многих. И словно наперекор этим спокойным мыслям, послышался быстрый топот копыт.
— Там! — не успев приблизиться, завопил всадник, показывая в сторону, откуда вернулся… По его дико расширенным глазам все поняли: враг близко, совсем рядом. Вмиг вскочили на коней, рысью двинули вперед. Торопливо шедший отряд не заметил, как с соседнего холма за ними следят трое всадников. Один из них был молод, глаза его горели желанием битвы, и весь его облик выражал стремление оказаться с теми, кто шел сейчас на врага. Это почувствовал второй.
— Успокойся. — Он положил руку на плечо юноше. — У нас все впереди. Не забывай, зачем посланы.
Широко посаженные раскосые глаза третьего оставались безучастными.
Немного постояв, они поскакали за отрядом, не выпуская его из виду.
Когда Акинфов посланец привел Гребенку на место, там все было уже кончено. Акинф лежал, не выпустив копья из рук, со стрелой в горле. Рядом — звероподобный, с собачьим оскалом, татарин, пронзенный насквозь. Невдалеке вперемешку лежали русские и татары. Эта картина взывала к мести так, что вскипала кровь. Все готовы были ринуться вперед, но Гребенка оставался спокойным.
— Вечная слава вам, — он снял шлем и помолчал. — Ну что, други, враг близко. Он был здесь, надо узнать, где он сейчас. Ты, Глебушка, ступай вперед со своими. В бой не ввязывайся, дай знать нам…
Долго искать врага не пришлось. Впереди показалась небольшая группа всадников: все в черном, мохнатые шапки надвинуты на глаза, лиц не видно — спрятаны в таких же мохнатых воротниках. Маленькие неказистые лошаденки стояли спокойно, изредка помахивая хвостами. На боку у каждого всадника был приторочен набитый стрелами колчан, за поясами — топоры, как у мужиков, собравшихся в лес за дровами.
— Тьфу, нечисть, — зло сказал кто-то из отряда Гребенки. — Пугнем, что ль?
Но предводитель молчал. Выжидал. Первыми не выдержали татары. Они завопили и бросились на дружину.
Русские спокойно следили за их приближением. Враги остановились на расстоянии полета стрелы, в воздухе засвистели стрелы. Кто-то застонал, схватившись за плечо. Этого было достаточно — несколько русских выскочили вперед и помчались на татар. Те, не дав приблизиться, развернули коней и бросились наутек. Отступление противника вскружило голову — и вот уже весь отряд, не слушая криков Гребенки, устремил в погоню. Подпустив русских ближе, татары рассыпались на небольшие группы и бросились в разные стороны. Отряд тоже разваливался на глазах. Напрасно Гребенка требовал, чтобы остановились. Спина врага всегда вызывает жажду преследовать.
Трое путников, следовавшие за дружиной, выбрали небольшой ложок, густо заросший ельником, спрятали коней. Самый молодой взобрался на высокую, одиноко растущую на холме сосну и наблюдал сверху за происходящим. Он первым увидел, что русские попали в ловушку: в логах прятались большие отряды татар. Уверившись, что враг попал в сети, они бросились на дружинников со всех сторон. Закипела битва.
Низинка становилась все черней от наплывающих монгольских шапок, а блестящие русские шлемы все редели. Разрозненные группки русских исчезали на глазах. Только в одном месте, сплотившись, отбивали противника: это Гребенка, сразу поняв, что угодили в ловушку, успел сгруппировать возле себя часть отряда.
— Надо пробиваться к своим! Надо их предупредить! — кричал он, отражая удары кривых татарских сабель, нанося ответные своим окровавленным мечом.
Но вот коварная татарская стрела нашла слабое место в кольчуге Гребенки. Почувствовав, что силы оставляют его, он крикнул здоровенному парню, бившемуся рядом:
— К своим беги!.. — и испустил дух.
Парень, повернув коня, разорвал круг.
— Давай, Степан, мы задержим! Давай, родимый!.. — раздалось вслед.
И понес конь. Да только не быстрее стрелы. Увязался за ним татарин, и видя, что уходит всадник, натянул лук. Не выдержал тогда сидящий на дереве русич, схватил свой лук, натянул тетиву — и запела стрела. Не думал Аскольд в этот момент, что может выдать себя. Хорош был выстрел, да опоздал малость. Выпустил свою стрелу татарин, ранив Степана в шею, и повалился, насквозь прошитый урусской стрелой.
Несет конь, все ниже склоняется всадник над крупом, но держится, из последних сил держится. С крепостных стен горожане с тревогой наблюдали за дорогами, с болью в сердце ждали замеченного еще издалека всадника. Вот и ворота. Встретили Степана князь и воевода Филипп.
— Идут! — только успел выдохнуть парень — и потухли очи.
Москвичам со стен хорошо было видно, как черные реки текут со всех сторон, кольцом охватывая город. И вот первый приступ. На штурм татары не шли, только осыпали стрелами. Как осенней порой в ясный солнечный день опускаются на луга стаи перелетных птиц, скрывая из виду пожухлую зелень, превращаясь в пестрый живой ковер, так и сейчас почернели белоснежные поля от вражьего воронья, обрушившегося на родную землю.
Но этот вражеский поток не захватил, не смыл тех троих, коим довелось видеть первую битву москвичей. Их оставили, как оставляет большая река застрявшее в затоне бревно. Козельцы были поражены той страшной силой и мощью, которая струилась сейчас перед их глазами, текла, как зерно сквозь пальцы, обходя малейшие преграды. За конными потянулись пешие, которые тащили какие-то машины. Аскольд догадался: эти машины и должны крошить неприступные стены. Вслед за воинами, к удивлению русичей, шли женщины, дети и стада.