Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

Козаровецкий Владимир

Все женщины в списках обозначены их настоящими именами; в тех случаях, когда имя повторялось, Пушкин, вполне в шуточном духе альбома, добавлял к именам еще и римские цифры: Катерина I, Катерина II и т. д. Имя одной женщины скрыто под латинскими буквами N.N. — общепринятый способ шифровки, сокрытия имени и (или) фамилии. Как со временем выяснилось, имена в каждом списке расположены в хронологическом порядке и в результате многолетней работы пушкинистов почти все были разгаданы.

Вот как выглядит первый список:

…

Наталья I

Катерина I

Катерина II

N.N.

Кн. Авдотья

Настасья

Катерина III

Агглая

Калипсо

Пульхерия

Амалия

Элиза

Евпраксия

Катерина IV

Анна

Наталья

В

этом списке Наталья I — либо крепостная актриса театра В. В. Толстого (ей посвящены стихотворения 1813 года «К Наталье» и 1815-го «К молодой актрисе»), либо (и скорее всего) графиня Наталья Викторовна Кочубей (она была на год моложе Пушкина, в первый раз посетила Царское Село в 1812 году; ее семья жила в Царском в 1814–1815 гг., до отъезда за границу, а ее имя упоминается Пушкиным в плане воспоминаний о Лицее); Катерина I — сестра лицейского товарища Пушкина Екатерина Павловна Бакунина; Катерина II — Екатерина Андреевна Карамзина, жена историка (по другой версии — актриса Екатерина Семеновна Семенова; на подаренной ей рукописи пушкинских «замечаний об русском театре» Н. И. Гнедич приписал, что они написаны, «когда он приволакивался, но бесполезно, за Семеновой»); Настасья — под вопросом, за нее ошибочно принимали билетершу передвижного зверинца, упомянутую в переписке А. И. Тургенева и П. А. Вяземского; Кн. Авдотья — княгиня Авдотья Ивановна Голицына; Катерина III — Екатерина Николаевна Раевская, старшая дочь генерала Н. Н. Раевского, вышедшая замуж за генерала М. Ф. Орлова; Агглая — Агглая Антоновна Давыдова, дочь герцога Де Грамона и жена отставного генерала А. Л. Давыдова (во втором браке — за французским маршалом Себастиани); Калипсо — гречанка Калипсо Полихрони, пела под гитару песни, одну из которых Пушкин переложил в стихи «Черная шаль»; Пульхерия — Пульхерица Варфоломей, дочь богатого кишиневского торговца; Амалия — Амалия Ивановна Ризнич, жена совладельца Одесского банка и Одесского театра; Элиза — Елизавета Ксаверьевна Воронцова, жена новороссийского генерал-губернатора М. С. Воронцова; Евпраксия — Евпраксия Николаевна Вульф, дочь тригорской помещицы П. А. Осиповой, соседки Пушкина по Михайловскому; Катерина IV — Екатерина Николаевна Ушакова; Анна — Анна Алексеевна Оленина, дочь директора Публичной Библиотеки и президента Академии Художеств А. Н. Оленина, двоюродная сестра Анны Петровны Керн; Наталья — Наталья Гончарова. Единственная, кого он обошел в 1-м списке, поместив ее во 2-й, — это Анна Керн; если же считать, что «Анна» 1-го «донжуанского списка» — Керн, то придется принять, что либо Катерина IV — не Екатерина Ушакова, либо в этом, единственном месте первого списка хронология Пушкиным все же нарушена.

2-й список содержит имена второстепенных увлечений Пушкина и начинается с «Марии» — имени Марии Смит, молодой вдовы, родственницы директора лицея Е. А. Энгельгардта, в 1816–1817 гг. жившей у него. На втором списке я подробно не останавливаюсь, поскольку для нашего обзора он существенного значения не имеет. Гофман, в своей работе «Пушкин — Дон Жуан» исследовавший оба списка, полагал, что «первый список содержит в себе имена, связанные с служением Пушкина Афродите небесной, а потому и более значительные, второй список связан с Афродитой земной и заключает в себе имена таких женщин, которые большею частью не оставили заметных следов ни в душе, ни в творчестве Пушкина». Как мы увидим, он прав лишь отчасти.

Имя первого списка, скрытое под N.N., всегда интриговало пушкинистов, и едва ли не каждый из них ломал голову над тем, кто именно была этой «утаенной любовью» Пушкина; это и есть наша первая отправная точка. «До сих пор остается открытым …вопрос о том, — писала в 1997 году Иезуитова, — кто же скрывается под загадочными литерами N.N. в этом списке. Несмотря на целый ряд предложенных пушкинистами расшифровок, ни одна из них не представляется убедительной в полной мере».

«N.N. — имя, самое трудное для определения», — считала Цявловская.

