Тайна пропавших картин
Шрифт:
Однажды в такой светлый вечер он сопровождал меня до работы. Мы прошли мимо небольшой группы людей, окруженной вооруженными солдатами.
Хотя похожую картину я видела не раз, но привыкнуть к такому не могла. Людей вели в тюрьму? Или на расстрел? Тех несчастных, которых с чьего-то злого языка именовали «врагами революции» или «врагами народа».
Когда мы проследовали мимо, я обернулась назад.
И тут ноги мои подкосились: там, среди арестованных и, возможно, обреченных, стоял Алексей. Хотя
Меня затрясло как при сильном ознобе, из груди стали вырываться сухие рыдания.
Матвей мгновенно оценил ситуацию, подхватил меня под руку и торопливо потащил за собой. Но не к нам домой, а к себе – сейчас это было ближе. Я с трудом перебирала ногами. В глазах по-прежнему стоял грязный, несчастный, оборванный Алексей…
…И вот мы уже в гимназии, в его комнате. Матвей усаживает меня на кровать, убегает… Вскоре появляется со стаканом в руках. Пытается разжать мои кулаки, чтобы дать мне выпить воды. Ему это не удается. Тогда он подносит стакан к моему рту и старается напоить меня. Опять безрезультатно. Последнее, что он делает: плещет воду мне в лицо. Я замираю, испуганно смотрю на него, ничего не понимаю. Почему он обливает меня водой? Но это помогает – я начинаю что-то соображать.
После этого громко всхлипываю, и этот всхлип, как сигнал для слёз, которые тут же ручьем бегут из глаз…
…Матвей присел рядом, обхватил меня за плечи. Затем торопливо полез в карман, извлек оттуда какую-то грязную тряпку, быстро спрятал ее обратно. Вскочил. Убежал. Вернулся с полотенцем в руках. Протянул мне его, сел и снова обхватил меня за плечи. В этот момент я позволила себе зарыдать в голос, уткнувшись в сомнительной чистоты полотенце. Матвей не торопил меня, ждал, когда я немного успокоюсь…
Когда наконец я перестала выть, а просто сидела, уставившись в одну точку, Матвей спросил осторожно:
– Кого ты там увидела?
Я промолчала. Да и что ему ответить? Там человек, к которому у меня сильные чувства? А что будет дальше? Если Матвей не равнодушен ко мне, он может попытаться избавиться от соперника. Это так просто – при его-то власти. Только словечко замолви. Пока, сейчас, еще есть надежда, что Алексея просто подержат в тюрьме и отпустят, а вот после «ходатайства своего человека» – всё, конец!
– Он – твой родственник? – снова спросил Матвей.
Я удивленно повернулась к нему.
«Он… Почему Матвей говорит «он»? Просто заметил, на кого я смотрела?.. Ах да, ведь там были только мужчины».
Однако я отчаянно ухватилась за слово «родственник»:
– Да, он – мой родственник, но очень дальний.
– Как его зовут?
– Алексей.
– А фамилия?
– Алексей…
– Как это? Ведь он твой родственник!
– Дальний… У меня просто так голова разболелась, и я… забыла. У меня выскочило слово из головы.
А ведь ужасно, если задуматься! Я не знаю фамилии человека, которого люблю!
– Сколько ему лет?
– Тридцать четыре… Нет, уже больше. Тридцать шесть.
– Я попробую что-нибудь сделать, – пообещал Матвей. – Ты побудь здесь. Я скоро приду.
Я испугалась, схватила его за руку. Он удивленно обернулся. Нет, во взгляде его не было чего-то такого, что бы подсказало мне: он идет на расправу…
Может, и в правду, поверил и хочет помочь?
Я разжала пальцы…
Матвей ушел.
Я осталась одна. Сидела и напряженно прислушивалась к звукам за дверью. И пыталась рассчитать время каждого действия Матвея. Вот он уже подошел к тому месту, где мы увидели арестантов. Вот он разговаривает с красноармейцами, объясняя им ситуацию. Они верят ему и отпускают Алексея. Вот он идет обратно. Сейчас он должен зайти в свой дом, ну то есть в бывшую гимназию…
Нет, тихо. Никто не хлопает наружной дверью…
Каждый раз, когда слышались шаги в коридоре, я вздрагивала. Но это был не Матвей.
Время тянулось, на улице уже стемнело. А он все не приходил и не приходил. Я вдруг вспомнила, что должна была работать сегодня вечером в школе. Но даже не вздрогнула от этой мысли. Что там люди, которые собрались и ждут меня, если могут расстрелять самого дорогого моему сердцу человека?..
За окном было уже темно. И в комнате стало прохладней. По ногам гулял сквозняк. К тому же, я еще и нервничала. Поэтому скоро зубы начали выбивать дрожь.
Я разулась, забралась с ногами на кровать и уткнулась в подушку – голова была тяжелой, и держать ее у меня не было сил. Чувствовала себя изнуренной как после тяжелой болезни. Натянула на себя одеяло… Ну, и вскоре заснула… Нет, не заснула, а провалилась в какое-то забытьё. И мгновенно очнулась, как только Матвей вошел в комнату. Села. Встать – не было сил. Я боялась, что по его движениям пойму: ничем помочь Алексею он не смог…
Матвей пересек темноту, сел рядом со мной на кровать. Помолчал. Я напряженно ждала, боясь спросить и услышать самое страшное.
Наконец парень проговорил тихо:
– Все хорошо. Его перевели в другую камеру, для пересмотра дела. Если он будет разумным и подпишет сотрудничество с новой властью, его выпустят.
Он повернул ко мне лицо. Я не видела его взгляда в темноте, но опустила глаза. Мне казалось, что он догадывается, КТО действительно для меня Алексей. Потом тихо поблагодарила: