Тайна озера Кучум
Шрифт:
Охваченный жаром, Агафон бросился бежать назад по тропе. И вовремя. Бешеное пламя, как бы набирая силу и мощь, отрыгнуло назад, опалило поляну, скалу и, подхваченное тёплым низовиком, выстрелило на противоположный берег реки. Там тоже вспыхнула сухая пихта. Пожар зашипел с увеличивающейся мощью.
Гибкой ящерицей выскочил Агафон на каменистый карниз. Повернулся назад, посмотрел, склонил голову набок, в злой усмешке растянул губы: «Нет, из такого ада никто не уйдёт. Вон как дымом лог затянуло. А пламя верхом, по макушкам летит, как рябчик! А разве может человек обогнать улетающую добычу?»
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
Она не смогла удержаться на ногах. Если бы не сильные руки Агафона, так и упала бы на пол срубленной вербой. Но он удержал её, подхватил на руки, осторожно понёс в угол, за печку, где стоял старый облезлый топчан. Бережно посадил рядом с собой, прижал к груди, глухо зашептал:
— Тихо, только не кричи, а то мышей разбудишь, — и уже вкрадчиво: — Кто в доме?
Пелагия ни жива ни мертва. Старается совладать с собой, собирает сумбурные мысли воедино. Наконец-то оправилась:
— Как кто? Иван спит наверху. Приказчики, аньжинер Семёнов, смотрящий Хлопов. Внизу, по комнатам, казаки Михась, Стенька да Гришка Молох. Да ещё Лушка. Все на месте.
— Пришлых нет? — вкрадчиво посмотрел Кулак ей в глаза так, что ей показалось, окатили из ведра холодной водой.
— Нет! Что ты? Кто может? Старатели, так те по баракам, — едва владея собой, выдавила Пелагия.
— Какие вести оттуда есть? — намекая на хозяина, спросил он.
— Нет. Какие вести? Ты же знаешь, что все наказы Набоков с приказным отправил, — отводя глаза в сторону, ответила женщина. — А боле после того, как вы в тайгу ушли, никого не было. Только бергалы, старатели, семьдесят человек партия.
— Точно говоришь, не врёшь? — повернул лицо Пелагии к своим глазам Агафон. — Смотри у меня, не дай бог, обманешь, — пригрозил, и уже более миролюбиво: — Собери-ка на стол. Жрать охота. Да не шуми, не буди людей. А я пока к себе наверх поднимусь.
Отпустил её, встал, мягко, кошкой прошлепал босыми ногами по полу. Тенью проплыл по кухне, несколько раз скрипнул на лестнице и исчез в своей комнате.
Пелагия едва поднялась с топчана. Ноги ватные, не может ступить с места. Как и откуда появился Агафон? Из подземелья или через конюшню прошёл (Иван дверь оставил открытой). Что делать? Бежать к Ченке, предупредить Ворохова? Или достать из русской печи еду? Вовремя додумалась, надо оставаться дома, при нём. Уйдёшь на улицу, спохватится, сразу заподозрит неладное. Лучше уж потом сходить, когда поест да уснёт. Время будет. На ходиках ещё только половина второго.
Первым делом, озираясь наверх, нырнула под стол, за листком бумаги. Успела-таки бросить письмо под стол. Слава тебе Господи, что Агафон не увидел! Руками захлопала в темноте по доскам, пусто, нет ничего. Может быть, отлетело в сторону? Взяла со стола керосинку, осветила пол. Что за чёрт? Нет письма! Упала на четвереньки, поползла вокруг, лампаду тянет перед собой на вытянутой руке. Глазами хлоп по сторонам, нет листочка! Да где же он? Сделала вокруг стола круг, второй, едва не задохнулась от ужаса: чисто, как при перенове. Только вместо снега чистые, скоблёные доски. Даже в глазах потемнело.
Вверху негромко скрипнула дверь, вышел Агафон, спускается вниз. Пелагия вскочила на ноги, растерянно заметалась по кухне, накрывая на стол. Он, кажется, не заметил, спокойно подошёл, сел на лавку, забрякал ложкой, с жадностью набросился на тёплые щи. Она молча нарезала хлеб, присела сзади, в темноте на табурет. Агафон не поворачиваясь, чавкая, бросил:
— Что там? Садись на свет. Не люблю, когда за спиной стоят.
Пелагия подошла, села на край лавки, глаза прячет.
— А где все? — тихо спросила.
— Кто? — вздрогнул он всем телом.
— Ну, Загбой, Ульянка, экспедиция, — не поднимая головы, дополнила она.
— Дык там, — махнул Агафон головой куда-то за стену. — В горах, золото моют. Я один пришёл. Сама знаешь, дела у меня. За прииском надо следить… — И, уже перебирая слова, глухо пробасил: — Иван как? За лошадьми смотрит?
— Да. Всё хорошо. Все сыты, здоровы, — затаила дыхание женщина и, плохо скрывая волнение, задала наводящий вопрос: — А что, кони нужны?
— Угу… в город мне надо. Срочно… Залихватов с депешей отправил в контору. Вроде как людей в помощь надо, золотишко копать. Содержание большое, залежь богатая.
— Так когда?!
— А прямо сейчас и поеду.
— Так ночь на дворе!!! — в волнении Пелагия вскочила на ноги.
— А что ночь? Пока соберусь, оседлаю, глядишь, и отбеливать начнет. На улице и так светло. — И, понизив голос до шепота, усмехнулся: — А что ты так суетишься? Али наскучалась?.. Смотри, на час могу задержаться…
Пелагия смиренно присела на место, нервно затеребила край кофточки руками, перевела разговор на другое:
— Ивана будить?
— Зачем? Сам управлюсь. Утром скажешь, что пару взял, Гнедого и Каурого. Дней через пять буду назад, самое малое, не раньше. Не теряйте, сам вернусь. Пока то, да сё… И к хозяину заеду. Там ночь, — и отложил ложку. — Вот как хороши щи на дорожку. Собери-ка с собой, что поесть. Хлеба, мяса-копченки, рыбы. Как всегда. А я пока пойду, вещи соберу. — И ещё раз: — Никого не буди. Пусть спят. Сам управлюсь.
Встал, опять осторожно пошёл наверх по ступеням. Пелагия дождалась, когда он уйдёт в комнату, на цыпочках подскочила к двери, выдернула засов и опрометью к Ченкиной избе.
Стихло на кухне. Только керосинка бросает матовый свет на стены. Вдруг под лестницей зашуршало. Негромкие шаги босых ног. Из-за укрытия выдвинулась угловатая фигура человека. Мужик. На глаза надвинут треух. Быстро и в то же время бесшумно пересёк кухню, скрылся за печкой. Осторожно открываясь, пискнула дверь чёрного хода.
Агафон неторопливо прошёлся по комнате, подошёл к окну. С улицы бьётся темно-синее марево. Летние ночи коротки, непродолжительны и светлы. Даже сейчас, в эту глубокую зябь, хорошо видно чёрное озеро, рубчатые гольцы на фоне фиолетового неба и мрачную, тёмно-зелёную тайгу. На улице тишина. Вот только несколько раз кротко взбрехнула собака Ченки, может, на всплеск воды или на непроизвольный крик сонной выпи. И опять размеренное дыхание спящей природы. Зачем зажигать керосинку, когда он и так всё знает в своей комнате с закрытыми глазами?