Тайна озера Кучум
Шрифт:
— Хто там?
— Обоз с мясом да шкурами. Открывай давай, — хрипло отозвался возчик и ещё раз нетерпеливо ударил в ворота.
Внутри забухали какие-то доски, творила дрогнули, подались назад, открыв на обозрение большую часть широкого купеческого двора с его многочисленными постройками. В просторе обозначилось довольное лицо Ивана, который к этому времени уже успел добавить очередную дозу спиртного. Лошади дёрнулись и, поочерёдно протягивая за собой сани с грузом, вошли во двор. Ворота вновь закрылись, оставив Загбоя и Залихватова наедине со своим ожиданием.
Прошло ещё минут двадцать. В окне второго этажа появилась высокая светловолосая женщина с приятными чертами лица. Недолго осмотревшись по сторонам, она направила прямой взгляд своих глаз на ожидавших и какое-то время дарила им своё внимание. Может быть, её удивила необычная меховая одежда Загбоя, или бородатые, уставшие лица путников вызывали жалость. Тем не менее она улыбнулась им тёплой улыбкой, слегка повернув голову назад, что-то беззвучно сказала. Тут же около неё возникли дети, две девочки десяти — двенадцати лет. Загбой приветственно помахал им рукой, дети засмеялись. По всей вероятности, необычный вид человека тайги, облачённого в меховую куртку, вызывал у них живой интерес. Затем высокая женщина что-то сказала детям, те быстро исчезли в глубине комнаты. За ними ушли и девушка-гувернантка, и та высокая дама.
— Эко! Чьи тети? — спросил Загбой у Николая.
— Не знаю, — пряча глаза, ответил тот и потянул следопыта за рукав, — пошли в заведение, хоть чаю попьём, согреемся. Я уже замёрз до костей.
— Нет, отнако. Путу жтать тут. Как хоти? Тима поетет, а меня нет. Некарашо. Ты хоти, а я смотреть буту.
Залихватов пошёл к недалекой двери, скрылся внутри кабака. Загбой равнодушно посмотрел ему вслед, полез за трубкой в карман, набил её табаком, закурил. И тут из-за угла показалась ещё одна повозка. Он сразу отметил отличие от гужевого транспорта. То была богатая, залихватская тройка с резвыми скакунами в упряжи. В центре шёл чёрный коренник, по бокам каурые пристяжные. Необыкновенный малиновый звон колокольчиков наполнил улицу от начала до конца. По строгому покрикиванию кучера, по шарахающимся от неё пешеходам, резным, лакированным саням было видно, что это не простая тройка, а купеческая, хозяйская рать.
Дрогнуло сердце Загбоя, застыла душа, задрожали руки: «Он етет, тарагой зять, Дмитрий!» Как будто в подтверждение мыслей бухнули ворота особняка, широко открылись творила, обнажив широкую ограду двора. К столбу выскочил Иван, взволнованно посмотрел в конец улицы, замахал руками: «Едет, едет…»
Не удержался Загбой на месте, шагнул навстречу, заторопился, ускорил движение, мелко перебирая ногами, побежал вперёд. Где-то сзади хлопнули двери кабака, на улицу выскочил Залихватов, предостерегающе закричал:
— Стой! Куда ты?
Но не слышит охотник, торопится к другу. Не видит преград, наталкивается на редких прохожих, на фонарные столбы, кучи снега, спотыкается, но тут же встает и бежит дальше. Хриплый голос рвётся из груди:
— Тима! Тима! Я это, Загбой…
Выскочил на проезжую часть, машет руками, привлекая внимание. Видит, что сидящие в санях его заметили. Проворный кучер, сдерживая ретивых лошадей, натянул вожжи, что-то кричит ему. А двое в розвальнях вытянули головы, смотрят удивлёнными глазами. Тот, что справа — он увидел и узнал его — Дмитрий в огромной собольей шубе, в шапке из лисы чернобурки. Привстал, держится рукой за облучок, что-то торопливо говорит кучеру. Второй пассажир, огромный, важный, в голубой суконной шинели с золотыми пуговицами, с пышными усами на круглом, сытом лице, глядя на Загбоя, громко, заразительно хохочет.
Вот остались какие-то метры до тройки. Плохо контролируя свои действия от предстоящей встречи с другом, Загбой бросился под ноги каурому. Игривый пристяжной не успел остановиться перед человеком, сбил грудью охотника. От резкого удара следопыта откинуло назад. Не удержавшись на ногах, упал охотник на спину, покатился по дороге, перекатываясь со спины на живот. На миг выбило из сознания. Как в глубоком сне приподнял голову, огляделся: «Где я?» А сани уже рядом с ним. В глаза ему смотрит Дмитрий, холодно, строго, с некоторым удивлением, как на упавшую колоду. Кучер, стоя на облучке, что-то грозно кричит, замахиваясь кнутом. Человек в шинели показывает на него пальцем, угрожающе рокочет басом:
— Смотри, куда прёшь! Ух, чалдон, нажрался…
Не обращая внимания на его слова, Загбой тянет руку Дмитрию, пытается подняться, с улыбкой шепчет добрые слова:
— Трастуй, Тима! Гости, отнако, я пришёл!
Но холодны и непроницательны глаза зятя. Смотрит на него, как на чужого. Может быть, не узнает? И вдруг отворачивает взгляд, резко толкает кучера в спину:
— Пошёл!
Загбой пытается ещё что-то сказать, почти кричит родному человеку призывные слова. Но лихая тройка рвётся вперёд. Резные сани со скрипом трогаются с места. Вскочил эвенк на ноги, побежал рядом, схватил Дмитрия за рукав собольей шубы. Но тот непреклонен, тряхнул рукой, как будто сбросил с себя груз прошлого, отвернулся в сторону. Крикливый кучер, спешно повернувшись, резко замахнулся. Послушный кнут, разрезая воздух, тонко пропел пикирующим соколом. Жгучий удар разорвал лицо.
Упал Загбой навзничь, как простреленный молнией кедр, прикрыл ладонями раненое место. Каким-то далёким подсознанием воспринимает невыносимую боль, чувствует мокроту на ладонях, видит, как на него навалилась чернота. Это всё не так страшно. Он привык к боли. За всю жизнь он потерял немало крови. И не пугает чернота ночи. Парализует другое. Загбой видит перед собой глаза Дмитрия: холодные, отчуждённые, отталкивающие. Глаза друга, зятя, близкого человека. Того, кого он когда-то спасал от смерти, вывозил его груз в неизвестную даль, кормил из ложки, обожжённого перевозил на оленях, согревал теплом своего тела. В один миг промелькнуло всё: неприступные гольцы, пустотелый ледник, чёрные воды неизвестной реки, страшный пожар и долгая-долгая дорога через тайгу.
Нет, не может быть, чтобы Дмитрий не узнал его. Он был рядом, на расстоянии вытянутой руки. Но почему вместо крепкого, дружеского объятия оттолкнул его, как истлевший пень, как прогоревший пепел ночного костра. А может быть, всё-таки произошла какая-то ошибка. Встрепенулся следопыт душой, за-хлёбываясь собственной кровью, закричал раненым кречетом:
— Тима! Тима, я это, Закбой!..
Но нет ответа. Лишь удаляющийся скрип полозьев, да громкое понукание лошадей. Надломленной дранощепиной во всю улицу бухнули тяжёлые ворота. Закрылись, спрятали Дмитрия в глухой ограде, оградив его от Загбоя. Как будто разорвали между прошлым и настоящим. И, кажется, что ничего и не было. Что всё происходящее с ним — непонятный, сумбурный сон, в котором он, Загбой, человек тайги, бывалый следопыт в этом большом городе выглядит посмешищем, богыдей (человек без рода и племени, безотцовщина), побитой собакой или загнанным по утреннему насту маралом.
— Где я? Что со мной? — спрашивает Загбой у окружающих.
Вокруг непонятная суета, в сознании мелькают картины прошлого. Вот он на вершине гольца. Под ногами неоглядный простор тайги, голубые дали. А то вдруг он падает вниз, в глубокое ущелье на острые камни. Тело пронизывают острые иглы боли, особенно лицо. Прикоснулся ладонями к лицу — вода, родниковая, чистая, свежая. Открыл рот, хотел напиться, а на языке соль. Откуда? На миг прояснилось сознание. Приоткрыл пальцы, а вокруг деревья склонились, кедры вековые. Грозно шумят ветвями на ветру, зло шепчут проклятие. Да и ноги его в волчьем капкане, который тянет в глубину омута. Ужаснулся Загбой: плавать-то не умеет. Замахал руками, пытается схватиться за свисающий к воде тальник. Но рук нет, как и нет надежды на спасение.