III

Вторая отправная точка — посвящение «ПОЛТАВЫ». Оно нам понадобится для дальнейшего сравнительного анализа точек зрения исследователей, поэтому привожу стихотворение целиком):

ТЕБЕ Тебе — но голос музы темной Коснется ль уха твоего? Поймешь ли ты душою скромной Стремленье сердца моего? Иль посвящение поэта, Как некогда его любовь, Перед тобою без ответа Пройдет, непризнанное вновь? Узнай,

по крайней мере, звуки, Бывало, милые тебе, — И думай, что во дни разлуки, В моей изменчивой судьбе, Твоя печальная пустыня, Последний звук твоих речей — Одно сокровище, святыня, Одна любовь души моей.

Чтобы впоследствии не возвращаться каждый раз к общему содержанию посвящения, проанализируем его. В этом анализе я исхожу из бесспорного, не подлежащего сомнению положения: Пушкин — гений и в стихах (во всяком случае, в зрелых стихах, к которым и относится посвящение «ПОЛТАВЫ»), никогда не ставил слова случайно, непродуманно; впрочем, об этом свидетельствуют и его черновики с тщательной, многократной правкой текстов — в частности и черновики обсуждаемого посвящения.

Совершенно очевидно, что под «музой темной» подразумевалось сокрытие, шифровка и что если речь идет о женщине, которую Пушкин любил когда-то, давно — «некогда» — и которой в момент написания стихотворения, в октябре 1828 года, оно было адресовано (а, как мы увидим, существует представление, что это посвящение может быть адресовано и не женщине), то он сознательно не хотел озвучивать, «утаил» ее имя. Поэт не говорит, что он любит ее и «сейчас»: в строках «Иль посвящение поэта, Как некогда его любовь, Перед тобою без ответа Пройдет, непризнанное вновь») речь идет прежде всего о самом посвящении, «Как некогда его любовь» — лишь сравнение, хотя здесь прочитывается и безответность его давней любви. Эта любовь поэта, скорее всего, не была длительной, это могла быть вспышка влюбленности, не имевшая долговременных последствий («пройдет»), но оставившая след в его эмоциональной памяти.

Ключ к пониманию этого места — в строке «Коснется ль уха твоего?», из которой следует, что в момент написания посвящения эта женщина должна была находиться не там, где стихи Пушкина были широко известны. Между тем к 1828 году Пушкин был уже общепризнанным национальным гением, каждое его новое стихотворение — тем более поэма «ПОЛТАВА» — читалось всеми образованными людьми, и это посвящение могло не стать ей известным только в том случае, если ее не было в России — или она была чрезвычайно далеко, например, в Сибири. Но даже если бы стихотворение дошло до нее, если бы она его прочитала, посвящение могло остаться «непризнанным», неузнанным ею, как когда-то прошло незамеченным чувство поэта; она могла не понять, что это посвящение ей — такой смысл слова «непризнанным» подкрепляется следующей строкой стихотворения: «Узнай, по крайней мере, звуки…».

Эта строка вместе со следующей («Бывало, милые тебе») свидетельствует о том, что когда-то стихи Пушкина ей нравились. Слова «во дни разлуки» не могут пониматься как разлука любящих, это просто отъезд Пушкина или адресата; можно было бы предположить, что «печальная пустыня» — свидетельство безответной любви адресата посвящения к поэту, но такое прочтение исключается началом стихотворения и его, поэта безответной любовью; следовательно, «печальная пустыня» адресата связана с некими печальными событиями в ее жизни, последствия которых имеют место на момент написания посвящения. И, наконец, последние две строки посвящения говорят о том, что эти печальные события или их последствия в жизни адресата и ее последние слова («Последний звук твоих речей»), сказанные ему или слышанные им, до сих пор вызывают в душе поэта некое святое чувство, такую любовь (возможно — любовь сострадания, смешанного с восхищением), которая не оставляет места какой бы то ни было иной любви.

Приведенный нами текст посвящения несколько отличается от текста белового автографа Пушкина, который был принят пушкиноведением за окончательный в первой трети прошлого века и который цитировали некоторые участники сборника. В беловике посвящения строка «Как некогда его любовь» была записана в варианте: «Как утаенная любовь»; этот вариант и стал второй отправной точкой поисков, одновременно давши обозначение и этой проблеме, и целой литературе о ней. Расшифровка адресата посвящения стала другим камнем преткновения для пушкинистов. «Кому посвящена „ПОЛТАВА“ — неизвестно, — еще до публикации статьи Щеголева „Утаенная любовь“ писал Лернер в работе „Труды и дни А. С. Пушкина“, — и нет возможности установить имя той, воспоминание о которой было „сокровище, святыня, одна любовь души“ поэта. Посвящению „ПОЛТАВЫ“ суждено остаться одним из таинственных, „недоуменных мест в биографии Пушкина“».