Тайна озера Кучум
Шрифт:
— Что это? — вздрогнул Филя.
— Чабджар! — испуганно вскочила на ноги Ченка. — Кушать хочет!
— Тот самый?
— Да, — утвердительно зашептала Пелагия дрожащими губами.
— Как это он делает?
— Не знаю… — сухо ответила женщина.
— Может, там Агафон?!
Пелагия в страхе открыла рот, но ничего вразумительного ответить не смогла. Филя побежал к своим, о чём-то горячо зашептал. Затем двое из них, Пелагия не разобрала кто, побежали туда, на звук набата. Ченка метнулась за ними. Пелагия, не помня себя от страха, последовала за ней.
Кто-то крикнул сзади:
— Куда, баба?
Но она не послушалась,
Вдруг звук прекратился. Так же неожиданно, резко, как и начался. Ченка остановилась, Пелагия ткнулась ей в спину.
— Что?
— Жтать, отнако, нато. Собаки скажут.
И действительно, через минуту там, на берегу, откуда только что доносился металлический звон, раздался собачий лай, яростный, напористый. Теперь уже Ченка пошла шагом, вразвалку, не таясь, уверенная в своих действиях. Пелагия последовала за ней. Через какое-то расстояние они догнали мужиков, Филю и Ивана.
— Что? — в тревоге спросил один из них у эвенкийки.
— Собаки каварят, что там Большая рыпа, — просто заверила Ченка. — Люча там нет. Шагай дальше.
Все вместе, теперь уже позади Ченки пошли вперёд, на берег озера, где яростно голосили лайки. Ещё несколько сотен метров — по тропинке, друг за другом, вышли к запору. Собаки встретили их радостным призывом, верно указывая на происходящее в перешейке между двух озёр. Там, на мелководье, взбивая огромным хвостом чёрную воду, билось, играло звероподобное чудовище, когда-то окрещённое Ченкой водяным змеем.
Резкие удары, всплески по поверхности, булькающие звуки, мелькающие плавники произвели на братьев Вороховых неизгладимое вечатление. Пелагия видела несколько раз Большую рыбу, но тоже была поражена, напугана игрой водного исполина не меньше мужчин. И только Ченка спокойно закурила свою трубочку, присела на корточки, спокойно выдохнула:
— Большая рыпа кушай мясо.
— А что теперь? — рассеянно спросил Филя.
— Большая рыпа — святая рыпа. Ловить, отнако, нельзя, удачи не путет. Нато жтать, когта тень наступит. Завтра путем смотри, кого рыпа кушай.
Вернулась Пелагия в дом посветлу, когда восточные гольцы прикрылись цветом шкурки зимнего колонка. Солнца еще не было видно, но его тёплые лучи уже осветили высокие пики рыжим цветом, предвещающим вёдро. Пора доить корову, но нет сил, сказывается усталость бессонной ночи, переживаний, страха, сумбурных волнений. Прилечь бы хоть на пару часов, забыться. А там, глядишь, и жизнь наладится. Разбудить Лушку? Она-то отдыхала. Пусть сходит в пригон, не переломится. Но, прежде всего, подняться наверх, посмотреть, вернулся ли Иван, и спросить, где он был? Может, у Лукерьи? Хоть и не было повода для ревности, но чем чёрт не шутит? Ведь не было мужика в кровати! Женская логика в первую очередь отсутствие мужа связывает с соперницей… Кто знает? Пока она бегала по тайге, а он, Ивашка-то, и занырнул к ней. А если он видел или слышал, как она разговаривала с Агафоном?
Пелагия поднялась к себе, открыла дверь и сразу увидела его. Иван храпел, как ни в чём не бывало — лёг спать с вечера и никуда не уходил. Пелагия подошла к нему, тронула за плечо. Он как будто ждал этого прикосновения, открыл глаза, приподнял голову:
— Ты что?
— Ты где был? — горячо зашептала она.
— Ты чё, баба, куриного помёта наелась? — Иван приподнялся на локте. — Я всю ночь тут. Куда мне ходить? — и старательно зевнул.
А у самого глаза бегают. Видно, что врёт. И рубаха на теле, а голая пятка в грязи.
СЛЕДЫ В ПОДЗЕМНОМ ПЕРЕХОДЕ
Сидит Ченка на чурке у крыльца своего дома, курит неизменную, засмоленную никотином трубочку. Смотрит взором кречета на прииск, высматривает непорядок. Здесь известен ей каждый куст, травиночка, любой сучок на дереве, камень у озера. С первого взгляда может определить, что произошло за ночь, видит каждый новый след, оставленный животным или человеком во время её отсутствия. Без ошибки по цвету воды в озере может определить погоду на ближайшие сутки. По шуму гольцовых ручьёв понимает, откуда дует ветер. По далёкому разговору птиц слышит, где проходит зверь. Семнадцать лет живёт Ченка в этих местах. Не обманешь опытную жительницу тайги.
Много воды утекло с тех пор, как она пришла с отцом в эти края. Родилась и выросла Уля. На её глазах появился и разросся старательский прииск. Будто растрескавшаяся земля в засуху плоское лицо покрыла сеть морщинок. От времени. От тоски. От бесконечного ожидания любимого человека. От загульной жизни, в которой безвозвратно утонули её молодые годы. Не может Ченка удержаться от соблазна употребить огненной воды, потому что у представителей малых народов организм не приспособлен к принятию алкоголя. Они быстро спиваются. Наиболее слабые характером живут по правилу: «Пей, пока наливают». Поэтому и бежит жизнь женщины под откос со скоростью увядающей осени.
Ченка не стареет душой, принимает все как должное, потому что любит жизнь, тайгу, животных. Но больше всего — людей. Любому встречному готова отдать последнюю лепёшку. Заплутавшему указать дорогу. Защитить униженного. Броситься за утопающим в ледяную воду. За это и получила всеобщее признание у окружающих. Любой, начиная от охотника, старателя, включая именитого купца золотопромышленника, познакомившегося, относится к ней с уважением. Выйдет на крыльцо Агафон, приветственно крикнет: «Госпожа Ченка! Как утренний улов?» Благодарный старатель при встрече улыбнётся до ушей, готов обнять, крепко пожмёт руку: «Дорогая ты наша! Как драгоценное здоровье?» Откликается женское сердце, в ответ на доброту людскую она готова идти, плыть, ползти хоть неделю напролёт, чтобы осчастливить людей свежей рыбой, сохатиной или медвежатиной. И в реальности это так, потому что со времени появления прииска Ченка и Загбой добывают для старателей продукты питания. И не надо им за это золота, денег, украшений. Ченка по-своему счастлива. А люди благодарны ей.
И сейчас с раннего утра у Ченки заделье. Надо плыть, вытаскивать сети. Так каждое утро, вставай с первыми лучами солнца, садись в лодку, вези улов к старательскому столу. Иначе и быть не может.
Но сегодня Ченка не торопится, ждёт. У нее другая забота. События прошедшей ночи внесли слишком многое непонятного, загадочного. Прежде всего, она не может понять, куда делся Агафон? И что случилось там, на перешейке у запора? Внутренний голос подсказывает ей, что две тайны как-то связаны друг с другом. Но как? Она не не может найти определённого ответа. Был бы Загбой, он прочитал бы все секреты за короткое время. Для отца в тайге нет ничего непонятного. Ему известно всё. Недаром вся округа зовёт его Большим Охотником. Он сразу скажет, куда и как ушёл из дома Агафон и что произошло у озера. Или Уля.