Тайна повесы
Шрифт:
Следующий месяц стал для Майкла сущим адом. С каждой очередной церемонией, с каждым очередным документом, который он подписывал как граф Килмартин, с каждым обращением «милорд» дух Джона как будто бы улетучивался.
Майкл порой бесстрастно думал, что скоро ему будет казаться, словно Джона никогда и не было на свете. Даже ребенок, который должен был стать частичкой его в этом мире, умер еще в утробе матери.
А все, что когда-то принадлежало Джону, теперь получил в свое распоряжение Майкл.
За исключением Франчески.
И
Конечно, ему пришлось все-таки навестить Франческу, чтобы высказать подобающие случаю соболезнования. Однако те слова, что он мог ей сказать, были ей не нужны, и она слушала его, отвернувшись к стене.
Что еще сказать, Майкл не знал. Если быть с собой честным, он чувствовал такое облегчение, что сама она выжила, что не особенно огорчался из-за потери ребенка. Трое матерей – Хелен, Джанет и мать Франчески – сочли необходимым в деталях передать ему кошмар произошедшего, а какая-то горничная даже продемонстрировала окровавленную простыню, сохраненную как доказательство выкидыша.
Узнав обо всем этом, лорд Уинстон одобрительно кивнул, но добавил, что все-таки станет пока приглядывать за графиней, дабы убедиться, что у нее не начал расти живот. Свое решение он объяснил тем, что люди и прежде нарушали таким образом священные законы первородства.
Подавив желание вышвырнуть этого человека в окно, Майкл указал на дверь. Кажется, у него не осталось сил, чтобы выказывать какой-то гнев. В Килмартин-Хаус он пока так и не переехал, просто не был готов к этому. От одной лишь мысли о том, что ему предстоит жить в этом доме с этими женщинами, он начинал задыхаться. Да, рано или поздно ему придется переехать: титул обязывает графа жить в своей резиденции. Но этот момент он хотел оттягивать как можно дольше, довольствуясь своим скромным жилищем.
Итак, он прятался в своих апартаментах, игнорируя свой долг, пока Франческа в конце концов сама к нему не явилась.
– Майкл! – сказала она, как только камердинер оставил их наедине в его маленькой гостиной.
– Франческа. – Майкл был ошеломлен ее появлением. Ведь раньше Франческа никогда к нему не приходила. Ни когда Джон был жив, ни тем более после того, как умер. – Что ты тут делаешь?
– Я захотела тебя увидеть, – сказала она. Но он понял, что хотела сказать она другое: «Ты сторонишься меня».
Сущая правда, конечно. Майкл ответил:
– Присаживайся, – и поспешно добавил: – Пожалуйста.
Разве присутствие ее в его квартире не выходило за рамки приличий? Майкл не знал наверняка. Они с ней оказались в крайне необычном положении, так что едва ли правила, уместные для принятого порядка вещей, можно было применять к их ситуации.
Устроившись, Франческа с минуту молча теребила ткань своего платья, очевидно нервничая. Наконец, посмотрев ему в лицо, она с душераздирающей искренностью заявила:
– Я по тебе соскучилась.
Майклу почудилось, что стены смыкаются над его головой.
– Франческа, я…
– Ты был мне другом, – не без укоризны продолжила она. – Если не считать Джона, то самым близким другом, а кто для меня ты теперь, я не знаю.
– Я… – Майкл чувствовал себя слабым никчемным идиотом. Груз вины уничтожал его все это время, а теперь взгляд ее синих глаз поверг его окончательно.
Хотя в чем он себя винил? Майкл и сам уже не знал. Просто чувствовал, что виноват, виноват во многом. Вина за все навалилась на него неподъемным грузом, и он с трудом понимал, где виноват, а где все-таки нет.
– Что с тобой происходит? – спросила она. – Почему ты меня избегаешь?
– Не знаю, – ответил он, так как не мог солгать ей, заявив, что вовсе не избегает ее. Франческа слишком умна, чтобы в это поверить. Но сказать ей правду он уж точно не посмел бы.
Ее губы задрожали, и она прикусила нижнюю. Майкл был не в силах оторвать взгляд от ее рта и ненавидел себя за желание, которое в этот момент пробудилось.
– Я думала, мы друзья, – шептала она.
– Франческа, не надо.
– Ты был так мне нужен, – продолжила она. – Ты нужен мне и сейчас.
– Я тебе не нужен, – сказал он. – У тебя есть сестры и целых три матери.
– Я не хочу говорить с сестрами, – заявила она более спокойно. – Они ничего не понимают.
– Тогда мне тем более не понять, – сказал Майкл, от безнадежности тон получился резче, чем он хотел.
Она с осуждением посмотрела на него.
– Франческа, ты… – Подавив желание воздеть руки к небесам, он скрестил их на груди. – У тебя же был выкидыш.
– Да, – только и сказала она.
– Чем я могу помочь в такой ситуации? Тебе стоит поговорить с женщиной.
– Разве ты не в состоянии сказать мне, что сожалеешь?
– Я уже говорил, что очень сожалею!
– А сказать это искренне ты тоже не можешь?
Что эта женщина от него хочет?
– Франческа, я говорил совершенно искренне.
– Меня одолевает такой гнев, – с каждым словом голос Франчески звучал все громче, – такие печаль и горе. А когда я смотрю на тебя, то не понимаю, почему ты не чувствуешь того же.
С миг Майкл не мог пошевелиться.
– Никогда больше так не говори, – прошептал он, чувствуя, как волной накатывает гнев.
– Что ж, у тебя весьма необычный способ демонстрировать свое огорчение. Ты так редко заходишь, не разговариваешь со мной, ты вообще не понимаешь…
– Да что я должен понять?! – сорвался Майкл. – Что я могу понять? Господи… – Майкл прервал себя на полуслове, боясь наговорить лишнего, и отвернулся к окну, положив руки на подоконник.
Франческа сидела неподвижно, тихая, как сама смерть. Наконец она сказала:
– Ума не приложу, зачем я пришла. Мне пора.
– Не уходи, – попросил он хрипло, но не повернулся.