Тайна могильного креста
Шрифт:
Татары, уверенные в своей безопасности, так увлеклись делом, что даже не подняли голов. Они боролись с извивающимся Кузьмой, пытаясь связать его. Тот, который сидел в голове, первым поплатился за свою беспечность. Не успев оглянуться, он оказался рассеченным надвое. Второй, увидев Аскольда, завизжал, точно ему подпалили зад, и, выхватив кривую саблю, бросился на юношу. Клинки скрестились, и через мгновение монгол был обезоружен. Он бросился бежать. Аскольд, выхватив нож, метнул его вслед убегавшему врагу. Оружие нашло свою цель.
Кузьма вставал с земли, ощупывая горло.
— Топорка рук дело, это он навел, — Кузьма сплюнул и отер губы рукавом. — Зря я тебя тогда послушал, не ушел бы гад. Попадись он мне теперь — живым не выпущу!
Аскольд помолчал, потом сказал решительно:
— Ступай в избу, отлежись, я один пойду. Если со мной что случится, знаешь, что говорить.
Эта первая скачка и относительно легкая победа прибавила юноше уверенности и решительности.
Топорка разбудил пес — заерзал, зарычал. Открыв глаза и встретив полнейший мрак, монгол сначала не сообразил, где находится. Откуда-то доносились обрывки родной речи. Голоса приблизились, кто-то зашебуршал сеном, и Топорок вспомнил, где он. Накануне вечером он наткнулся на лагерь своих. Побродил вокруг, отыскал стог сена и решил там заночевать. Соседом оказался большой пес — вопреки опасениям лаять не стал, обнюхал и устроился рядом. Так и заснули, греясь друг о друга…
Скрываться дальше не было смысла. Топор решительно полез наружу. Монгол, дергавший сено для своей лошади, отпрянул с ужасом и схватился за саблю. Его товарищи, не успевшие слезть с коней, враз выхватили луки.
— Подождите! — завопил Топорок, широко расставив руки.
Услышав родной язык, монголы опустили оружие.
— Ты кто? — спросил один из них.
Топорок назвал свое имя.
— Псина твоя? Что, пастушил раньше?
Топорок утвердительно закивал.
— Сам откуда?
Топорок назвал место.
— Да мы соседи с тобой! — радостно воскликнул старший. — Твой хозяин — хан Бердибек, а мой Кавгадый. Пойдем в мою десятку, все равно у меня двоих нет. Твоему сотскому пришлю арзы побольше, рад будет. Скажу своим батырам, помогут тебе юрты перетащить.
— Нет у меня их, — Топорок насупился, входя в роль. — Половцы…
— Вот собаки! Мало мы их резали! Сколь наших семей погубили! Не горюй, найдем тебе жену, поможем с юртой…
Они навязали огромные тюки сена, кожаными ремнями приторочили к седлам, вскочили на лошадей. Десятник хлестнул коня, остальные поскакали следом.
Лагерь встречал Топорка знакомой жизнью. Время двигалось к обеду. Со всех сторон доносился запах жареного мяса.
— Наш аил вон там, — десятник показал на группу юрт, стоявших у высокой густой сосны, одиноко растущей на вершине небольшого холма. — Скоро идти на город, наша очередь. Пойдешь с нами.
Топорок понял, что отступать нельзя, и согласно кивнул.
— А теперь поставим тебе юрту. У меня есть немного войлока, хотел сына отселить, да пусть подождет. А возьмем Москву, наберешь все, что надо. Отдашь долю хану — остальное твое. Живи и радуйся, — десятник почесал под мышкой.
Пообедали у десятника, и отряд двинулся к городу.
Москва открылась вскоре, когда они, обогнув холм, выехали на ровное место. Издали ее стены напомнили Топорку далекий Козельск, жену, детей. Ему вдруг отчаянно захотелось все бросить и вернуться…
— Эй, о чем замечтался? — раздался над самым ухом голос десятника. — Слезай с коня, будем тащить в город вон ту машину.
Тащили громадину, постоянно обстреливая урусов. По мере приближения полетели и ответные стрелы. Одна воткнулась рядом, глубоко войдя в дерево, вторая, скользнув, отлетела в снег. Монголы остановились, но откуда ни возьмись на них налетел всадник и, не обращая внимания на свист стрел, начал хлестать их плеткой.
— Собаки ленивые, песьи дети, а ну тащи!..
— Хан, хан Хайдар, — послышалось вокруг.
Досталось и Топорку. Несмотря на овчину, удар жег тело.
Казалось, время застыло, и Топорок уже не чаял добраться живым до своего нового жилища, когда вдруг горловым криком десятский приказал отходить.
Придя к себе, Топорок разложил костер, вытянулся на шкурах и закрыл глаза. Когда проснулся, в юрте было темно, холодно. Костер почти погас, только несколько угольев еще слабо светились в темноте. Долго лежал с открытыми глазами. В голове вертелась одна мысль: «Где Аскольд? Что с ним?»
Аскольд в это время продолжал свой опасный путь. А Кузьма, простившись с ним, поехал к лесу. Сделав несколько шагов, вдруг спрыгнул с коня, побежал к убитым татарам. Вмиг раздел убитого и, вскочив на коня, бросился вслед Аскольду.
«Надумал вместе!» — радостно подумал юноша, услышав приближающиеся позади шаги. — Ну что? — он повернул коня.
— На-ка, держи, — и Кузьма бросил в руки Аскольда тяжелый сверток. — Это одежда тех монголов. Может, сгодится.
— Тьфу, — сплюнул в сердцах юноша. — Не буду ей поганиться, я не Топорок.
— К врагам идешь, об этом думай, — укоризненно сказал Кузьма. — В твоей шубе они тут же схватят тебя. Бери. Ну, с Богом! Авось, свидимся. — И он поехал назад, виновато понурив голову.
Юноша, стиснув зубы, переоделся. Одежда оказалась на удивление удобной и теплой, а малахай с длинными шерстяными прядями, которые постоянно падали на глаза, скрывал лицо. Но Аскольд, не надеясь на это, продвигался осторожно, стараясь придерживаться лесков и низин. Вскоре донесся запах дыма.
Юноша слез с лошади и, подстегнув ее, заставил идти вперед. Сам же, перебегая от куста к кусту, крался следом. В очередной раз подстегнув коня, он присел за кустом, с которого еще не опала листва, и прислушался. Вдалеке послышался конский топот и визг монгольских всадников. Это был патруль. Увидев оседланного коня, враги загалдели — вероятно, пытались решить, кому он будет принадлежать. Воспользовавшись перебранкой, Аскольд обошел их справа, придерживаясь ложка, и оказался перед лагерем противника, освещенным многочисленными кострами.
Из рассказов Топорка юноша знал, что монголы пешком ходить не любят. Пеший мог сразу вызвать подозрение. Но где взять коня? Поблизости табунов не было. Пришлось добираться до стойбища, крадучись, как волк за добычей. Около одного аила у костра грелось несколько человек, невдалеке были привязаны лошади.
С великими предосторожностями подкравшись к коновязи, которой служили кусты, Аскольд отвязал крайнего коня и тихонько повел за собой. К его удивлению и радости, животное шло за ним спокойно. Отойдя на безопасное расстояние, он оседлал коня и уже смелее двинулся в сторону Москвы. Стали попадаться всадники. Увидев, что, обремененные своими тяготами, они не обращают на него никакого внимания, юноша осмелел. Приблизившись к осажденному городу, взобрался на ближайший холм, засел в густых ветвях елей и стал наблюдать с высоты за происходящим.