Тайна пропавших картин
Шрифт:
А что будет потом? Может, я и не буду нужна ему вовсе?..
Впрочем, что сейчас переживать о том, что не случилось. Лучше сосредоточиться на другом: хочу уехать отсюда, и это – главнее!.. Тётя права: я не смогу ничего изменить. Если и я, и Алексей выживем в это трудное время, и если всё-таки есть судьба быть нам вместе, то всё равно произойдет то, о чем я мечтаю.
…Матвей неожиданно попросил меня помочь.
В городе, в бывшей картинной галерее, открыли приемник для бездомных детей – беспризорников, – которых со всеми событиями в стране появилось на улицах немало, и – увы! – количество их росло с каждым днем. Это понятно – война длилась уже не один год.
Рано утром мы вошли в здание из красного кирпича. Картин на стенах не было. Куда их убрали, я спрашивать Матвея не стала.
На меня возлагалась задача переписать детей по именам и фамилиям. Дальше планировалось распределить ребят по семьям. Трудно представить, что в такое голодное время кто-то добровольно согласится взять в семью дополнительный рот. Хотя, очень хотелось верить, что найдутся добрые люди. Детей было искренне жалко, к тому же, некоторые из них совсем маленькие.
Матвей носился тут же, принимая и раскладывая привезенные матрасы, подушки, одеяла и даже постельное белье. Он понимал, что быстро расселить беспризорников по приемным семьям не получится, поэтому несколько ночей большинство из них проведет здесь.
Дети были от трех до пятнадцати. Грязные, оборванные, с дикими глазами… Многие из них курили, некоторые кучками, прямо на полу, играли в карты. Были и такие, что испуганно жались к стенам и поглядывали вокруг как загнанные в угол зверьки.
Вскоре детей накормили кашей, привезенной откуда-то в большом котле. Затем напоили светло-коричневым чаем. Они, довольные, разлеглись на полу, на матрасах. Но кто-то, особо неугомонные, стали шнырять по зданию и не хотели регистрироваться. А я никак не могла их не только переписать по именам, но даже сосчитать. Матвей куда-то убежал, меня же эта коричневая масса всерьез не воспринимала.
Наконец вернулся Матвей, огляделся, оценил обстановку и громко объявил:
– Сейчас принесут пряники. Кто не записался, пряник не получит.
Тут же все «незаписавшиеся» ринулись к столу, за которым сидела я, едва не перевернув его вместе со мной.
Мы с Матвеем переглянулись: он подмигнул, я улыбнулась в ответ.
Вечером дети остались с красноармейцами, а мы с Матвеем заторопились в церковь…
К концу дня я полностью выдохлась. Может, поэтому не смогла во время отреагировать на событие у двери, когда Матвей привел меня домой.
Он спросил без подходов:
– Ты помнишь, что я предложил тебе?
Отпираться или притворяться, что не помню, не было сил. Поэтому я просто кивнула.
– Тогда мы с тобой как бы жених и невеста, – улыбнулся он во всю ширину своего рта.
И вдруг сграбастал меня в охапку и прижался своими губами к моим. Я и охнуть не успела…
Поцелуй длился так долго, что у меня уже перехватило в горле от нехватки воздуха. Я замычала. Он расслабил свою хватку и оторвался от меня. Я ждала увидеть его улыбку во весь рот, но неожиданно удивленно заметила, что он серьезен.
– Саша, ты для меня – особый человек, – тихо произнес он. – Я боюсь только одного: потерять тебя. Прости, что я вот так… бесцеремонно… Не сдержался… Не обижайся… Тянет меня к тебе с непреодолимой силою. Это плохо? – он заглянул мне в лицо.
Хотя было темно, свет из окон отразился в радужках его глаз. Разозлиться на него у меня не было сил. Да и открытость Матвея подкупала. На его вопрос я неопределенно пожала плечами. Да и что тут скажешь?
– Ладно, иди спать, – устало проговорил он. Было видно, что ждал он от меня совсем другой реакции.
Развернулся и пошел, ссутулившись.
Я посмотрела ему вслед, вздохнула…
Прости, Матвей. Ты, несомненно, хороший человек. Заботливый, ответственный. Наверно, надежный. Но я не смогу тебя полюбить. К тому же, скоро, очень скоро, я собираюсь навсегда исчезнуть из твоей жизни…
Вспомнив о нашем отъезде, сразу же ощутила прилив сил и заторопилась домой…
В нашей комнате было тепло и уютно. В камине краснели угли.
Тетя сидела за столом и перебирала фотографии, письма. Гертруда тихо собирала вещи. Видно было: она очень счастлива. Мысль о том, что мы скоро оставим Россию и уедем в мирную страну, вдохновляла ее. Она тихо мурлыкала, проверяя шерстяные носки, выбирая не рваные теплые чулки.
Тетя даже предупредила ее:
– Будь осторожна, Гертруда. К сожалению, все написано на твоем лице. Кто-нибудь может догадаться, что мы что-то замышляем…
Мы тихо шептались вечерами, обсуждая предстоящее событие.
– Тетя, а кто этот знакомый, который нам помогает? – спросила я.
– Учитель из мужской гимназии Петр Прохорович. Он узнал от кого-то, что все, кто хочет уйти из города, проходят через двор кирпичного завода. Во время обстрела два месяца назад там, на заднем дворе, брошенной бомбой была разрушена стена. Завод сейчас не работает. То есть мы должны тихонько зайти во двор завода…