Тайна озера Кучум
Шрифт:
Молодая хакаска уставала. Она не привыкла к таким длительным переходам. Хоть и была из знаменитого рода охотников-хакасов Чарудиновых, всё-таки большая часть её жизни прошла в юрте, за выделкой шкур, искусным вышиванием да исполнением домашних обязанностей на правах старшей дочери. А этот выход с Харзыгаком на пантовку был первым большим её выходом в дальнюю тайгу. И вполне естественно, что расположение местной тайги молодая жена не могла знать: куда вели, туда и шла. Как овечка. И вполне понятно, что свою жизнь она полностью доверяла мужу, беспрекословно слушалась незлобливую свекровь Наталью да старалась угодить словоохотливому Калтану. А увидела «доброго» Агафона, так сразу же окунулась в его обманчивые, под воздействием спиртного, глаза, полностью запутавшись в собственных чувствах, не заметила, как стала подвластной чужому мужику. До этого Айкын слышала про «ядрёные, сочные, сладкие зёрна кедровых орешков», лесть Агафона. И каково же было разочарование молодой женщины, когда поздним вечером Агафон взял её грубо, силой, без тени намёка на ласку. Как простую уличную девку, которая дарит своё тело за стакан водки. Это было унизительно, стыдно, обидно. Будто в душу Айкын вылили стакан кипящей живицы.
В эту, третью, ночь Уля тоже приходила к лагерю Агафона. И сразу заметила перемены, произошедшие в стане беглецов. В основном это отражалось на поведении Кулака. Он был в нервном возбуждении, постоянно оглядывался на тайгу, как будто боялся появления посторонних людей, метался от костра к лежанке и обратно, заслышав шорох, вскакивал, хватался за сломанное ружьё и грозил кому-то пальцем в темноту. Животные, лошадь и олень, стояли под грузом, привязанные к ближайшим кустам, как будто Агафон собирался в дорогу. Там, в темноте, на лежанке, сжавшись в комочек под лёгким одеялом, плакала Айкын. Уле было искренне жаль ее, однако вызволить из плена Дьявола она так и не смогла. Слишком опасно.
А на следующий день произошло то, что Уля боялась, но всё-таки не могла предусмотреть. Невозможно предвидеть всё, как нельзя знать то, что ждёт тебя на таёжной тропе за очередным поворотом.
Тёплое летнее утро предвещало перемену погоды. Раннее солнце побледнело в дымке марева. С запада потянул неприятный хиус. Тревожно заговорили мохнатые ветви низкорослых, подгольцовых кедров. Сухая, без утренней росы, трава заскрипела прелым сухостоем. Под невысоким гольцом приглушил свой голос падающий водопад. Уля заторопилась: надо догонять беглецов. Скоро пойдёт дождь, вершины белогорий укутаются в густые, непроглядные облака, перевалы уснут в молочном тумане. Тогда найти след Агафона будет сложнее.
А дорога как назло потянула круто в гору, на очередной водораздельный перевал. Под скалистые вершины частых гольцов, к низким, напитанным бесконечной влагой облакам, на обширные, похожие друг на друга альпийские луга, где при такой неблагоприятной погоде легко закрутиться, «сколоться», просто потерять след впереди идущего человека. Хорошо то, что затеей Кулака подсказывают направление движения. И эти обстоятельства едва не стоили жизни Уле и Сергею.
Любой следопыт знает, как быстро меняются погодные условия в горах. За полчаса налетает шквальный, рвущийся ветер, приносит грязные, дождевые облака. В один миг всё вокруг наполняется влагой, шумом деревьев, свистом, воем ветра. И некуда спрятаться от бурной стихии, потому что ты находишься в эпицентре, в самом сердце событий. Можно заехать вон под тот карниз скалы. Там и вода не бежит, рядом стоят сухие деревья, хорошие дрова, и ветер не забивает. Но время не ждёт. Агафон тоже. Следы копыт так и тянутся к перевалу. По всей вероятности, Кулак хочет сегодня уйти в верховья Туманихи. А там до прииска рукой подать. На коне можно доехать за полтора дня. Завтра вечером, потемну Агафон будет пить чай с мёдом. Значит, нельзя его от себя отпускать. Будет лучше сегодня ночью обогнать его и приехать на прииск раньше, чем он.
Едет Уля, думает о своём. Винтовка перекинута через спину. На следы не смотрит. Только искоса наблюдает за затесями. Впереди на поводке перед оленем семенит Кухта. Ей тоже не до следов, сгорбилась, опустила хвост, бежит вяло, едва переставляя ноги. Лечь бы сейчас под разлапистую ель да отдохнуть. На некотором расстоянии, позади, в тумане шагает Сергей. Он отстал, ведёт уставшего оленя в поводу. Узкая тропинка тянется по краю поляны, подходит к гряде скал и опускается под овальный карниз. Здесь узкий, трёхметровый проход. Когда-то экспедиция проходила в этом месте, направляясь на Кучум. Проход небольшой, около пяти метров. Но пройти мимо никак нельзя. Там внизу обрыв. Вверху голец. Надо обходить целый день. Здесь же за много веков звери копытами выбили самый короткий путь. Там, за проходом, благодатное плато, после которого начинается спуск в долину Туманихи. Здесь, в каменной щели, и ветра нет. Только мокрая пелена опутала сыростью промозглые, холодные камни.
