Тайна объекта «С-22»
Шрифт:
— Даже так? — обрадовался Мышлаевский. — А майор Дембицкий?
— О нем сведений пока нет, но, я полагаю, с вашей помощью…
— Да, да, я сделаю все возможное!
Показав всем своим видом, что другого ответа он и не ожидал, Свирчевский снова заговорил:
— Тогда продолжим. Вам предлагается следующее. Первое. Созданную вами агентурную сеть нужно переориентировать на сбор информации. Второе, машина не должна попасть к противнику. И третье, надо найти инженера Брониславского и переправить его сюда.
— Ясно. — Мышлаевский
— Да. Только без посадки. Придется прыгать с парашютом. Вам, как, приходилось?
— Нет. Но если надо, прыгну.
— Отлично! Кого планируете взять на кресы?
— Нужны все, кто был со мной и, конечно, кого дадите…
— Прекрасно. Тогда обсудим детали…
Свирчевский встал из-за стола, подошел к стене и, отдернув шторки, скрывавшие карту Польши, жестом пригласил Мышлаевского подойти ближе…
Свет проникал из соседней комнаты, и поэтому голубой кружок казался почти черным, а вот золотистая надпись «Бляупункт» выделилась еще ярче. Облокотясь на ящик приемника, пан Казимир внимательно слушал. Легкая музыка перемежалась английской речью, но майор оставался безразличным и с одинаковым вниманием слушал и то, и другое.
Последнюю зиму Вукс и пан Казимир прожили трудно. После событий на хуторе о легализации пришлось забыть, а возвращаться к Яновской пан Казимир даже не собирался, понимая, что это просто поставленная на него ловушка. Ко всему этому заранее созданные базы почти все провалились, звенья информационной сети распались, а обстановка на кресах сложилась так, что майор и поручик, расходуя последние средства, метались с квартиры на квартиру, пока в конце концов не оказались у Менделя.
Менделю укрыться в своем местечке тоже не удалось, и теперь он жил в маленькой невзрачной квартирке, куда еще осенью, для пущей надежности, пан Казимир определил его, накрепко приказав забыть обо всех «гешефтах».
Со своего места пан Казимир хорошо видел Вукса, который, сидя за столом во второй, проходной, комнате, с помощью Менделя мастерил самодельную плечевую кобуру для «виса». Свет падал на поручика сбоку, отчего лицо его наполнялось мрачной решимостью, Мендель же, наоборот, выглядел пришибленым и в тон настроению говорил, не переставая:
— Я не знаю, сколько времени пан майор будет держать нас в этой дыре… Пан поручник… Позвольте… — Мендель примерил ремешок к плечу Вукса. — Вот так… Сейчас вы оденете свою новую сбрую и, ясное дело, начнете где-нибудь делать «пиф-паф», а что делать мне, бедному еврею?.. Что, я вас спрашиваю?..
— Как — что? — поддел его Вукс. — Начинать новый «гешефт».
— Да?.. Я уже по совету пана майора был сапожником… И что?.. Эти мишигене прознали про мою пивную, и вот я здесь, сижу, как мышь под метлой… Повернитесь, пане поручник… — Мендель еще раз приложил ремешок. — Так, хорошо… И что, я спрашиваю, будет теперь?.. Я знаю, что будет теперь… Меня, как паршивого кота, возьмут за шкирку и повесят…
— За что тебя вешать, Мендель? — весело отозвался из своей комнаты пан Казимир.
— Как за что?.. Конечно, за шею! Как шпиона всех разведок, какие только найдутся…
— Это да! — рассмеялся пан Казимир. — За это стоит…
Вукс, неумело орудовавший толстой «цыганской» иглой, наконец кончил пришивать дополнительную шлейку, приладил кобуру и, встав посередине комнаты, попробовал выхватить пистолет. Глядя на его «ковбойские» выкрутасы, Мендель не удержался и скептически покачал головой:
— Э-хе-хе, пан поручник сейчас похож на наших местечковых олим…
— Это чем же? — поинтересовался Вукс.
— А зачем пану поручнику эти хлопоты? У нас евреи тоже хлопочут… Один мацой торговать собрался, другой еще что задумал, а из Польши пишут, что там сплошной праздник, только Йом Кипур…
— Что, плохо там? — майор на секунду оторвался от приемника.
— Да уж не сладко! Болтают, Германия на Союз нападать будет.
— Вот оно что… — пан Казимир усмехнулся. — А я-то думаю, чего у нашего Менделя голова кругом?
— А, что голова, что тухес… Все едино. Мендель кончил свои гешефты и теперь на жалованье у пана майора, а это такой верный доход, что ему не о чем беспокоиться…
— Ты с кем это снюхался, старый пройдоха? — насторожился пан Казимир.
— А я виноват, что пан майор велит нюхать всякую дрянь? Наша местечковая рвань — это, понятно, — одно, гешефтмахеры, это, само собой, — другое, а вот «Поалей Цион», я должен сказать вам, это уже — третье…
— А нанюхал все-таки что?
— А разве пан майор и сам не понимает? Я, например, ума не приложу, чем кончится это лето…
Пан Казимир хотел что-то ответить, но тут польская речь, зазвучавшая из приемника, заставила его повернуться к «Бляупункту».
— «…Увага, панове, увага. Сейчас вы услышите нашу добрую песенку, которая заставит пенькных паненок посмотреть на часы и вспомнить…»
И почти тотчас популярнейший Ян Кепура проникновенно запел:
— «…Умувилем сён на девёнту…»
Пан Казимир стукнул кулаком по столу и повернулся к Вуксу.
— Нет, Владек, ты понимаешь?
— Конечно, пан майор. — Вукс невозмутимо поправил кобуру. — Лондон выслал к нам эмиссара…
— Так, значит, «почтовый ящик»… — Пан Казимир задумался.
В сетке, созданной позапрошлым летом, квартирка занятая Менделем, где они с Вуксом сейчас укрывались, играла важную роль. Она была узлом, связывающим участки, и Вукс, случайно встретивший капитана Свирчевского, дал ему «почтовый ящик», ориентированный именно на нее.
Кроме Вукса и пана Казимира о квартире и «почтовом ящике» знал только улетевший на «гидке» поручик Мышлаевский. Поэтому и человек Мышлаевского, и посланец Свирчевского могли появиться только здесь, у «почтового ящика», о чем четко, голосом Яна Кепуры, какую-то минуту назад сообщила парольная фраза…