Тайна озера Кучум
Шрифт:
— Зачем это?
— Это ты про дома? — переспросил Залихватов и весело засмеялся. — Так в них люди живут.
— Эко! Как то? Палыпой чум?! Зачем так много места?
— Да, Загбой Иванович. Большой чум. Только в этом чуме много комнат. В одной кушают, в другой спят, в третьей развлекаются.
— Отнако так, как у Тимы, в тайга на озере. Там тоже много чумов внутри. Люти живи: Кафон, Иван, Пелагия, Ульянка, внуська. Летом ещё лючи хоти. Всем места хватай, — рассудительно согласился охотник и вдруг направился к одному из входов.
— Ты куда? — поймал его за рукав дошки Залихватов.
— Пойту, отнако, смотреть путу, как лючи шиви.
— Да ты что? Кто тебя пустит?
— Эко! Путу просить смотреть. В мой чум, кто хочет, хоти. Всех пускай.
— Это дом чужой, никто тебе дверь не откроет. И ещё прогонят.
— Как то, прогонят? Разве можно люча гнать, как он просит?
— Прогонят. Ещё как! Метлой по шее, а то и гляди, — Залихватов махнул головой в строну городового, — ещё и в полицию сдадут.
Загбой непонимающе посмотрел в сторону строгого смотрителя порядка, который уже обратил на них внимание, опустил плечи, пошёл вслед за своим проводником. В его голове никак не укладывалось, что здесь, в городе, такие непонятные законы: в дом посторонних не пускают, территорию огораживают забором, да ещё и могут поколотить ни за что. В тайге всё совсем по-другому, там проще, понятней. Там совсем другие законы.
В это время они проходили мимо городового. Тот строго нахмурил брови, грозно рявкнул:
— Кто такие? Куда идёте? Документ есть?
Залихватов полез в карман за бумагой. Загбой испуганно вытаращил глаза:
— Пашто так каваришь? Нам хоти к Тиме нато…
— Я вот те щас пойду! Стой, когда говорят, а то вмиг сведу в участок!
Охотник притих, ожидая, пока блюститель порядка проверит документы.
— Всё нормально, — наконец-то отчеканил городовой, передавая бумаги Залихватову, и уже более дружелюбно спросил: — Что, из тайги идёте?
— Да, два месяца, как без бани. Вчера только отпарились, — в тон ему ответил Николай Иванович.
— И что, этого кыргыза тоже скоблили? — усмехнулся блюститель порядка.
— Моя не кыргыза. Венка моя, — робко вступил в разговор Загбой.
Тот удивленно приподнял брови, а Залихватов поспешно поправил:
— Он не хакас, тунгус.
— Во как?! Эвенк? Откуда ты тут взялся? Эвенки вроде на севере живут…
— Моя на олене ехал. Тавно, толго, отнако.
— И что? Куда вы теперь?
— К Тиме итём, гостить, — гордо пояснил следопыт.
— К какому такому Тиме?
— Да к Набокову, Дмитрию Ивановичу. Не знаешь, где он живёт?
— К Набокову? К Тиме значит? — захохотал городовой. — Вон, значит, как его величают! Первый раз такое слышу, чтобы его Тимой окрестили.
— Зять. Ченка, дочка мой, жена. Уля, доська, — поспешно залопотал Загбой.
— Во как значит! — от удивления блюститель порядка заломил на затылок шапку, хитро блеснул глазами и покачал головой. — Что судьба с людьми делает…
Загбой, не понимая его намёка, посмотрел на Залихватова. Тот густо покраснел. Городовой чему-то засмеялся, стал объяснять дорогу:
— Пойдёте прямо, два квартала, потом направо квартал. Там как раз его дом и будет. — И вдруг вспомнил: — Да вот же лавка его.
Залихватов посмотрел туда, куда показал блюститель порядка, молча прочитал вывеску: «Мясо, рыба. Набоков и К°». Загбой взволнованно спросил:
— Что, тут, отнако, живи?
— Нет, — ответил Николай Иванович и почему-то изменился в лице. — Нам дальше идти…
Они пошли вперёд по улице. Городовой с ухмылкой проводил их:
— Счастливой встречи с зятем. — И уже тише, чтобы не было слышно Загбою: — Смотрите, чтобы хребты не наломали…
Через два квартала они свернули направо, прошли несколько десятков метров. На пути попался ещё один магазин: «Товары из Москвы. Набоков и К0». Далее, над большим каменным, со сверкающими окнами домом красовалась ярко-красная надпись: «Меха. Шубы из соболя, белки, лисы. Набоков и К°». За ней ещё один магазин: «Золото, драгоценные изделия. Набоков и К0». И наконец-то большой, двухэтажный особняк, с резным декором над окнами, под железной крышей.
«Ничего себе, развернулся золотопромышленник… — неприятно холодея, подумал Залихватов. — Настоящий сибирский купец. Куда идём? Может, пока не поздно, повернуть обратно?»
Однако уже подошли к высочённым широким — впору проедут в ряд две тройки — воротам. У тесового, окрашенного в зелёный цвет входа стоит косая сажень детина с метлой в руках. Непонятно: дворник или охранник. Рожа красная, сразу видно, недавно сто граммов принял, шапка набекрень, шуба на груди распахнута. Стоит, метла под мышкой, а сам кулачищи потирает. Может, от мороза, а может, кому и по морде заехать хочет. Залихватов с Загбоем остановились рядом с ним, на какое-то время растерялись, не знают, что сказать. Николай Иванович хотел проскользнуть мимо, пройти в ограду, но мужик схватил его за шиворот и как курёнка отодвинул назад:
— Хто такие? Куда прёшь?
— Нам Набокова надо, Дмитрия Ивановича. Из Новотроицкого прииска мы, — пояснил Залихватов.
— Гостить итём, из тайга мы, Загбой моя. А это, — он показал на своего спутника, — со мной. Тарогу казал. Пускай, отнако в дом. Тима ратоваться путет.
— Вот ещё! Не знаю таковых. Велено никого не пущать незнакомых, — ухмыльнулся дворник, — только по приглашению, али бумажку давай, что знаком с хозяином.
Залихватов растерянно посмотрел на охотника, полез в карман за бумагами. Детина молча принял документ, стал шептать губами то, что написано. Наконец-то передал паспорт назад, растерянно пожал плечами:
— Не знаю таковых, но щас приказчика крикну, — развернувшись к воротам, три раза бухнул кулачищем по сосновой тесине. — Эй, Сенька! Кликни Федотыча. Пришли тут…
Внутри двора потянулись неторопливые шаги. По всей вероятности, такой же служащий пошёл искать приказчика.
За долгим ожиданием разговорились. Иван — как звали дворника — оказался не таким уж и строгим, как это показалось на первый взгляд. Он добродушно распахнул полушубок, достал кисет и угостил Николая и Загбоя табаком. Пока подкуривали, успел отпустить несколько шуток о какой-то нерасторопной Фешке, которая сегодня утром уже успела опрокинуть подойник с молоком, пересолить щи и наступить на курицу. Всё это Иван рассказывал со смехом, в красках и с присущим его отличному настроению юмором. По округлому животу и второму подбородку было видно, что в доме у Набокова ему работается неплохо. А если учесть то, что к каждой обедне дают по сто граммов водки, да в кожевенной мастерской за пряслом у него есть топчан с матрасом, то можно было только предполагать, что жизнь дворника в городе гораздо слаще, чем у старателя в тайге на прииске.