Вдруг Кухта дёрнулась, встала на месте. Лохматым изваянием вытянула нос, застригла ушами. Дёрнула Уля повод, остановила оленя, взглянула вперёд и… похолодела от ужаса. На неё, усмехаясь, смотрит Агафон. Скалит прокуренные зубы. Трясёт бородой, качает головой и щурит узкие глаза. До него около двадцати метров, сидит за каменным уступом. Видно только голову и плечи: спрятался гад, выждал момента, скараулил-таки. Но самое страшное — держит перед собой два ружья. Свой разбитый винчестер и шомполку Айкын. Уля попятилась назад, но он щелкнул скобой, злорадно засипел:
— Так я и знал! И давно ты за мной едешь? А ну, давай потихонечку ближе. Поздоровкаемся. Хто там с тобой пялится? Загбой или Серёга? А может, Костя? Давай-ка, подъезжай по одному, патронов на всех хватит.
Уля молчит, ни жива ни мертва! Понимает, что выстрелить у Агафона не заржавеет. Только нажать на курок. Выпустила осторожно поводок, освободила Кухту. Одновременно тянет на себя уздечку, заваливает оленя назад и, предупреждая Сергея, успокаивая Кулака, громко отвечает:
— Што ты, дятя Агафон? За што? Што я тепе плохого сте-лала? Мы на отном прииске всю жизнь прожили! Или ты меня не узнал?
— Ха! Жили… Точно так. Да вот времена меняются. Что же это ты, голуба моя, в своё время дядьке Агафону не угодила? Али пришлые лучше?
Уля не знает, что ответить. Подбирает в уме слова, а сама прислушивается, что происходит за спиной. Знает, что Агафон ещё не увидел Сергея. Он в густом тумане. А Кулак ехидно смеётся, продолжает издеваться:
— Ну что же ты, молчишь? Давай-ка, поезжай ко мне, пока никто не видит…
И не договорил. Оглушительный выстрел распорол каменный проход. Здесь, в узкой щели, он прозвучал с десятикратным увеличением, так что у Ули заложило уши. Она оглохла. В ушах звон. Мысли не работают. Однако краем глаза увидела, как перед Агафоном раскололся камень. Это от пули, которую выпустил Сергей из штуцера. И хоть он не попал в своего врага, но напугал. Кулак молниеносно скрылся за укрытием. Это дало Уле время на то, чтобы в несколько секунд развернуть оленя и растаять под защитой спасительного тумана.
За спиной грохотали запоздалые выстрелы. Визгливым рикошетом, натыкаясь на камни, носились слепые пули. Там, сзади, посылая проклятия, клацал скобой разбитого винчестера Агафон. Но Уля и Сергей уже были на безопасном расстоянии. Вновь — свободные и вольные как птицы. Целы и невредимы. Невидимы врагу в густом тумане. И вполне счастливые, что избежали смертельной опасности.
А в Кулака опять вселился дьявол! Настоящий бес! Он низвергал проклятия на головы преследователей. И в то же время ругал себя за свою медлительность и нерасторопность: «Надо было стрелять без промедления». В Улю, в сердце, наповал! Он уже понял, что их было двое: Уля и Сергей. Загбой не промахнулся бы. Костя тоже. А теперь эта чертовка, молодая, но очень опытная охотница будет осторожна. Ох, как осторожна! Устроить ей очередную ловушку практически невозможно. Всё равно, что ставить капканы без приманки. А вот она-то его будет следить. Да так, что никуда не денешься. Хоть в воду ныряй. А это значит, что он на волоске от гибели, пока здесь, в тайге, под постоянным взглядом зоркой рыси, прыткой кабарги, хитрой росомахи. И нет ему спасения.
Агафону стало плохо. Как-то вдруг быстро, по-заячьи забилось сердце. Голова закружилась, перехватило дыхание. В какой-то момент ему показалось, что на его шее затягивается маут. Схватился руками за горло — ничего нет. Всё нормально.
А из-за скалы слышится девичий смех. Резко повернулся — одна молочная муть тумана. Тишина, только ветер свистит в узком ущелье. На руках кровь. Чья? Вспомнил, что только что стрелял. На ружье тоже бордовые пятна. Ободрал ладони о камни, когда шарахнулся от пули Сергея. Зло заскрипел зубами, до хруста суставов заломил пальцы, застонал утробно, как загнанный зверь: «Ых! Мать твою!..» А мысли мелькают в голове: «Что делать? Бежать! Быстрее, без оглядки! Пока есть время, пока не рассеялся туман да сырь-мокредь смывает все следы».